Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6361 ( № 9 2012) Страница 14

Да не поставит мир жуков

вдруг точку на моей карьере,

и не вползёт ко мне в альков,

и не присудит к высшей мере.

Август, 2011

* * *

Пермь - быв. г. Молотов, ныне Пермь (из энциклопедии).

Я родился в городе Перми.

Я Перми не помню, чёрт возьми.

Железнодорожная больница.

Родовспомогательная часть.

Бытие пока ещё мне снится,

от небытия не отлучась.

Год военный, голый, откровенный.

Жизнь и смерть, глядящие в упор,

подразумевают неотменный

выносимый ими приговор.

Враг стоит от Волги

до Ла-Манша,

и отца дорога далека.

Чем утешит мама, дебютантша,

военкора с корочкой "Гудка"?

И, эвакуацией заброшен

на брюхатый танками Урал,

я на свет являюсь недоношен -

немцам на смех,

чёрт бы их побрал!

Я на свет являюсь - безымянный,

осенённый смертною пургой.

Не особо, в общем, и желанный,

но хранимый тайною рукой -

в городе, где всё мне незнакомо,

где забит балетными отель,

названном по имени наркома,

как противотанковый коктейль.

И у края жизни непочатой

выживаю с прочими детьми

я - москвич, под бомбами

             зачатый

и рождённый в городе Перми,

где блаженно сплю, один из судей

той страны, не сдавшейся в бою,

чьи фронты из всех своих орудий

мне играют баюшки-баю.

Октябрь, 2011

* * *

К ночи, когда понесут трепачи

умные вздоры,

превозмогая усталость, включи

ящик Пандоры.

Не донесётся с полуденных стран

песня Хафиза,

но без усилий проломит экран

грудью Анфиса.

И во дворе, где с утра поддавал,

меряя граммы,

четырёхлетнюю тащит в подвал

зритель программы.

Будет сулить нам блага имярек,

ржачку - каналы.

Се - двадцать первый

продвинутый век

входит в анналы.

Здесь под фанеру вопит педераст,

млея от страсти,

и, на иное ничто не горазд,

ластится к власти.

И, не боясь угодить на скамью,

сердцем не жёсток,

не торопясь вырезает семью

трудный подросток.

Нам растолкуют, что твой Пуаро,

просто и прытко,

как проносила, спускаясь в метро,

бомбу шахидка.

И генерал, что страну известил

об инциденте,

не утаит, сколько весил тротил

в эквиваленте.

[?]Милая, выруби этот дурдом.

Дуй за заначкой.

Или ещё перечти перед сном

"Даму с собачкой".

Сентябрь, 2011

* * *

Как обычно, с шести до семи

по бульвару, что льнёт к переулку,

человек, не заведший семьи,

не спеша совершает прогулку.

Он по моде пострижен, побрит

и спасаем кашне от микробов.

Но пальто дорогое сборит

и, сдаётся, не чищена обувь.

О свобода от тягостных уз,

от житейской рутины и прозы!

О счастливец, не дующий в ус,

обожающий метаморфозы!

Он проходит наш бедный сыр-бор

без малейшей обиды и злости,

не имея в сей жизни опор

никаких,

кроме собственной трости.

Дни туманней, и даль золотей.

И, усевшись под вянущей ивой,

на играющих шумно детей

он взирает с тоскою брезгливой.

Мир прекрасен, не ясен итог.

И "жигуль" никому не завещан.

И глядит он, жалея чуток

всех его не приветивших женщин.

И, поднявшись легко со скамьи

(благо небо немного поблекло),

человек, не заведший семьи,

не спеша направляется в пекло.

Ноябрь, 2011

* * *

Отец уже три года не вставал.

Родня, как это водится, слиняла.

И мать, влачась, как на лесоповал,

ему с усильем памперсы меняла.

Им было девяносто. Три войны.

Бог миловал отсиживать на нарах.

Путёвка в Крым. Агония страны.

Бред перестройки.

Дача в Катуарах.

И мать пряла так долго эту нить

лишь для того,

чтоб не сказаться стервой, -

чтобы самой отца похоронить.

Но вышло так - её призвали первой.

И, уходя в тот несказанный край,

где нет ни льгот, ни времени,

ни правил,

она шепнула: "Лёня, догоняй!" -

и ждать себя отец мой

не заставил.

Они ушли в две тысячи втором.

А я живу. И ничего такого.

И мир не рухнул. И не грянул гром -

лишь Сколковым назвали

Востряково.

Январь, 2012

* * *

А дни впереди всё короче,

а тень позади всё длинней.

И нет ни желанья, ни мочи

разглядывать, что там за ней.

Ты думал, что ты астероид,

как свет воссиявший в ночи.

Но жизнь тебя быстро уроет,

стучи на неё - не стучи.

И совесть тебя до могилы

преследовать будет, как тать.

Но нет ни охоты, ни силы

печальные строки смывать.

Но нет ни ума, ни уменья,

спасая посмертную честь,

казаться в глазах поколенья

и лучше, и чище, чем есть.

Что было - проносится мимо

и тает в дали голубой.

И прошлое непоправимо,

о Господи, даже Тобой.

Я плод Твоего попущенья,

ввергаемый в этот бедлам.

Но Мне, - Ты сказал так, -

отмщенье,

и Аз - будь спокоен - воздам.

Август, 2011