Журнал Русская жизнь - 1937 год (сентябрь 2007) Страница 15

При этом все все понимают. И про воровство, и про коррупцию, и про тупость единомышленников. Но ничего не хотят менять. Такой вот прагматизм: не изменять себя (это все равно невозможно), а приспосабливаться к тому, каков ты есть. Поначалу подобная стратегия утешает, зато потом вгоняет в такую тоску, что куда там 1993 году. Ведь это ужас, если иначе не будет НИКОГДА. Это кошмар, если 1937-й и 1917-й - НОРМА. Глядя в голубые глаза нынешней власти, мы видим там спокойную констатацию такого положения вещей.

Можно все, и никому не стыдно. Критерии упразднены. В 50-60-е либералы с легкой руки Зиновия Паперного шутили: «Тридцать седьмого года не было. Но будет». Сегодняшний вариант гораздо страшнее: «Тридцать седьмой год был. И что?»

А ничего. На это нельзя ответить адекватно, поскольку любые другие варианты кроме матричного чреваты утратой суверенитета. В том и заключается наш суверенитет (самое модное слово 2000-х), что мы признаем над собой особые законы, отличные от законов, по которым живет человечество.

Вот уж подлинно - нулевая эра.

Дмитрий Бутрин

Правители мира

Размышления у парадного подъезда бизнес-центра

Не верьте тому, что обладатель скромного по нынешним богатым временам автомобиля Mazda, подъезжая в урочный час на приметный лишь чудакам краеведам переулок в Замоскворечье к крыльцу офиса без таблички, в котором ему предстоит провести следующие десять часов, приближающие его к отпуску (а в стратегической перспективе - к менее приятным вещам, а именно к старости), думает о деньгах и бездуховен, как бывает бездуховна лишь винная пробка. Да, сейчас этот вполне еще молодой выпускник физтеха, в середине 90-х подававший большие надежды на факультете, поднимется на третий этаж, открывая все двери перед собой магнитной карточкой-пропуском (вопреки заблуждениям непосвященных, карточка эта обычно может открыть и кабинет босса, все карточки одинаковы, - другое дело, что она же и зафиксирует это в высшей степени неуместное передвижение в пространстве), и начнет делать то, что внешне выражается как телефонные переговоры, завершающиеся контрактом на пару миллионов долларов.

Партия нефтепродуктов из порта Находка двинет себе тихим ходом в порт Пусан, сопровождаемая десятками разговоров по мобильному телефону и сотнями документов - частью официальных, а частью двуязычных: английский-русский, иногда все вместе - «руслиш». Иной, нагрянувший-таки язык, ей-Богу, не стоит того, чтобы над ним иронизировать: многие реалии того, чем герой занимается, действительно не нуждаются в переводе на литературный русский, бид есть бид, а леверидж есть леверидж. Если вы не знаете, что это такое, не тяните правую бровь к борозде на лбу, примерно совпадающей с той извилиной коры головного мозга, что отвечает за иронию. Во-первых, вы делаете это слишком медленно и нарочито. Во-вторых, он-то, в отличие от вас, хотя бы приблизительно, но знает, кто такой Флоренский, - было дело на третьем курсе. В-третьих, начав об этом разговор еще на лестнице офиса, он уже начал то, ради чего пришел в офис: его слова двигают косную материю из точки А (Находка) в точку Б (Пусан, а может быть, Гонконг, а может быть, Охотск), производя в мире изменения.

Можете мне верить, можете не верить. В офис ходят не за деньгами, не за автокредитом и не за женским счастьем филологини (а ныне HR-менеджера) Люси, имевшей неосторожность выйти замуж за будущего предателя физики твердого тела и теперь вовсе не спешащей в собес за материнским капиталом. Границу, отделяющую бизнес от всего остального, люди пересекают ради власти. Власти не тиранической, не основывающейся на бумагах, не желающей регалий (на значительной части офисов в Москве, как и на этом, нет табличек, если вы заметили) и вообще не замечаемой большей частью сограждан. Но эта власть есть, и она неоспорима.

Вы вот сейчас по дурной своей привычке, незаметно подцепленной в 1977 году от второклассницы Веры, грызете шариковую ручку, будучи заранее не согласны: какая такая власть, кто они такие, все эти люди, продавшие первородство благородного умственного или инженерного труда за бизнес-ланч в японском стиле? Они те, кто предопределил путь этой самой ручки - с глубины в 4 км под Салымским болотом нефтью по трубопроводу на нефтеперерабатывающий завод (экономическая география, 9-й класс), затем легкой фракцией на ближневосточный химический комплекс (где куется исламская угроза православной парадигме), затем голубым пластиком в бывший Кантон (ау, интеллигент, как сейчас называется этот город?), затем в контейнере миллионной партией в Котку (это где?). Потом уже фирма «Анаксимандр Стилус» продает его ООО «Мидас», хозяин которого не испытывает счастья от жизни в Воронеже, хотя и богат, еще десяток операций - и вот вы имеете удовольствие портить зубы, как восьмилетний мальчишка.

Кто строил эту дорогу, какой-нибудь граф Клейнмихель, упоминающийся в списке Forbes между строк? Нет, милый Ваня. И чеченский буровик, сбежавший в Салым в 1992 году, тут тоже, в общем, не власть, как и его русский коллега. Власть имеет скорее вот этот человек: курд, родившийся в Кабуле, учившийся сначала в Москве, потом в Манчестере, работавший сначала на Северном море, потом на Сахалине, потом в Москве, потом опять в Лондоне, женившийся на русской и теперь управляющий значительной частью нефтедобывающего подразделения британского нефтяного гиганта в России. Имя его я назову, но вы не поверите: Шуан Бабан. Это для вас звучит странно, а для них, перешедших по ту сторону бизнеса, - имя как имя, в офисном мире никому нет дела ни до личной истории, ни до корней. У нашего выдуманного физтеха такой авантюрной биографии нет, и не важно. Они двигают мир - словами и порождающим их мыслительным процессом, и меня это не перестает удивлять до такой степени, что я впадаю иногда в ребячество, хлопаю себя по ляжкам и ору: «Ай, молодца!» Хочу быть таким же, право слово. Или не хочу. И словами крестьянина, впервые в жизни увидевшего пакет стерилизованного молока, поясню, что же за границу все эти люди перешли.

Английское слово enterprise не различает предприятия коммерческого и некоммерческого: это в широком смысле предприятие чего-либо осмысленного и по задуманному плану, от похода в магазин до многопрофильного холдинга с головной компанией на острове Мэн, что в Ирландском море. В современном же мире «предприниматель» (тонкости о наемных менеджерах и собственниках не так важны - в таких вопросах это условности) берет на себя ответственность за то, как будет устроен вверенный ему кусок материального мира в будущем, что с ним станется. Эта ответственность и дает ему ту власть, о которой речь. Деньги, социальный статус, некоторый снобизм и глуповатая уверенность в себе - это лишь то, что к ней прилагается, и то, что безуспешно пытаются оторвать от нее социалисты всех мастей. И эта ответственность, полагаю, очень и очень тяжела. В тот момент, когда ты соглашаешься не просто выполнить свою работу, а сделать ее осмысленно и с полной ответственностью за результат (слава Богу, немногое, что нам досталось полезного от СССР, советская трудовая этика, этому помогает), ты перешел границу. Всем вокруг повезло, ты работаешь в офисе.

Разумеется, спрашивать у этих людей о том, чувствуют ли они себя тайными повелителями пружин, из которых состоит вселенная, имеющая, как известно, форму пружинного матраса, контрпродуктивно (хорошее слово, пытавшееся одно время прижиться в руслише, но не прижившееся: слишком оно суггестивное). Человек, работающий в офисе, вообще не поймет, о чем это вы, в чем пойнт. Но власть в мире, где, по гамбургскому счету, лишь структура информационных потоков имеет значение, все равно на него давит - хотя в московских офисах костюм-тройка, этот батискаф для снятия давления, уже не в моде, все больше рубашки без галстука в продольную полоску. Управлять значит знать, как устроен мир. Не почувствовав, как в результате твоих действий меняется вид улицы, где ты застраиваешь два квартала семнадцатиэтажками, не понять, что мир меняется чьими-то решениями и действиями. Почувствовав это - невозможно не отравиться. Говорите, власть - наркотик? Именно. Умение понимать и даже чувствовать, почему, вследствие какого набора действий людей Россия, которую мы наблюдаем вокруг, раз в три года меняется до неузнаваемости, и есть отрава офисных клерков, она же пища офисных богов. Да нет, конечно, я не хочу сказать, что все они поголовно ее алчут. Кто не алчет, просто не имеет перспектив карьерного роста, констатирует HR-менеджер Люся. Перспективы имеют немногие, остальным - деривативы: от надоедающей даже ее носителям спеси «успешного менеджера» до хобби, от свободы ночного клуба до творчества Кьеркегора. А иногда так просто ролики и кино не для всех, а для пятнадцати миллионов - 10% населения, между прочим, не так уж и эксклюзивно.