Газета День Литературы - Газета День Литературы # 170 (2010 10) Страница 15

Поверх вороха бумаг лежало адресованное ему письмо прокурора Московской судебной палаты в связи с "неправомерными действиями полицмейстера Московской столичной полиции генерал-майора Миткевича-Жолтка". "Что ж, голубчик, с тебя и начнем!" – генерал развернул лампу так, чтобы свет её падал на жёлтые листы прокурорского запроса и принялся читать.

"Милостивый Государь Владимир Федорович!

Имею честь препроводить при сем Вашему Превосходительству копию сообщения Прокурора Московского Окружного Суда от 29 мая сего года за № 5268 на имя Московского Градоначальника о неправомерных по службе действиях полицеймейстера Московской столичной полиции генерал-майора Миткевича-Жолтка. При этом, вполне соглашаясь с приводимою в означенном сообщении квалификацией допущенных полицеймейстером Миткевичем-Жолтком действий и полагая, что таковые действия в связи с условиями сопровождавшей их обстановки требуют к ним особо строгого отношения, – считаю долгом просить Ваше Превосходительство, в случае возбуждения против генерал-майора Миткевича-Жолтка уголовного преследования, одновременно устранить его от должности согласно 1100 статье Устава Уголовного суда, или, не возбуждая уголовного преследования, подвергнуть его взысканию по всей строгости, соответствующей серьёзности допущенных им нарушений.

Пользуясь случаем, прошу Ваше Превосходительство принять уверение в совершенном моём почтении и искренней преданности".

"Сколько же расшаркиваний и подлых гримас в этих прокурорских депешах!" – Джунковский потянул из стопки следующий лист. Это было письмо прокурора московского окружного суда от 29 мая 1915 г., где "прегрешения" полицмейстера рисовались более хлёстко:

"Господину Московскому Градоначальнику

…Около 11 часов вечера 28 мая к Управлению I участка Пятницкой части подошла толпа и потребовала от пристава Подполковника Танасюка немедленной выдачи спрятавшихся, будто бы, в арестном помещении немцев и освобождения лиц, арестованных за разгром конторы фабрики Винтера. После разъяснения Пристава об отсутствии в Управлении участка таких арестованных, а также и немцев, в толпе послышались крики: "Поверим Приставу!" В это время подъехал полицеймейстер Генерал-майор Миткевич-Жолток, к которому толпа обратилась с тем же требованием, высказывая подозрение, что чины полиции говорят неправду, и заявляя о необходимости личного осмотра арестного помещения. Это незаконное требование толпы Генерал-майор Миткевич-Жолток нашёл возможным удовлетворить и разрешил толпе осмотреть камеры. После этого толпа двинулась к арестному помещению, дверь которого по приказанию помощника пристава Барабаша была открыта, и толпа, проникнув внутрь помещения, освободила из числа заключённых 6 арестантов".

"С полицмейстером переговорю лично. А сии прокуроры – форменные черти! Скольких офицеров уже сожрали, так подавай им ещё! Прежде чем везти Миткевича к государю, надо самому разобраться и для себя принять решение. А Николаю Антоновичу порекомендую представить государю подробнейший доклад, иначе его голова полетит вслед за адриановской. Так мы всех дельных людей разгоним, а работать-то кому? Всё! Читать всю сию писанину нет никакой возможности!" – и будучи довольный своим решением, Джунковский встал из-за стола и решительно направился к выходу.

НИКОЛАЙ АНТОНОВИЧ

– Подними меня повыше и подложи под спину подушку, да, эту, всё, спасибо, – отец поморщился от боли, но тут же улыбнулся, показывая своё расположение к продолжению разговора. Он поджал здоровую ногу и подтянул одеяло, чтобы было удобно просматривать фотокопии привезённых мной документов: – Как ты вышел на Николая Антоновича, просто расскажи технологию? Я, честно говоря, крайне удивлен. Где ты всё это достал? Смотри, здесь документы из Смоленского архива, Могилевского. Варшавский архив… Удивительно, как они все не сгорели и не потерялись после стольких войн. Я ж был в Смоленске в 43-м, тебе рассказывал. Города-то не было вовсе, всё разбито, одни дымящиеся трубы. Наверное, всё же удалось что-то вывезти до захвата города немцами.

– Пап, я нашёл след твоего прадеда случайно. Как-то раз копался в Интернете, зашел в базу hronos, там про 3-е Жандармское отделение и Департамент полиции есть кое-какая информация и фотографии. Смотрю: в перечне ссылок значится: "Миткевич- Желток Николай Антонович, полицмейстер Москвы, генерал-майор". Сказать, что я удивился, значит, ничего не сказать. Тут же вспомнил, что мне бабушка Наташа перед смертью сказала, будто дед её был полицмейстером. Я тогда подумал, что наша бабуля немного прифантазировала, ан нет, оказалось, правду говорила. Мол, даже ты не всё должен был знать, иначе в сталинское время не смог поступить в военное училище.

– Нет, ну я знал, конечно, что мой дед Борис был дворянином, а после революции остался в России и помогал Красной Армии готовить молодых лётчиков. Он же тогда в 41-м, когда наш дом на Смоленке немцы разбомбили, отыскал нас и нагрянул к нам на дачу, где мы первую военную зиму надеялись пережить. Он нас забрал и отправил в Горный Алтай в эвакуацию. Мы там больше года провели. Нас он, в общем-то, спас. А в Москву уж весной 43-го вернулись. Я оттуда на фронт в Смоленск и сбежал. Так что деда Бориса я помню. Высокий был, под два метра ростом.

– Ну а про своего отца он тебе что-то рассказывал?

– Нет. Не помню. Баба Лиза была с ним в разводе, она как-то намекала, что её свёкор возглавлял московскую полицию, да после будто осеклась и только отшучивалась. Ну, так расскажи, интересно ведь знать, кто у нас там в роду был.

– Я за эту информацию в Интернете ухватился как за ниточку и потянул. Напряг пару своих знакомых депутатов, они по старой дружбе подписали запросы в различные московские архивы, ну а дальше оставалось только ждать. Примерно через месяц звонит помощник из Москвы и говорит, что получил первую порцию документов, да каких! Личное дело полицмейстера 4 Отделения Московской полиции Николая Антоновича Миткевича-Жолтка, 1866 года рождения. Вот смотри: "Кавалер орденов Святого Равноапостольного Князя Владимира 3 и 4 степеней, Святого Станислава 2 и 3 степени, Святой Анны 2 и 3 степени" – и это данные на начало 1915 года. "Из Могилёвских дворян" – это зацепка, где дальше искать – т.е. в белорусских архивах, прежде всего, в Могилёвском и Минском. Фамилия польская, значит, надо взбодрить и польских коллег. Тут же направляю запрос в польскую миссию при НАТО. Плюс запрос в ГУВД Москвы, с просьбой покопаться в столичных милицейских архивах, и в Центральный военно-исторический архив, где хранятся документы по Русской Императорской армии – вплоть до 1918 года. Затем в Красногорский центральный военный архив – это уже по делу его сына и твоего деда – Бориса Николаевича Миткевича-Жолтка, который, как ты говоришь, служил в РККА. Кстати, в личном деле Николая Антоновича значится, что "женат он первым браком на девице Екатерине Николаевне Сорокиной, дочери почётного потомственного гражданина Российской империи, дворянке Смоленской губернии", а детей у них было трое. Старший Борис, 1890 года рождения – отец бабушки Наташи, мамы твоей. Потом в 1891 году родилась его сестра Вера. Дополнительно от руки вписан ещё один ребёнок – Михаил, 1900 года рождения. Все – "вероисповедания православного". Но, знаешь, я даже узнал, где они жили!

– Где? В Кремле? – отец, наконец, улыбнулся.

– Нет, не в Кремле, а в Замоскворечье. Там же в Интернете нашёл "Алфавитный указатель адресовъ жителей г. Москвы и ея пригородовъ". Большого труда не заставило разыскать адрес Миткевич-Желток Екатерины Николаевны, жены генерал-майора, и её сына Михаила – Ремизовскiй, 4. Есть даже телефон: 108-51. Кстати, вторую часть фамилии всё время путают: пишут то Жолток, то Желток…

– Ремизовский – это где? Это старое название?

– Старое. Теперь это 1-й Люсиновский, рядом с метро "Добрынинская". Знаешь, у Николая Антоновича биография до боли напоминает историю Эраста Петровича Фандорина – героя романов писателя Бориса Акунина. Сначала военная карьера: пехотное училище, служба в Бобруйской крепости, учёба в столичной престижной военно-юридической академии, русско-японская война, где он – военный прокурор в Манчжурии, демобилизация и работа в Москве – в генерал-губернаторстве. В 1908 году "числящийся по армейской пехоте" штаб-офицер по особым поручениям при московском градоначальнике возвращается на действительную службу, но уже жандармскую, и назначается в особо тревожное время полицмейстером Москвы. Забавно.

– Он так и служил в жандармерии вплоть до революции?

– Нет. Я так понял, что после немецких погромов в Москве в мае 1915 года все причастные и деепричастные должностные лица Москвы уходят в отставку. Тут же ещё фактор времени сказался – первая империалистическая, поражение русских армий на фронтах, активизация профессиональных революционеров... Поэтому царь снёс всю верхушку московского начальства, и Дед, давай называть его так, ушёл на фронт…