Газета День Литературы - Газета День Литературы # 93 (2004 5) Страница 14

в его течении живом

дарил то звёзды, то восход,

то облака, то дальний гром,

то радугу, то детский смех,

то небывалые цветы,

когда ложился первый снег,—

скажи, всё это помнишь ты?..

Ревёт холодный океан,

вращая небо за собой,

и в щепки крошит ураган

надежды, данные судьбой,

и наша жизнь — уже ничья,

но в хоре волн, набравшем мощь,

журчанье давнего ручья

ты узнаёшь? Ты узнаёшь?

МАЙ 1982 ГОДА. РАДОНИЦА

С утра гудят колокола,

и гул стекает на низины,

и туч холодная смола

ползет по небу над Россией,

влача холодный, тусклый след

по перелескам и оврагам.

Тот путь безудержен и слеп.

Траву — еще нежнейший бархат —

вминают в землю сотни ног,

спешащих к вечному жилищу.

Подумай, как ты одинок

под этим небом, Что ты ищешь.

Лишь сердце памяти неровно

забьется через толщу лет:

о, сколько жгучей нашей крови

уже покоится в земле!

Известно всё: что тело бренно,

что смерть привычна и близка,

но в каплях дождевых сирени

уже светлеют — навека.

* * *

Россия — что песочные часы

и снова перевёрнута вверх дном,

и в доме, до недавнего — родном,

не разобрать, чей дух, отец и сын.

Всё сыплется и сыплется песок,

но чья же терпеливая рука

который век касается часов,

и чьи же очи смотрят в нас — пока?

НА ЗАКАТЕ

Так мало от жизни осталось.

Это, наверное, старость:

пройти на перрон к электричке

и сесть у окна, и не видеть

пейзажи евангельской притчи,

куда не войти и не выйти,

мелькание ближнего мира

и мягкую грусть удаленья

далеких домов и деревьев,

растущих, быть может, не мимо.

Владимир Винников О ПОЛЬЗЕ ДИСЦИПЛИНЫ

Подводя итоги первого тура премии “Национальный бестселлер”, ее организатор Виктор Топоров публично посетовал на “известного рода дисциплинированность” критиков И.Кириллова и В.Винникова, чье голосование в пользу повести В.Распутина “Мать Ивана, дочь Ивана” он счел “консолидированным” и вызванным далеко не эстетическими мотивами. Конечно, возможность диалога с маститым питерским издателем об эстетике (не о вкусах — о них не спорят) интересна, но — зачем оргкомитету, зная о неизбежной сплоченности представителей национальных меньшинств, вообще было обращаться к таким номинаторам, как В.Бондаренко, и включать в число членов Большого жюри упомянутых выше критиков? А, сделав подобный шаг ради расширения области литпроцесса, охваченного премией, затем делать удивленные глаза? Думаю, присутствие в шорт-листе “Нацбеста” В.Распутина и В.Галактионовой послужит укреплению авторитета данной премии, а вовсе не посрамлению ее организаторов. Ведь демократия — это не вседозволенность. Если не верите — поинтересуйтесь у М.Горбачева. Здесь без дисциплины — никак. Так вот, о “Нацбесте”-2004. По преимуществу, но не только...

ВСЁ, КАК У ЛЮДЕЙ

Олеся НИКОЛАЕВА. Мене, текел, фарес.— М.: ЭКСМО, серия "Сильный пол", 2003, 639 с., 3100 экз.

Роман в новеллах посвящен духовным и мирским коллизиям, связанным с жизнью русской православной церкви. Написан легко, но все-таки — как икона: за первым, изобразительным слоем присутствует и второй, художественный, и третий, символический.

Возможно, именно эта "легкость бытия", когда тяготы жизни не то чтобы не замечаются вовсе в некоем душевном порыве, но действительно становятся "тягостью тяготящего меня", несколько отрывает книгу Олеси Николаевой от беллетристики как таковой. Даже внешняя, фабульная кульминация повествования — рассказ о настоящем сражении за Рождественский храм с общиной православствующих "лаврищевцев" не совпадает с кульминацией внутренней — "исчезновением" иконописца игумена Ерма, прошедшего долгий путь духовных испытаний и прельщений, чтобы стать то ли католическим кардиналом, то ли православным старцем, подвизающимся "кажется, в тамбовских, а может и в новгородских лесах".

"Ну у вас, у церковников, я тебе скажу, всё как у людей. И испанские интриги, и мордобой, и объявление Чацкого сумасшедшим. Жизнь бьет ключом. Мне это даже нравится. А то всё — пост да молитва, молитва да пост",— говорит героине-автору ее друг, "светило российской психиатрии", скрытый под псевдонимом Мишка и сыгравший главную роль в разрушении всей комбинации "лаврищевцев" против архимандрита Филиппа, посланного в Рождествен- ский монастырь распоряжением Патриарха.

А вот еще рассказ о посещении старца архимандрита Кукши женой президента и начальником ее охраны:

"К этому старцу когда-то приезжала жена самого российского президента с охраной. Начальнику охраны она пообещала, что тоже спросит про него у старца. Тот усмехнулся и сказал — меня интересует лишь одно: стану ли я генералом. И вот они приезжают. Холодно было, мокро, ждут у калитки, никто к ним не выходит. Старец, значит, их немного смиряет. Жена президента, понятно, смиряется, призывает к этому и охрану, генерала будущего подбадривает. Наконец, старец к ним вышел. Глянул на мадам и говорит:

— Посикать хочешь?

Она замялась, но всё же сказала:

— Хочу!

— Ну так пойди и посикай — там, за углом.

С этого началось их общение. Потом он провел всех в избу, рассадил, поговорил с президентшей. Она поплакала, посмеялась, устыдилась, возрадовалась, всё для себя выяснила. Пришла пора выполнить обещание, данное охраннику.

— Отец Кукша, со мной приехал мой защитник, полковник. Скажите, он интересуется, а будет он генералом?

Старец посмотрел на охранника, потрепал его даже по плечу и сказал любовно:

— Ну какой ты полковник, сынок? Ты же вор!"

ВИТЯ НА РАСПУТЬЕ

Алексей ИВАНОВ. Географ глобус пропил.— М.: Вагриус, 2003, 366 с., 3000 экз.

Одной из достопримечательностей издательства "Вагриус", как известно, являлась неразлучная пара корректоров: В.А.Жечков/С.Ф.Лисовский. Видно, свой нелегкий хлеб они отрабатывали вовсе не в поте лица, за что и были понижены в должности до "п.корректоры".

А при чтении романа Алексея Иванова в памяти, несомненно, возникает "доперестроечная" проза дементьевской "Юности" 70-х—80-х годов: оптимистичная "несмотря ни на что", вообще отстраненная от "большой" проблематики и завязанная на личных отношениях. Не зря такое место в ней занимают воспоминания главного героя — судя по всему, ровесника автора, 1969 года рождения.

"Тинейджерское" время больших открытий и откровений, школьные будни и поход с учениками по тайге, машина времени, изобретенная Алексеем Ивановым и сделанная "в металле" издательством "Вагриус", работает, тем не менее, льет воду на мельницу тихой ностальгии. Уходит от главного героя Виктора Служкина к его другу Будкину жена, "томящаяся нежно" прекрасная "училка" Кира Валерьевна, жаждущая "настоящего мужика", так и не дожидается того же Служкина к себе в постель из душа — вернее, дожидается, но он, гад такой, выпивает там две бутылки вина; девятиклассница Маша на последних страницах оказывается дочкой "железного завуча" Розы—"Угрозы" Борисовны; плюс прочие страшные подробности текущей жизни — короче, сплошное бегство от реальности в "другую" реальность. Эскапизм, так сказать, но с поправкой на "чернуху" 90-х. И ничего это не меняет. Возврат чреват повторением. А "не повторяется такое никогда". Витязю на распутье надо куда-то идти дальше. Вопрос только в том — куда? Главный, неизбывный вопрос, от которого не уйти обратно.