Газета День Литературы - Газета День Литературы # 155 (2009 7) Страница 14

Даньцзян, плескаясь, тёк вдоль всей южной стены крепости, однако самым абсурдным образом достать питьевую воду в селении было очень непросто. От крепостных ворот местным жителям с коромыслом и вёдрами через плечо сначала приходилось спускаться вниз по триста семидесяти двум ступеням, а потом плестись четверть километра по речной отмели. Поэтому в период дождей под водосток с крыш местные жители выставляли деревянные кадки, которые постепенно наполнялись водой. Когда вода отстаивалась, чистую воду они пили сами, а муть оставляли скоту. Однако в последние пару лет в крепости начали копать колодцы. Самые скромные из них глубиной были по меньшей мере метров тридцати, а иные достигали и всех ста. Сердца тех, у кого теперь был колодец, радостно бились от трескучего скрипа колодезного ворота, у остальных же – безколодезных – от этого звука на душе делалось только тревожно и пусто.

Счастливыми обладателями колодцев были в основном местные богатеи. Богатеями тут, правда, считались разного рода ремесленники, плотники и даже простые каменщики. С виду между селянами не было какой-то особой разницы, и было непросто сразу сказать, кто был умнее других. Тут не было ни каких-то особенных условий для зарабатывания денег, ни финансовых средств для вложения в прибыльные экспортные предприятия, поэтому любой, даже вполне посредственный навык или умение могли сыграть очень большую роль в благосостоянии той или иной семьи. Таким образом, колодцы стали своеобразным символом возникшего ремесленного класса, показателем его финансового и социального преуспеяния, одним словом – великим свершением в жизни каждой семьи.

Колодезных дел мастер Ли Чжэн был человеком своего времени, посвятившим многие годы оттачиванию собственного ремесла. Работая всю жизнь на богатство других, он и себе сколотил приличное состояние, из-за чего возомнил о себе невесть что, видя в своём ремесле чуть ли не божественный перст судьбы. В какой-то момент он немного повернулся на почве мистики и геомантии и во всеуслышанье объявил три условия, при невыполнении которых он отказывался копать новый колодец: если на место будущего колодца предварительно не пригласили мастера фэншуй, если день начала работ не был особо благоприятствующим и, наконец, если угощение или плата, а пуще того презрительное отношение заказчиков были ему не по нраву. Все эти условия он высказывал с такой особой торжественностью, будто он был послан самим Небом, дабы облагодетельствовать мир своим умением.

В Крепости не было никого, кто бы не завидовал мастеру, как будто тот не колодцы копал, а разрабатывал взаправдашние золотые жилы. Многие родители, подготовив богатые подношения, отправлялись к нему с поклоном предлагать своих чад в ученики, но этот Ли Чжэн всем отказывал наотрез.

– Это занятие не каждому по зубам!

– Мой сын пусть и туповат, но зато очень усерден.

– Да разве ж тут только в усердии дело?

Слова мастера ставили людей в тупик, и те пуще прежнего принимались молить его, но мастер обрывал их, говоря: "У меня в семье уже есть У Син". У Син был единственным сыном мастера, и всё ещё ходил в школу, но смысл слов мастера был предельно ясен – ремесло должно остаться в семье.

Жена мастера никак не могла привыкнуть к такому бессердечию своего мужа. Ведь, мужчина может заниматься своими делами вне дома, а женщина привязана к дому и триста шестьдесят пять дней в году должна общаться с соседями, поддерживать с ними приятельские отношения. Боясь, как бы соседи не затаили на них обиды, она день за днём пыталась мягко увещевать мужа. В то же время она твёрдо стояла на своём, ни за что не соглашаясь, чтобы У Син бросил учёбу в школе, дабы перенять отцовское мастерство, как говорят в этих краях. В конце концов, после долгих уговоров мастер пошёл на то, чтобы взять себе в подмастерья бедняка Тяньгоу, но с одним условием: за несколько жалких фэней в день тому разрешалось лишь подсоблять мастеру в самой изнурительной части работы. Никаких секретов мастерства Ли Чжэн раскрывать ему не собирался.

Этот Тяньгоу – или "Небесный Пёс" – был бедняк-бедняком из самой безнадёжной голытьбы. Ему было уже тридцать шесть лет, а он всё ещё не сподобился скопить достаточно денег, чтобы взять в дом жену и завести семью. Не удивительно, что Тяньгоу боготворил своего мастера и на лету ловил каждое его указание. С виду он был кожа да кости, необыкновенно бел лицом, с высоким лбом и густыми висками. В обычные дни он сам по себе слонялся без дела, развлекаясь охотой на диких кроликов, рыбалкой и ловлей кузнечиков. С самого рождения не походя ни внешностью, ни повадками на обычного крестьянина, он так и остался неприкаянным и беспутным недоразумением к глазах односельчан.

Шестого числа шестого месяца по лунному календарю – день был благоприятный, тут и по гадательным книгам не надо было проверять – мастер с учеником отправились в восточную часть посёлка рыть колодец для семьи Ху. Накануне вечером жена мастера зажгла свечу в центральной комнате. Догорая, свеча неожиданно полыхнула ярким языком пламени, что сильно встревожило хозяйку. Утром, провожая мужчин в дорогу, она никак не могла унять волнения. И как раз когда она давала им наставления быть поосторожней, из её глаз вдруг покатились нежданные слёзы.

От вида слёз хозяйки сердце Тяньгоу учащённо забилось. Ему вдруг показалось, что та необыкновенно похожа на бодисатву. Тридцати шести лет от роду, девственник, Тяньгоу тем не менее хорошо разбирался в таких вещах и понял, что по крайней мере наполовину эти слёзы предназначались ему. Вообще-то она относилась к нему не как ко взрослому мужчине, а как к маленькому щенку. Тяньгоу со своей стороны охотно подыгрывал хозяйке, часто принимая в её присутствии немного простаковатый рассеянный вид.

Наконец хозяйка сказала: "Тяньгоу, для тебя ведь это особый год – год становления..."

Тот ответил, что бояться было нечего и что с красной бичёвкой, повязанной вокруг пояса, любое дело у него теперь должно было заспориться.

– Мастер ведь человек счастливой судьбы, и вместе с ним никакие напасти мне не страшны!

Дома у семьи Ху мастера и ученика усадили за лакированный квадратный стол и угостили самым лучшим чаем. Пока они молча наслаждались вкусом и запахом напитка, обстановка в доме становилась всё более и более торжественной. В конце концов, в комнату вошёл одетый в жёлтый халат мастер фэншуй. На голове у геоманта красовался бумажный убор, а в руках он нёс компас, при этом очень комично пританцовывая ногами. Тяньгоу было засмеялся, но увидев серьёзное выражение лица своего мастера, смачно сплюнул на пол, пытаясь скрыть невольный приступ смеха. Определив место для будущего колодца, мастер фэншуй набрал в рот чистой воды, с силой выпрыснул её на лезвие ритуального меча в форме ивового листа и с закрытыми глазами начал читать длинное заклинание "призывания воды". Всё это время хозяин, вдохновлённый его бормотанием, поливал водой выбранное место, принеся таким образом жертву духу земли. Затем колодезных дел мастер встал из-за стола и подошёл к геоманту. Тот спросил мастера: "Вода то тут есть вообще?" Мастер ответил: "Есть". Тот снова спросил: "А что за вода?" "Из Янцзы", – последовал ответ. Мастер взялся за свою мотыгу и с лязгающим звуком опустил её в самом центре крестообразной отметины, оставленной геомантом. Тяньгоу подумал про себя, что крепость ведь расположена прямо на берегу реки, а раз так – разве здесь сыщешь место, где бы воды не было? Он еле сдержался, чтобы не засмеяться.

Вокруг изначальной отметины мастер нарисовал круг диаметром сантиметров в шестьдесят и выкопал по его контуру яму глубиной примерно в полчеловеческого роста. Это называлось "закладкой колодца", и размеры ямы должны были быть абсолютно точными – ни больше, ни меньше. Закладка была самой ответственной частью работы, так что мастер взял её на себя. По завершении он выпрыгнул из ямы и со всеми удобствами устроился на стуле, попивая чай и куря сигареты, пока Тяньгоу продолжил работу в соответствии с заданными мастером пропорциями. Со своими длиннющими руками и ногами Тяньгоу пришлось сложиться в три погибели, чтобы как-то поместиться в этом колодце. Даже с самой маленькой мотыгой ему едва хватало места для размаха, так что после нескольких сотен ударов он совершенно выбился из сил и почувствовал нараставшее в нём раздражение к своему новому занятию. Чем глубже он уходил в землю, тем меньше свободы оставалось его телу. Словно странный шелкопряд, тянущий свою нить из сырой земли, он понемногу загонял собственное тело в удушливый земельный кокон. Когда глубина достигла десяти-пятнадцати метров, мир погрузился в кромешную тьму, и Тяньгоу пришлось зажечь небольшую керосиновую лампу, которую он поместил в небольшом углублении в стене. Но понемногу глаза Тяньгоу словно превратились в кошачьи зырки – зрачки расширились и даже зажглись зелёным свечением. После этого Тяньгоу работал уже полностью по наитию.