Вячеслав Миронов - Я был на этой войне Страница 15

Когда были отработаны и согласованы вопросы по вывозу раненых и штурму аптечных складов, остались одни штабные офицеры. Совещание начал начальник оперативного отделения, потом мы долго обсуждали варианты штурма комплекса зданий, расположенных на площади Минутка. Поначалу много было высказано в адрес и объединенного командования, и московских умников, но постепенно все успокоились, обсуждение перешло в спокойное русло.

Единодушно пришли к выводу о самоубийственности штурма площади «в лоб». Тем более что пришлось бы сначала захватить мост через Сунжу, выходящий на площадь, а затем, прогоняя под кинжальным огнем людей, мы могли бы их просто положить навсегда на этом мосточке. Мост как раз находился на нашем пути движения к площади. И миновать его мы не могли, если только не объезжать полгорода.

В этот момент врывается начальник караула, охранявшего КП.

— Товарищ подполковник, — начал он взволнованно, обращаясь к начальнику штаба, — москвич уехал.

— Как уехал? — не поняв, переспросил Сан Саныч.

— Сел на свой БРДМ, сказал, что его вызывают в штаб, и уехал.

— Давно уехал?

— Да минут пятнадцать уже прошло. Я связывался с ним по радиостанции, он говорит, что ему надо прибыть на «Северный» до рассвета.

— Псих, идиот, тупица, сам погибнет и людей положит. Он ведь должен был поутру выехать вместе с колонной. Дурак, кретин, — шумел начальник оперативного отделения майор Озеров.

Все мы знали и прекрасно понимали, что это означало — отправиться в одиночку в темноте через военный город на легкобронированной машине. Итог почти всегда один — либо духи захватят, либо свои расстреляют. И это знал всякий солдат, не говоря уже об офицерах, неужели этот придурок рассчитывает, что его положение офицера штаба спасет его от пуль?!

В Грозном действовал комендантский час, иногда из-за этого не было возможности доставить тяжелораненых на «Северный», в более оснащенный госпиталь.

И вот этот выскочка, этот прыщ на ровном месте, подвергая опасности солдат, сопровождающих его, уехал в ночь.

Немедленно связались с «Северным», сообщили им об их придурке. Скорее всего, он сделал это импульсивно, стараясь прибыть раньше нас и доложить о том, что мы посмели обсуждать открыто действия вышестоящих командиров. Жаль, что этот карьерист взял с собой несчастные останки Семенова. Нет покоя умершему парню. Извини нас, рядовой Семенов.

В штабе на «Северном» поднялась паника. Еще бы — пропал офицер, пусть частично, но посвященный в планы руководства, мало того — офицер Генерального штаба. Видать, немало знал Карпов, что ночью были организованы его поиски. В эфире творилось черт знает что. Все части рапортовали, что не проходил через их блокпосты БРДМ с москвичом. Мы приготовились к тому, что в штабе группировки нас будут четвертовать и долго расспрашивать, допрашивать, а не мы ли его отправили в ночь? Поэтому вместо того, чтобы спокойно доспать остатки ночи, мы сочиняли рапорта, что мы не состояли, не получали, и прочую чушь собачью. Не дай Бог, если тебя замыслят уличить в диверсионных действиях в отношении вышестоящих начальников. Из противника ты можешь сделать карманный сувенир, а вот на начальство не смей косо смотреть. Ладно, дураков в этой жизни еще предстоит встретить немало. Хотя жалко этого негодяя, наш, русский, да и бойцы, сопровождавшие его, пострадали зазря. Почему-то мы все были уверены, что если молчат части, расположенные по маршруту его движения, то он непременно попал в руки духам, и дай Бог, чтобы попал он мертвым, иначе придется многое менять в планах.

Где-то часов в восемь утра поступила информация о том, что БРДМ с Карповым попал на блокпост омоновцев, который установили буквально перед наступлением темноты. И, как мы и предполагали, он начал выкаблучиваться, кичась своим положением. Мужикам из ОМОНа глубоко начхать было на какой-то Генеральный штаб вместе с майором Карповым. Они поначалу приняли его за настоящего шпиона, и москвича вместе с его бойцами нещадно избивали остаток ночи. Под утро, выбивая признание, что он шпион, выводили пару раз на расстрел, рассказывали, что даже пару раз стреляли поверх головы. Поутру все выяснилось, и приехавшие десантники здорово набили морды милиционерам за своих бойцов, забрали Карпова в бессознательном состоянии, останки Семенова и отбыли на «Северный». После этого Карпова отправили ближайшим бортом в Моздок, а оттуда, скорее всего, в Москву. Наверное, наградят каким-нибудь орденом, и будет он потом по телевизору или в своих мемуарах рассказывать о своих подвигах, как один прошел пол-Чечни или что-нибудь в этом роде. Удачи ему.

Глава 4

Где-то в районе восьми утра началась погрузка раненых и построение колонны. К этому времени с боями прорвались машины из первого и второго батальонов, привозя своих раненых и убитых. В связи с тем, что во дворе садика не хватало всем места, погрузили там только самых тяжелых больных, а тех, кто был при памяти, на руках, носилках, подручных костылях затолкали в машины. Кто мог принять участие в бою, расселись на броне сверху. Все прекрасно отдавали себе отчет, что при попадании гранаты или подрыве на мине раненые, находящиеся внутри БМП, неминуемо погибнут, и поэтому ответственность тяжелым грузом ложилась на плечи сидевших сверху на броне. Колонна получилась даже больше, чем рассчитывали. Пятнадцать БМП — от колесного транспорта решили отказаться сразу, потому что даже автоматная пуля прошивает кунг навылет, не говоря уже о гранате или мине.

На наше счастье или наоборот, на город опустился густой туман. Вообще здесь довольно мерзопакостная погода зимой. Холодно, но снега нет, под ногами даже не грязь, а сплошное месиво, в котором вязнут ноги, и приходится их с большим усилием выдирать вместе с огромными комками грязи, налипшими на обувь. То же самое происходило и с техникой. Что же здесь будет весной? За ночь землю хоть немного подморозило, и поэтому мы рассчитывали, что под покровом тумана и по мерзлой земле нам удастся проскочить. Связисты еще раз сообщили всем нашим соседям и на «Северный», что колонна с ранеными выходит.

Парадокс заключался в том, что все войска, невзирая на их принадлежность, работали на тех же радиочастотах и тех же позывных, на которых работали при входе в Грозный. То есть, сканируя радиоэфир в диапазоне от 3 до 30 МГц в течение дня, можно легко узнать, какая часть где находится и чем занимается, как зовут командира части, радиста, и много другой полезной и бесполезной информации. Кстати, противник тоже не отличался большим умом и сообразительностью, также работая на своих частотах и позывных, не уходя с них неделями. Короче, мы друг друга стоили. Служба радиоперехвата и дезинформации работала одинаково хорошо по обе стороны фронта. Но у чеченов было одно неоспоримое преимущество — они знали русский язык и могли нас на нем дезинформировать, а мы их на чеченском — нет.

Нередко, как во время боев, так и в перерывах между ними, аборигены выходили на связь с нашими войсками и пытались вести пропаганду, в том числе и с помощью угроз. Так, с первых дней боев они нас окрестили «собаками». При освобождении нами железнодорожного вокзала они дезориентировали соседний артполк и последние, будучи уверены, что разговаривают с нами, в течение получаса добросовестно нас же и долбили. И такие случаи, к сожалению, были не единичны. Понадобилось время, чтобы — через систему кодов, паролей — мы перестали попадаться на чеченские уловки и хитрости, но немало до этого погибло и пострадало наших. И все равно, до самого вывода наша бригада и те, с кем мы взаимодействовали, продолжали работать на старых радиочастотах и позывных. Армейский маразм, ничего не поделаешь. К сожалению, он проявлялся не только в этом. И любые инициативы снизу принимались в штыки.

И поэтому, отправляясь с колонной, мы отдавали себе реальный отчет в том, что о нашем выходе знало не только руководство «Северного», но и половина боевиков, находящихся в Грозном. И, тем не менее, понимая, может быть, самоубийственность нашего решения, мы пошли на это, потому что люди без соответствующей медицинской помощи могли просто погибнуть, а остальных они связывали, так как становились обузой и дополнительной мишенью, а в связи с предстоящим наступлением необходимо было еще подготовить места для новых раненых. И после недолгого колебания, вручив себя судьбе, мы отправились в путь. Предстояло проехать более пятнадцати километров по улицам полуразрушенного города, напоминавшего своими руинами съемки, сделанные в Сталинграде более полувека назад. Каждый подвал, каждое окно становилось для нас источником смертельной опасности. Там мог притаиться гранатометчик, снайпер. А ведь мы с ними, может, заканчивали одни и те же военные училища, вместе учились воевать в Афганистане, Анголе и во множестве «горячих точек» бывшего Союза…