Татьяна Москвина - Ничего себе Россия! (сборник) Страница 14

Все в этой картине довольно обычно для фильмов данного вида – и гастроли по селу, где пьяные вдрабадан артисты падают на землю, а гонорар берут куриными яйцами, и маленький диктатор-директор, и молодая душевная актриса, полюбившая нашего «зайца» за муки, и склочная аморальная его жена. Забавен новый спонсор театра – колбасный торговец (Александр Баширов), который, являясь, конечно, переодетым чертом, желает самолично поставить пьесу о вампирах и дает нашему «зайцу» главную роль. Артисты покорно оставляют костюмы белочек и поросяток и переодеваются в летучих мышей, страшно раскрашивая свои пожухлые бедные лица. На свадьбе брата спонсора, которую с угарным размахом играют в театре, наш «заяц» не выдерживает окружающей пошлости и кусает спонсора-черта за нос. Наконец, за безобразия его увольняют из театра, он решает броситься с крыши, но по иронии судьбы падает на фургон с куриными яйцами, которые в страданиях заработали товарищи-актеры…

Вполне нормальный средний фильм, можно спокойно показывать по ТВ. Маклаков не Евгений Леонов (идеальный был бы исполнитель этой роли), но артист довольно приятный, небанальной внешности, с хорошей провинциальной добросовестностью игры. Не было никаких причин называть эту картину «Тупой жирный заяц», якобы привлекая публику дополнительным шок-эффектом. Скорее, своего зрителя режиссер отпугнул. А тридцатилетние любители вокала Максима Покровского (он звучит в фильме) не найдут там ничего искомого, никаких оригинальных приколов.

Однако случай с этим названием симптоматичен. Видимо, нас вскоре ожидает острый кризис названий в кино. Драгоценные плодоносящие слова («смерть», «любовь», «золото», «жизнь», «отец», «мать», «русский», «преступление», «мертвец») и производные от них уже употреблены, кажется, во всех сочетаниях. Тут и классики подгадили, застолбили главную дорогу – уже не назовешь свое кино, если это не экранизация, ни «Воскресение», ни «Идиот», ни «Лес», ни «Буря»… И неутомимый Голливуд истребляет в год десятки хороших названий. И телесериалы не дремлют, вытаптывая свои поляны. Идти по гордому пути классической музыки, где фигурируют «Симфонии №…» и вообще никак не называть свои произведения, кино, как рыночный товар, не может. Хотя Сокуров или Герман и могли бы назвать свои картины «Фильм № 6», «Опус № 21» – их все равно будут смотреть любители авторского кино. Что же делать?

Можно идти по второму кругу, конечно. Есть же у нас «Свадьба», фильм Исидора Анненского по Чехову, с Гариным и Раневской – и фильм П. Лунгина с тем же названием. Есть «Дорога» Феллини и «Дорога» режиссера Н. Петровой. Можно пойти путем А. Н. Островского, который часто использовал в названиях пьес русские пословицы и поговорки – «Не в свои сани не садись», «Без вины виноватые», «На всякого мудреца довольно простоты»… Этим путем, кстати, пошли создатели сериала «Не родись красивой» – и какой успех! Но это годится только для тех произведений, где есть четкая мораль. А с этим у нас проблемы.

Однако, честно говоря, несмотря на перепроизводство искусства, в хорошем-то фильме все хорошо – и название в том числе. Назвал же Михалков свою картину «Родня», Панфилов – «Тема», Рязанов – «Гараж», Муратова – «Настройщик», Сокуров – «Телец», Балабанов – «Брат», и преотлично получилось. Получилось потому, что название было связано со смыслом и центральным образом фильма.

А когда со смыслом невнятно или он неоригинален, тогда приходится мудрить. Иногда получается интересно и занимательно. Иногда – совсем мимо содержания фильма. Как в случае с тупым жирным зайцем, который оказался просто-напросто традиционным, бедным, маленьким и грустным зайчиком из старых советских комедий.

Война и поросенок

Чукотка – уже интересно. 1943 год – значит, Великая Отечественная в полном разгаре. Военный аэродром – хорошая фактура. А еще и старые мудрые чукчи, и поросенок Тарасик, и сумасшедший комендант, и американские летчицы, и хоровое пение «Интернационала», и ссыльный повар, и мертвое тело, и следователь по имени Яков, и… чего только не навертел в своем новом фильме «Перегон» Александр Рогожкин! И все от любви к жизни – подозреваю, что не слишком взаимной…

Александр Рогожкин хоть и настоящий герой авторского кино, но изъясняется на внятном, общеупотребительном киноязыке и говорит о простых и ясных вещах. «Караул», «Особенности национальной охоты», «Блокпост», первые серии «Улицы разбитых фонарей», «Кукушка» – ясное кино, своего рода столбовая дорога, по которой должны идти, на самом деле, толпы режиссеров. Но они сейчас валом валят в жанровый дизайн и на столбовой дороге что-то пустовато.

Рассказывать понятные, человекоразмерные истории про то, что случается-бывает с человеком в жизни, на хорошем русском, в естественных ритмах никто особенно не рвется. Вот лепить красивые и жуткие картинки, меняя планы каждую секунду, под забойную музыку – это интересно.

Там, где когда-то проходила столбовая дорога, – вообще почти что никого нет, кроме храбрых дедушек вроде Масленникова и Тодоровского. Да еще Балабанов с Месхиевым. Да Михалков – разумеется, но он теперь нас не балует своим творчеством, взял паузу в восемь лет. Так что Рогожкину никого не надо отталкивать, чтоб пробиться со своим кино к зрителю.

Зритель настроен к автору «Особенностей» исключительно доброжелательно. Однако тут есть и своя опасность – от известного режиссера зритель хочет, как правило, повтора, узнавания знакомого, подтверждения репутации. А всякий режиссер, тем более режиссер авторского кино – живое существо, и должен развиваться не навстречу пожеланиям, а по своей, заложенной в него программе. Так, как это, к счастью, делают деревья, свободные от давления человеческой воли.

Говорю к тому, что кое-что привычное, «рогожкинское» (например, юмор) зритель в картине найдет, а кое-чего не найдет. Так вот, негодовать не стоит – может, так и надо?

Например, зритель не найдет в этом фильме сюжета как строгой, единой истории, которая объединяла бы всех героев. Их объединяет только место действия, аэродром. Но у Рогожкина так бывало – и в «Блокпосте», и в «Особенностях». Это такие вот приметы русского, мужского эпоса в его комедийном варианте.

Сначала может показаться, что обещан боевик про то, как союзники пригнали самолеты, а нашим летчикам теперь надо их перегнать на фронт. Но нет – за пределы аэродрома мы не выйдем, и надежда на боевик растает, как маленькая грозовая туча. Потом может показаться, что будто бы собирается мелодрама и намечаются контуры любовного треугольника между бывшей женой коменданта (Анастасия Немоляева) и командиром (Даниил Страхов). Нет, и мелодрама растворяется в воздухе. Может быть, главное в «Перегоне» не условности жанра, а ход обыденности, тыловые будни?

Здесь не История правит, та, что с большой буквы, и даже не та, что с маленькой, здесь правит анекдот. Правда, анекдот – вещь короткая и быстрая, а картина идет больше двух часов. Так это такая особенность национального кинематографа, поскольку Россия, как нам давно объяснил Рогожкин, вообще вся сплошь состоит из особенностей…

Рогожкин сам пишет сценарии своих картин, он литературно одаренный человек, и написал в «Перегоне» много выразительных лиц.

Это и сильно пьющий, жестокий и несчастный припадочный комендант (Алексей Серебряков), и милейший политрук с непременной верной собачкой, трусящей за ним (Юрий Ицков), и умный, проницательный и страшный следователь (Кирилл Ульянов), и ссыльный авиаконструктор, ныне повар (Юрий Орлов), и многие другие. Настоящих конфликтов между ними нет, разве что ледяные глаза следователя нагнали страху на мирный аэродром, но следователь как приехал, так и уехал. Нет конфликтов, потому что все они – прекрасные люди. Прекрасные русские люди.

Но и команда американских летчиц и летчиков – тоже хорошие люди. Доброжелательные, веселые, отлично исполняющие профессиональный долг. А чукчи какие чудесные люди! Они очень умные, чукчи, умные и простодушные. Из них выходят настоящие герои, даже если они немного хитроваты и подловаты, как мальчик Попов, который писал доносы в НКВД. Однако потом, как мы узнаем в эпилоге, он пошел на войну и героически погиб. Постепенно в более-менее реалистическом повествовании все сильнее звучат сказочные ноты. Режиссер, как бог, воинственно охраняет созданный им мирок от всякого зла. Прочь, демоны! Здесь живут хорошие люди в промышленных количествах, повар-ссыльный невероятно вкусно готовит, врач выращивает в оранжереях цветы и плоды, не обращая внимания на тревожный рев самолетов, женщины женственны, мужчины мужественны. В чудодейственном воздухе картины оживают даже засохшие розы, а поросенок Тарасик, переданный в дар американцам, отъелся на Аляске в огроменную свинью…

Короче говоря, Александр Рогожкин совершенно созрел для сказки. На реалистические картинки из военной жизни «Перегон» похож только по формальным признакам. На самом деле вся эта картина пропитана любовью к хорошей, чистой, правильной, простой жизни, где все люди братья, а водка всегда холодная и подают ее в стаканах крутобедрые и полногрудые бабы. Где женщина сообщает мужчине о своей беременности в таких выражениях – «Василий Иванович, я от вас тяжелая», а тот одобрительно гладит ее по животику. Где машины и механизмы – такая же живая живность, как собака или поросенок, и требует ласки и заботы…