Журнал Русская жизнь - Россия - Европа (март 2008) Страница 15

Сегодняшний Рим до краев наполнен этой жизнеспособностью, доставшейся ему в наследство из времен куда более драматичных, чем эпоха правления Берлускони. В ней нет навязчивости и грубости: вальяжный попрошайка, если вы откажете ему, добродушно улыбнется и снова завалится в тень фонтана болтать с проститутками. «Когда мы приняли решение впредь заниматься только собственными насущными проблемами, - пишет Слотердайк, - а по отношению ко всему остальному готовы произвести экзистенциальную редукцию и сбросить балласт, вот тогда-то в том, что осталось, мы вдруг начинаем распознавать голоса классики: здесь - абсолютно незаменимое предложение, там - прелестный пассаж, порой родственное душевное волнение, и повсюду - россыпь драгоценных слов, от которых невозможно отказаться как раз тогда, когда решено говорить только о своем, не слушая больше жужжания масс-медиа, институтов и отчужденной информации».

IX.

Еще более долговечными и повсеместными, чем элегии и сентенции, портики и капители, оказались законы римского общества. Римская республика до сих пор жива, и современная Европа - это, если хотите, одна из ее очередных реинкарнаций. Это очень хорошо можно почувствовать в Брюсселе - на стыке испанской и скандинавской мистик. Именно в разрезе рассуждений об иерархии небесных сущностей и относительности времени становится особенно выразительной современная европейская бюрократия, анонимная, живущая в Зазеркалье отражающих облака небоскребов, в практичном отдалении от легендарного Дворца юстиции, построенного там, где прежде стояла городская виселица и «строительство которого было начато еще до того, как был представлен грандиозный, детально проработанный проект, подготовленный неким Жозефом Поларом, вследствие чего, сказал Аустерлиц, в этом здании объемом семьсот тысяч кубометров появились лестницы и коридоры, которые никуда не ведут, не говоря уже о том, что тут есть залы и помещения, не имеющие дверей и куда никому не попасть - своего рода замурованная пустота, воплощающая собой сокровенную тайну всякого санкционированного насилия» - В. Г. Зебальд, «Аустерлиц».

Взгляд на окружающий мир изнутри этой небесной иерархии - это взгляд испанского суверена на собственные владения из окна неприступной крепости, с вершины мира. Разглядывая, в раздумьях о судьбах человечества, расстилающиеся перед вами пространства, вы поймете, что власть - это прежде всего хорошо промытая и настроенная оптика, обзор, всевидение, паноптикум, короче говоря. Вы почувствуете себя так, будто оказались прямо в знаменитой книжке Фуко, в середине одной из иллюстраций. Вы увидите перед собой бесконечную равнину, прорисованную до самого горизонта настолько тщательно, что каждый ваш потенциальный подданный будет отчетливо различим в этом бескрайнем пейзаже, над которым торжественно громоздятся облака, сманившие Колумба в путь. Отсюда можно разглядеть не только пенсионера, намеревающегося реформировать орфографию, будущего инсургента, пока еще не подозревающего о своих противозаконных намерениях и спокойно собравшегося посмотреть только что скачанную нелегальную копию нового триллера, или коммивояжера, изобретающего на досуге идеальную систему обеспечения человечества бесплатной электроэнергией, - отсюда виден край света.

Он находится на обрывистом португальском берегу и обозначен небольшой, отстиранной океанскими волнами до снежного блеска крепостью. Здесь похоронен учитель Колумба Генрих Навигатор, и здесь вы поймете, что вдалеке, за ровной, сверкающей под низким солнцем стеной воды есть края еще более невообразимые, чем те, которые грезились вам в начале вашего анабазиса: чудесные страны, где обезьяны почитаются умнее людей, где люди ездят на лимузинах, усыпанных бриллиантами, и летают на золотых самолетах, где покойников сжигают у вас под окнами и выбрасывают потом остатки в речку посреди города, где добродушные селяне весело водят под пальмами хоровод, плавно переходящий в геноцид, и куда день и ночь надрывно завлекают своих подписчиков, читателей и прочих добрых людей газеты, путеводители и благотворительные организации. На этом высоком ветреном берегу, перед финишной ленточкой горизонта вы почувствуете, что есть вещи, которых вы не хотите касаться - не потому что они далеки и недосягаемы, а потому что они по-прежнему внутри вас, несмотря на все ваши попытки убежать от самого себя. Вы поймете, что многому в жизни есть предел - в том числе и вашей тяге к новизне.

Вернемся туда, откуда мы начали свое путешествие. Миражи сдуло ветром возобновившейся истории, небоскребы потускнели, новые художники знают дело куда лучше своих предшественников: они ничему больше не удивляются и еще в детстве распрощались со всякой экзотикой.

Что вынесли мы из этих странствий? Несколько сувениров, несколько случайных попутчиков. Несколько потерь - будет чем заняться на досуге усердному протезисту. Несколько находок - чтобы не забывал о благодарности начинающий мизантроп.

Борис Кагарлицкий

Бархатный расизм

Новые европейцы как жертвы мультикультурности

В России издеваться над политической корректностью считается хорошим тоном. Западные интеллектуалы, которые боятся лишний раз употребить собирательное понятие, если оно предполагает использование мужского рода, американские кадровики, отдающие при приеме на работу предпочтение черной лесбиянке, особенно если она еще является инвалидом, - все это уже многократно осмеяно и выставлено в качестве образца европейской или американской нелепости.

С другой стороны, неожиданно для самого себя российское общество в середине двухтысячных годов столкнулось со всем комплексом проблем, типичных для «смешного» Запада. Города стали мультикультурными, наполнившись разноликой толпой, представляющей самый широкий спектр этнических, религиозных и даже расовых вариантов. Иммигранты стали необходимым элементом, без которого невозможно представить себе рынок труда. И никакие призывы повысить деторождение среди «коренных россиян» ничего изменить не могут, ибо, даже если россияне примутся рожать как кролики, потребуется еще добрых полтора десятка лет, чтобы улучшившаяся демографическая статистика сказалась на рынке труда. Да и с демографической точки зрения самый оптимальный (но и самый ужасный для национально озабоченных граждан) вариант состоит в том, чтобы иммигранты, натурализовавшись и переженившись с местными, резко увеличили рождаемость (благо они как раз сплошь люди в репродуктивном возрасте).

Национально озабоченная часть общества отреагировала на перемены в духе вполне традиционных фашистских лозунгов - громить чужих, беречь чистоту расы и дальше в том же духе. Либералам отечественным ничего не осталось, как взять на вооружение многократно осмеянную ими же политкорректность, благо ничего лучшего или более оригинального придумать они оказались не в состоянии. Есть, впрочем, и промежуточные варианты, вроде необходимости защищать нашу замечательную белую культуру от нашествия черномазых варваров на том именно основании, что наша культура толерантная, демократичная, уважает права женщин и даже (спросите Жириновского!) гомосексуалистов. Ну а варвары - что с них взять, они ни женщин, ни «голубых» не уважают и вообще о человеческом достоинстве понятия не имеют.

Мягкий расизм предполагает ссылаться не на биологические различия, а на конфликт цивилизаций, благо соответствующая книга Сэмюэля Хантингтона давно уже стала всемирным бестселлером. Сколько всего существует цивилизаций, как они разграничиваются и чем определяется их самодостаточность - на эту тему ни малейших признаков согласия нет. Сторонники подобных теорий насчитывают от трех-четырех основных цивилизаций до нескольких десятков. Но в чем все они дружно сходятся, так это в наличии непроходимых границ между «нашими» и «не-нашими». Выводы просты и очевидны. Нет, господа, никто ничего не имеет против арабов, черных, раскосых и прочих. Только у них своя цивилизация, а у нас своя. Так что пусть держатся от нас подальше! А если уж приехали к нам, должны знать свое место.

Именно такой «бархатный расизм» получил в двухтысячные годы широкое хождение на Западе. Кризис классической политкорректности породил подобную гибридную идеологию, наилучшим выразителем которой стал покойный голландский политик Пим Фортейн, защищавший права «голубых» от посягательства «черных». Идеи Фортейна в Голландии не всем понравились, его застрелил молодой активист общества защиты животных.

Однако на другом конце политического спектра можно наблюдать присутствие тех же идей. Когда датская провинциальная газета опубликовала карикатуры на пророка Магомета и исламский мир взорвался возмущением, именно лидер Социалистической народной партии Дании заявил, что извиняться его соотечественникам не за что, а прощения просить должны сами мусульмане за свою нетерпимость.