Владимир Квачков - Спецназ России Страница 14

Для ведения диверсионных действий в 1940 году в составе вермахта был сформирован специальный диверсионный полк «Бранденбург» (в документах – 800-й учебный полк особого назначения «Бранденбург»). Практическая работа по подготовке диверсионных ударов по наиболее важным объектам советского тыла началась в конце 1940 года, в результате которой 17 мая 1941 года из состава 800-го (диверсионного) полка «Бранденбург» один батальон был придан группе армий «Центр», один батальон – группе армий «Юг» и две роты – группе армий «Север». Боевое применение подразделений полка тщательно планировалось как Генеральным штабом сухопутных войск, так и штабами групп армий в тесном взаимодействии с отделами «Абвера II» и офицерами полка «Бранденбург». Выделенные группам армий диверсионные батальоны распределялись поротно по армиям с определением объектов действий и порядка взаимодействия с наступающими войсками. Так, штабом группы армий «Б» (в последующем – группа армий «Центр») 20 мая 1941 года был издан приказ по организации диверсионных действий одной роты полка «Бранденбург» в полосе 4-й армии (приложение 7). Для руководства своими силами и средствами перед нападением на Советский Союз Управление военной разведки и контрразведки (абвер) сформировало на Востоке так называемые «фронтовые руководящие центры». Функционально они соответствовали трем главным отделам абвера. Под Варшавой располагался штаб «Валли-1» с теми же задачами, что и 1-й отдел абвера (разведка). В районе Августова находился штаб «Валли-2» (диверсионный центр), а в Восточной Пруссии – штаб «Валли-3» (контрразведка).

Анализ немецких военно-экономических и боевых возможностей, проведенный советским военным руководством, подтверждал, что Германия не способна вести длительную войну с Советским Союзом. Однако из этого делался вывод только о том, что, когда начнется война, немцы в первую очередь будут стремиться захватить Украину и другие богатые сырьевыми ресурсами районы страны. Вывод, что необходимо организовать воздействие на наиболее уязвимое место военного противоборства – тыловое и техническое обеспечение немецких войск, – сделан не был. В результате широкомасштабные систематические действия в тылу противника по уничтожению запасов и срыву снабжения войск противника боеприпасами, горюче-смазочными материалами, продовольствием и другими предметами тылового и технического обеспечения по железным и шоссейным дорогам как специальная задача какого-либо рода войск Красной Армии высшим военным руководством не рассматривались.

Только 16 июня 1941 года к практической работе по организации диверсионных действий приступил и Народный комиссариат внутренних дел. Вот как описывает взаимодействие с приграничными военными округами в этой области накануне войны П. А. Судоплатов, руководивший службой диверсионно-разведывательных операций в советских органах безопасности с конца 30-х до начала 50-х годов.

«20 июня 1941 года Эйтингон (заместитель П. А. Судоплатова) сказал мне, что на него произвел неприятное впечатление разговор с генералом Павловым, командующим Белорусским военным округом. Поскольку они с Эйтингоном знали друг друга по Испании, он попросил дружеского совета у Павлова, на какие пограничные районы, по его мнению, следовало бы обратить особое внимание, где возможны провокации со стороны немцев. В ответ Павлов заявил нечто невразумительное, он, казалось, совсем ничего не понимал в вопросах координации действий различных служб в современной войне. Павлов считал, что никаких особых проблем не возникнет даже в случае, если врагу удастся в самом начале перехватить инициативу на границе, поскольку у него достаточно сил в резерве, чтобы противостоять любому крупному прорыву. Одним словом, Павлов не видел ни малейшей нужды в подрывных операциях для дезорганизации тыла войск противника»[43].

Принято считать, что нападение фашистской Германии на СССР началось нанесением авиационных и артиллерийских ударов. Однако масштаб и характер диверсионных действий в тылу советских войск позволяет говорить о нанесении немецкой армией также и диверсионного удара, который предшествовал боевым действиям авиации и артиллерии и вторжению немецких войск. Целью удара было нарушить управление войсками и не допустить передачи в приграничные округа, соединения и части приказов и директив о приведении их в высшие степени боевой готовности, выходе в районы оперативного предназначения и занятии огневых позиций. Таким образом, форма применения немецких сил и средств со специальными задачами в тылу советских войск в первые часы войны имела признаки диверсионного удара по государственным и военным линиям связи и управления.

Оперативно-стратегический масштаб и значение этого диверсионного удара немцев в самом начале войны подтверждается его последующей оценкой Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым, бывшим тогда начальником Генерального штаба Красной Армии. «Чуть позже нам стало известно, что перед рассветом 22 июня во всех западных приграничных округах была нарушена проводная связь с войсками и штабы военных округов и армий не имели возможности быстро передать свои распоряжения. Заброшенная немцами на нашу территорию агентура и диверсионные группы разрушали проволочную связь, убивали делегатов связи и нападали на командиров. В штабы округов из различных источников начали поступать самые противоречивые сведения, зачастую провокационного характера. Генеральный штаб, в свою очередь, не мог добиться от штабов округов и войск правдивых сведений, и, естественно, это не могло не поставить на какой-то момент Главное Командование и Генеральный штаб в затруднительное положение»[44]. О серьезных затруднениях в управлении войсками из-за нарушений линий проводной связи немецкими диверсионными отрядами писал Маршал Советского Союза И. Х. Баграмян в книге «Так начиналась война»[45] и другие полководцы Великой Отечественной войны.

Таким образом, применение широкомасштабных диверсионных действий для нарушения управления войсками и работы коммуникаций, выполнения других специальных задач в тылу противника в начальном периоде войны и в последующих военных действиях, а также использование «пятой колонны» являлись составной частью немецкой теории «блицкрига». Вместе с тем, несмотря на выявленную серьезную уязвимость немецкой армии в техническом и тыловом обеспечении войск в ходе длительных боевых действий, советская военная доктрина в предвоенный период не предусматривала организацию диверсионных действий в тылу противника специальными регулярными соединениями, частями и подразделениями Красной Армии или другими вооруженными формированиями в форме систематических специальных действий или специальной операции в оперативном или стратегическом масштабах. Применение сил и средств для диверсионных и других специальных действий в тылу противника не входило в оперативные планы приграничных военных округов, а также воздушно-десантных, инженерных войск и кавалерии, и не было включено соответствующими главами в полевые и боевые уставы родов войск и служб. Формы боевого применения сил и средств в тылу противника не были разработаны в теоретическом плане и освоены в оперативной и боевой подготовке войск. В военных академиях и училищах, школах и курсах боевой подготовки войск вопросам партизанских действий не уделялось должного внимания. Промышленностью не был освоен выпуск мин и минно-взрывных средств, специально предназначенных для применения на железных и шоссейных дорогах. Организации Общества содействия обороне, авиационному и химическому строительству (ОСОАВИАХИМ) в своей деятельности по военной подготовке населения также не занимались вопросами подготовки и ведения партизанских действий.

Вторая мировая война стала проверкой предвоенных военно-теоретических взглядов советского руководства на роль и место вооруженной борьбы в тылу противника. Развитие специальных действий во время Великой Отечественной войны можно разделить на четыре периода.

Периодом поиска и становления форм боевого применения различных сил и средств в тылу противника со специальными задачами можно считать время с 22 июня 1941 года по 30 мая 1942 года.

Анализ действий сторон за несколько часов до войны и в первые часы и сутки ведения открытых боевых действий показывает, что если немецкая армия начала военные действия предварительным нанесением диверсионного удара по линиям связи и другим объектам государственного и военного управления, то советские войска каких-либо диверсионных или иных специальных действий в этот период не предпринимали.

Организация партизанских действий в тылу немецких войск советским политическим руководством с началом войны рассматривалась в основном не как задача вооруженных сил, а как одна из задач партийных и советских органов. 29 июня 1941 года, т. е. через неделю после начала вторжения, вышла Директива Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей, где, в частности, указывалось: «В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т. д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия»[46]. С точки зрения организации вооруженного сопротивления в тылу противника данная директива была лозунгом, поскольку никакой руководящей партийной или государственной структуры, предназначенной для «разжигания партизанской войны», заблаговременно создано не было. Установка на ведение открытой вооруженной борьбы с хорошо оснащенными и подготовленными частями немецкой армии обрекало партизанские отряды на разгром и чрезвычайно большие потери.