Юрий Мухин - Отцы-командиры Часть I Страница 15

Вскоре появился постоянный читатель — инструктор райкома партии. Но он пришел не за очередной книгой для чтения, а принес обширный список врагов народа, которые были репрессированы, а книги их изымались из библиотек и подлежали уничтожению, сначала сожжением, а позже они перерабатывались на бумажных фабриках. Когда с вредными книгами было покончено, я спросил инструктора, а как быть с теми книгами, где фамилии «врагов народа» упоминаются в тексте. Он не знал, что мне ответить, и из партийного кабинета позвонил секретарю райкома, но и тот ничего определенного не смог сказать. В Полном собрании сочинений Ленина на титульном листе стояли фамилии трех редакторов, среди которых был Бухарин.  

Эту фамилию мы широким плакатным пером во всех томах зачеркнули черной тушью. А книги «врагов» вынесли во двор и предали огню, так как не разрешено было оставить их для использования на растопку печи.

Обратив внимание, что я работаю один, инструктор предложил свою жену в сотрудницы библиотеки. Я быстро ввел ее в курс дела, и она неплохо работала. Но наступила зима. Топлива нам не отпускали по бедности нашего района. Моя сотрудница пыталась согреваться, заигрывая и толкаясь со мной плечами. Вскоре она уволилась. Я заказал в штемпельно-граверной мастерской в Пятигорске печать и штампы.

К весне появился новый заведующий районным клубом Туманов Константин, громко именовавший себя директором Дома культуры. Летом отец и мать решили вернуться в свою хату на хуторе, где временно проживала бабушка, которая хотела перейти в Исправную к дочери Аксинье, у которой было трое маленьких детей. Я решил временно оставаться при своем деле. Мы с Костей в доме напротив сняли комнату, перетащили туда постели и зажили холостяками. Днем делали прополку на огороде, оставленном родителями. Мать оставила мне примус, и я на нем готовил еду. Мы вместе с Костей входили в одну систему народного образования, подчиненную инструктору Тлисовой. Она требовала готовить самодеятельные коллективы, и Костя вовлек меня, своего массовика, моего друга Ивана, машинисток из нарсуда и райисполкома Марию и Анну в самодеятельность. Мы подготовили несколько коротких водевилей, вроде чеховского «Юбилея». С большим успехом выступали сначала в своем, а потом и в клубах других аулов. О нашей затее писали даже в областной газете. Регулярно демонстрировались в клубе кинофильмы, хотя райцентр по-прежнему не был электрифицирован. Кинофильмы показывали с помощью клубного движка, хотя шел уже 1939-й год.

Аня была замужней и имела ребенка, Мария работала в суде секретарем и была года на два старше меня. Отличалась неповторимой восточной красотой и имела многих почитателей в райцентре. Со временем она стала оказывать мне некоторые знаки внимания, вроде Шуры в Ессентуках, но я не имел опыта амурных дел, хотя она  мне нравилась. Однажды она ущипнула меня за щеку, я ухватил ее за кисти рук, она положила свою голову мне на плечо, и я поцеловал ее в щечку, как маленького ребенка. Она быстро выдернула свои руки, и я приготовился получить пощечину. После некоторого смущения она произнесла: «Саша, да ты еще и целоваться не обучен». Это делается вот так... и преподала мне урок затяжного поцелуя, от которого у меня перехватило дыхание. Потом все репетиции заканчивались уроками поцелуев. Я догадывался, что и Анна была ко мне неравнодушна и ревновала. Но все закончилось тем, чем должно было завершиться. Убрав огород в Хабезе, мать и отец попросили меня уехать с ними снова на хутор, так как приближался год моего призыва. Моя начальница Тлисова несколько раз выспрашивала меня о том, сможет ли она справиться с обязанностями заведующей. Я заверил, что с хорошей сотрудницей она справится вполне и передал ей все налаженное хозяйство. Особенно ей нравилось ставить печать и штампы на книгах. Я прощался с двумя годами моей первой трудовой деятельности, с друзьями, которых у меня оказалось немало, и первой любовью, научившей меня искусству поцелуев.

Пионервожатый

К этому времени моя родная станица становится райцентром и переходит из Краснодарского края в Черкесскую автономию. Район был маленький — всего две станицы и два хутора, объединявших с десяток колхозов. Теперь уже и на хуторе была семилетка, а в Исправной НСШ развернули в полную среднюю школу. В новом райкоме комсомола мне предложили в третий раз сменить профессию и послали на учебу в Пятигорск в Краевую школу старших пионервожатых, которая базировалась при педагогическом институте. Я никакого желания не имел, но тут было комсомольское поручение, от которого по тем временам отказываться было не принято. Да и в окладе я не ущемлялся. Оклад и стипендия были 200 рублей. Учеба наша продолжалась с 1-го декабря 1939 года по июнь месяц 1940 года. По численности эти курсы были в два раза большими, чем библиотечные. Всего было 55 человек курсантов, разделенных на две учебные группы. Как и в  Ессентуках два года назад, мы изучали свои предметы на слух, не имея учебников по главным предметам, кроме литературы и исторических дисциплин. Вели записи в виде конспектов. Начальник школы и заведующий учебной частью были штатными. Они же вели и главные дисциплины по профессиональному обучению, остальные — приватные из пединститута.

Первоначально лекции проводились в аудиториях института. Там же в студенческой столовой питались, проживали в студенческих общежитиях или на частных квартирах, преимущественно в полуподвальных помещениях. Нас было четверо в одной такой комнатке. В Пятигорске началась для нас и там же закончилась война с Финляндией. Примерно в марте всех студентов и нашу школу убрали из здания института, обратив его в пункт формирования команд, призываемых из запаса. Для занятий нас перевели в замечательное помещение, которое до революции построил для себя главный инженер железной дороги. Это был двухэтажный особнячок, выполненный с большим вкусом и художественным мастерством. Конечно же, его присвоила себе руководящая и направляющая партия большевиков, обратив под парткабинет, пустовавший, как и везде, без особой надобности. Студенческую столовую перенесли в парк «Цветник», где в зимнее время пустовало двухэтажное здание курортного кафе.

Наш завуч Шевченко Григорий Михайлович «натаскивал» нас по предмету пионерского дела и международного детского движения. Мы изучили все формы пионерской работы, руководящую роль партии и комсомола, проведение лагерей и всех спортивных мероприятий. Одновременно мы изучали историю партии и советского государства. Григорий Михайлович был одаренным человеком и всеобщим любимцем. Ко мне он питал особенное чувство старшего наставника и сделал для меня за полгода больше, чем другие за семнадцать лет моей тогдашней жизни. Он строго следил за выбором мною книг для чтения и руководил подбором авторов. Питался он вместе с нами в студенческой столовой, но выходили мы из нее часто с чувством недоедания. Каждый день мы проходили мимо одного из кафе в подвальчике, и он всегда приглашал меня на чашку кофе со всевозможными ватрушками  чувствах. Но не всегда сходятся чувства двух сердец... Наступил день прощания. Расставались с большим сожалением, увозя с собой фотографии и библиотечку книг, которой меня и пять человек других отличников по всем двенадцати предметам обучения наградили за отменные успехи.

Мои родные сообщили мне в последнем письме о том, что переехали на новое место жительства в греческое село Спарта Кувинского района с райцентром в ауле Эрсакон. Видимо, самой судьбой было уготовлено нашей семье жить в землянках. Здесь стены были из самана без потолка с двускатной крышей из глины с неизбежными протечками во время ливней. Мать и отец работали осень в колхозе. Прибыв под отчий кров, я на следующий день пошел в районный центр, находившийся в пяти километрах. В райкоме комсомола обрадовались моему появлению и решили с началом учебного года назначить меня старшим пионервожатым в средней школе, а сейчас в таком же качестве быть в районном пионерлагере. Это была первая затея районного начальства — создать пионерлагерь на общественных началах в одной из школ. Питание предполагалось брать натурой из тех колхозов, которые послали своих пионеров. Сами дети обязаны были привезти постель, миску, ложку и кружку. Из-за отсутствия продуктов в колхозных кладовых детей вскоре пришлось отпустить по домам.

С началом учебного года я обратился к своим прямым обязанностям. Представился директору школы. Это был больной туберкулезом человек, осетин по национальности, по фамилии Валиев. Он представил меня учительскому коллективу, и я приступил к работе. Вместе с комсоргом учителем Физиковым мы распределили комсомолок-девятиклассниц отрядными вожатыми в каждый из младших классов. Работа эта была мне не по душе, так как в ней не было шаблонности. Я понимал, что все эти пионерские сборы являются дополнительной нагрузкой на занятость учащихся в стенах школы, хотя им еще предстоит дома готовить уроки и почти в каждой семье что-то делать по хозяйству. Конечно, некоторые пионеры занимались стрельбой и в других оборонных кружках, получая в виде поощрения значки. Кроме того, я уговорил директора  школы зачислить по совместительству клубного капельмейстера в качестве преподавателя пения, так как его трубы бездействовали. В школе он отобрал ребят, имевших хороший слух, и принялся обучать их игре на духовых инструментах. Это полезно было самим детям, клубу, школе и в целом всему району. К Октябрьским праздникам оркестр уже мог играть «Марш авиаторов» и «Марш физкультурников» во время демонстрации в райцентре. Обучение продолжалось, и к новому, 1940 году исполняли и несколько несложных песенок.