Петр Болотников - Последний круг Страница 14

Он глубоко знал, понимал физиологию, биохимию, гигиену. Но постоянно в течение многих лет поддерживал контакт со мной, утверждая, что помощь биолога необходима тренеру, чтобы не переступить границу допустимых нагрузок. Он требовал от нас объективных данных состояния спортсмена на всех этапах подготовки и, исходя из этих показателей, вносил коррективы в дозирование тренировочных средств.

Еще при первом обстоятельном знакомстве с работой Григория Исаевича мне бросилась в глаза неожиданная деталь. Все отдыхающее в пуще-Водице бегали. Рабочие, инженеры, врачи окрестных санаториев — все бегали. Григорий Исаевич быстро и легко убедил их в универсальной пользе оздоровительного бега. И сейчас, завидев пожилых людей, деловито трусящих в скверах, я вспоминаю Григория Исаевича Никифорова, выдающегося тренера, обойденного суетной славы…»

— Все верно он рассказал. Не ошибся профессор. Есть только одна тонкость. Даже не знаю, как сказать. В свое время осложнились отношения между Исаичем и Куцем. Так бывает, к сожалению. То ученик зазнался, а тренеру не хватило умении все поставить на свои места, то ученик перерастает тренера, то тренер, особенно если он с деспотическим характером, передавил, не сумел перестроить свое отношение к бывшему мальчишке, а теперь зрелому человеку, знаменитому чемпиону. У Куца с Исаичем было совсем иначе. Они тепло откосились друг к другу. Исаич был тактичен и мягок в быту. Они даже жили вместе одну зиму, у Исаича на квартире. Все было хорошо, пока не вмешался один человек. Не буду называть его. Отношения у них испортились, не катастрофически, конечно, но холодок такой образовался, явный холодок. И Куц; уже не говорил: «Мой тренер Никифоров, мой учитель Никифоров». Ничего не говорил. Будто он сам по себе вырос, как трава. Я все это произношу сейчас с чистой совестью, потому что не раз бывали у нас с Володей откровенные, резкие разговоры на эту тему.

Так вот, не знаю, как отнесется Куц к очерку о Никифорове, особенно к мнению Гандельсмана о том, что Исаич сделал Куца.

«Двадцать лет назад меня, военного моряка, перевели служить из Таллина в Ленинград. В Таллине я тренировался у Александра Александровича Чикина. Успел выполнить нормативы мастера спорта в стипль-чейзе и беге на 5 тысяч метров. Но в общем-то чувствовал себя в спорте еще салажонком. И меня очень беспокоила перспектива остаться без хорошего тренера. Некоторое время со мной занимался Леонид Сергеевич Хоменков, который в ту пору был руководителем нашей легкой атлетики. Он-то и посоветовал мне в Ленинграде обратиться к Григорию Исаевичу Никифорову.

Зимой в ленинградском манеже я не без колебаний подошел к невысокому плотному человеку. Он внимательно выслушал мою просьбу и велел приступать к тренировкам. Первый год занятий был безумно трудным. Огромные беговые нагрузки едва не раздавили меня. Доходило до того, что мне порой казалось, будто я ненавижу своего тренера за его безжалостность, жестокость. Он представлялся мне мучителем, задавшимся целью сломить меня физически и духовно. И так казалось мне довольно долго. Потом уже я стал понимать, что та нагрузка с лихвой компенсировалась восстановительными средствами, по части которых Никифоров был великий мастер. По сей день не встречал я тренера, который так же умел бы предусмотреть и обеспечить все необходимое для своего ученика, который был бы столь же добр и полон участия к нам, так много терпевшим на тяжелых тренировках.

Сейчас, с высоты стольких лет, тот год видится мне совсем иным. И не только потому, что забылась физическая боль и безмерная усталость. Нет, не поэтому. Сейчас я знаю, что Григорий Исаевич, быстро разобравшись во мне, твердо шел намеченным курсом: подготовить бойца, способного вынести любое напряжение спортивной схватки. Он тонко чувствовал грань, через которую переступать нельзя, чтобы не сломить человека. Но на подступах к этой грани тренер работал умело и целеустремленно, давая закалку, которая никогда меня потом не подводила.

Только теперь осознаешь, какая это филигранная была работа. Сам-то Никифоров не распространялся со мной на эту тему. Он был молчаливым человеком, мой учитель. Он мало говорил, но много делал. Много и хорошо.

Если я скажу, что сейчас нет таких боевых бегунов, как ученики Никифорова, то не надо мои слова воспринимать как брюзжание ветерана. Нашим преемникам и впрямь нечем особо похвастаться: ни медалями, ни секундами, ни славой. Как говорится, труба пониже и дым пожиже. Даже сейчас результаты, которых добивались Петр Болотников и Сережа Попов, показывают очень немногие наши бегуны. Обидно, но, кажется, утерян секрет подготовки настоящих бойцов, который знал Никифоров. Нет, я вовсе не претендую на роль человека, разгадавшего этот секрет. Я просто с горечью констатирую: мы забыли, как готовить боевых стайеров. Это тема особого разговора. И мне самому ясно здесь далеко не все. Но на одном хотелось бы остановиться.

Мне кажется, что мы перемудрили в разговорах о тактике бега. Стайеры понимают ее довольно просто: надо найти чудака, который доведет бег, чтобы потом на последних двухстах метрах все, кто прятался за его спиной, разыграли медали. И вот привычная картина забегов — на первых километрах каждый норовит увильнуть от роли лидера. Тот, кому удается лучше, слывет умным тактиком. Но он умный, пока не встретится в ответственных международных соревнованиях с настоящими бойцами. А уж там этот умник выглядит довольно глупо. Потому что нельзя стать гроссмейстером, играя только в поддавки. Нужно закалить себя в настоящей борьбе от старта до финиша. В борьбе за каждый метр дистанции.

Помню, сидит Никифоров грустный. «Что случилось, Исаич?» — спрашиваю его. «Вот почитай», — говорит. А в газете интервью одного нашего стайера, тогда еще молодого. Этот стайер сказал: «Я был готов на рекордный результат. Но никто из товарищей не поддержал меня, не захотел стать лидером и провести в хорошем темпе». Это было действительно грустно. Ни Болотников, ни я не нуждались в поводырях, когда шли на рекорд. И Кларка никто не тащил на рекорд, и Вирена, и Путтеманса. Нет, соперники нам мешали, а не помогали. На то они и соперники. Сейчас я боюсь, как бы этот деловой парень не сказал: «Я был готов стать чемпионом, но мне не помогли…» Как все-таки легко усваиваются иждивенческие взгляды. И как трудно воспитать бойца!

Мне могут возразить: Куц, мол, призывает к прямолинейной тактике, хочет, чтобы сегодняшние стайеры бегали только так, как бегал он сам. Нет, я далек от мысли считать только свою тактику единственно правильной. Хороша та тактика, которая ведет к победе.

Разумеется, мне было обидно, когда Кристофер Чатауэй выиграл у меня броском из-за спины на последнем метре дистанции. Но это была вполне корректная победа англичанина, который проявил большое мужество и стойкость, продержавшись за мной 4999 метров. Если бы сейчас наши стайеры так выигрывали у сильнейших бегунов мира, я первый кричал бы «ура». Но, к появлению, наши рекорды с каждым годом все больше отстают от мировых. И виновата здесь не «тактика финишного броска», которую все стараются взять на вооружение, а элементарная робость души тех, кто еще до старта рассчитывает не на то, чтобы выиграть, а на то, что ему проиграют.

Здесь, мне кажется, самое время высказаться по поводу давнего спора: что важнее — медаль или рекорд. Я не раз слышал, как спортсмены говорили: «Медаль выиграл — она твоя. А рекорд рано или поздно отберут. С этим спорить трудно, но такой расчет попахивает крохоборством. По-моему, настоящий спортсмен должен ставить перед собой максимальные задачи: и медаль и рекорд! Выбирая то, что дает потом, после ухода из спорта, более весомый процент, мы становимся суетливыми, невольно заражаемся микробом сомнения в своих силах, ищем путей полегче. Но эта мизерная арифметика чаще всего мстит, не давая ни рекорда, ни медали. Я точно знаю: пойдешь на рекорд — возрастут твои шансы и на победу. Она любит дерзких…

В пятидесятых годах у нас было определенное преимущество перед зарубежными бегунами в методике подготовки. Григорий Исаевич Никифоров разработал систему тренировки гораздо более прогрессивную, чем та, которой пользовались наши конкуренты. Но эта система была очень скоро расшифрована. В Мельбурне я провел около двадцати тренировок. Все они были засняты на кинопленку и тщательно проанализированы зарубежными специалистами.

Помню, как мы с Григорием Исаевичем читали переводы статей, опубликованных в австралийской и американской прессе, с подробнейшим описанием моих тренировок. Потом нам, не скрою, было немного обидно: соперники сумели воспользоваться нашей системой подготовки лучше, чем советские стайеры более поздних времен. Австралиец Перси Черутти, а потом и новозеландец Артур Лидьярд развили взгляды Никифорова и отлично приспособили их к своим условиям. А некоторые наши тренеры, не разобравшись, бросились копировать тренировочные схемы Герберта Эллиота, Питера Снелла, Мюррея Халберга, Рона Кларка.