Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6520 ( № 32 2015) Страница 15

- Вы пишете стихи, придумываете и ставите спектакли, играете в театре, занимаетесь продюсированием[?] Кем вы сами себя ощущаете в первую очередь?

– Я себя ощущаю немного таким Штирлицем. Ты как бы везде полусвой-чужой. Литераторы пьют в своём углу кровь друг друга и убеждены, что театралам не допрыгнуть до их тихих лабораторий... Они как-то забыли, откуда Шекспир выкатился или как Шукшин работал. Актёры и режиссёры заняты своими играми: новая драма, школы лидеров… Безусловно, поэзия, литература – первичное любовное моё поле. Главный аэро­дром. Он всегда спасал. Не давал остановиться, отчаяться. Ты отстреливаешь в себе банальность. Мучаешься. Рождаешь новое… Перечитываешь классику. Следишь за новой литературой… Этим и живёшь. Ведёт интуиция. Помните, у Александра Сергеевича: "И даль свободного романа я сквозь магический кристалл ещё не ясно различал…" Снайперская сентенция, божественная, ослепительная. Вдохновение – это прекрасно. Но работа – главное. Вот я думаю про себя: ага, на данном этапе жизни ты вожак творческого подразделения, которое готово превратиться в Городской Театр поэтов. Здесь сошлись многие компоненты: твоя скорость, театральный опыт, авторские способности, умение увлечь людей, заразить их идеями, показать инструментарий для осуществления этих идей, возможность окружить себя сильными молодыми людьми, рядом с которыми и ты учишься, и у тебя учатся. А обычный день строится порой фантастически. Ночью прилетел, поспал пять часов, под утро метишь в потолок весёлыми словами, набиваешь на планшете пришедшие строки. Раздаётся звонок: продюсеры детского мюзикла торопят с текстами. Затем связываешь между собой трёх музыкантов и двух художников, сам при этом пишешь двадцать восемь писем разным серьёзным людям. Дальше встреча с чиновниками по поводу помещения для проведения, скажем, фестиваля поэзии, а параллельно обкатываешь в голове концепцию перформанса, который месяца через три должен состояться в Испании и будет посвящён встрече Маяковского с Пикассо. Потом свою команду собираешь посовещаться, а в голове вращается идея по оформлению новой книжки побасенок, и, ёлки-палки: это только начало дня!

«ЛГ»-досье: 

Влад Маленко – поэт, режиссёр, продюсер. Родился в Москве 25 января 1971 года.Служил в рядах Советской армии. Окончил ВТУ им. Щепкина при Малом театре. Автор басен, стихотворений, песен к спектаклям и фильмам.В настоящее время руководитель Городского театра поэтов, режиссёр-постановщик Московского театра драмы и комедии на Таганке.

– Каково это – быть сегодня в России поэтом, ведь знаменитая евтушенковская формула, похоже, давно уже не работает? Конечно, в этом отношении ваша ситуация исключительная: современных поэтов редко выбирают для чтения на экзамене в театральный вуз. И ребята эти – не среднестатистические. Остальным-то поэзия нужна сегодня?

– Сеть переполнена рифмованными текстами. В ресторанах по вечерам люди горланят стихи в микрофон. При этом 70 процентов пишущих – бойкие девочки. Я только что вернулся из Крыма, с молодёжного форума «Таврида». Там проходила Неделя литераторов. Я был одним из спикеров. На поэтический конкурс откликнулось сразу человек сто. Из них трое оказались носителями интересных поэтических смыслов… Ещё пример: в этом году мы провели первый всероссийский фестиваль молодой поэзии и драматургии имени Леонида Филатова. Пришло более полутора тысяч заявок. Десять финалистов – хорошие поэты. Другое дело (и это тенденция), что молодые люди не стремятся к чтению, не вычитывают большую поэзию, не знают Блока, Тютчева, Некрасова… Из этого мгновенно следует то, что их тексты вторичны. Они в массе своей заняты изобретением велосипеда. Им бы засесть за книжки, но куда там… Время закручивается в иную спираль. Скорость времени не позволяет уединиться на лавочке с Батюшковым… Выход один: каждый из хранителей обязан вовлекать молодых людей в круг своих литературных интересов. Чем я и пробую заниматься.

– У каждого творческого человека есть свой индикатор «верного курса». Как выглядит ваш?

– Это такой «гамбургский счётчик» внутри. Я его обнуляю каждое утро: просыпаюсь с пониманием, что надо заслужить и хлеб, и уважение конкретных людей в этот конкретный день. В моём случае чувство неуверенности, разных суперфобий гармонирует с весёлой убеждённостью в правоте творчества, если оно имеет отклик. Но как только я начинаю испытывать гордость, включается пожарный кран: «Стоп!» И холодный душ… Радость – другое дело: приезжаешь в дальний город, слышишь, как молодёжь цитирует, к примеру, твои басни, на душе становится веселее.

– Поэзия поэзией, но ведь вы к тому же актёр и режиссёр Таганки. Как она пришла в вашу жизнь?

– Если отбросить мистику, которой хватило бы на трёх человек, и пройтись по фактам, то, смотрите: окончил школу, год проработал актёром и рабочим сцены в одном из первых хозрасчётных театриков Москвы, потом два года – как положено – отслужил в Советской армии. Поступил в Щепкинское училище. Какие у нас были педагоги, боже ты мой: Николай Анненков, Мария Велихова, Николай Афонин, Аркадий Немировский, Зинаида Дирина, Людмила Новикова, Любовь Иванова! А Виктор Павлов! Не актёр – солнце какое-то… После училища пригласили в Театр имени Моссовета. Вот оттуда в 96-м меня Юрий Петрович Любимов в буквальном смысле и «своровал». Он сам так выражался. И дальше на «Таганке» я просто жил. В смысле не только играл роли, но и придумывал ходы, подбрасывал идеи, то есть это было шире обычной актёрской истории. В двухтысячных был уход из театра на год по собственному желанию, он был связан с начинающимися передрягами. Тогда я для себя решил: честнее всего написать заявление. Началась работа на телевидении, на радио, постоянное сочинительство, басни тогда появились – как способ иметь «сам себе театр»… Никто не знает, но мы этот год с Любимовым тайком регулярно созванивались… Это и закончилось моим возвращением в Таганку… Но она уже была несколько иной…

– Свой полувековой юбилей Таганка встречала в обстановке, максимально приближённой к боевой. Не потому ли свой спектакль вы назвали «Таганский фронт»?

– Это название моей давней поэмки, которая родом ещё из начала девяностых… Впрочем, это название – оно мирное… Фронт очкариков, фронт поэтов, музыкантов, философов… И спектакль – очень таганский аккорд. Он срезонировал. Обрадовал тех, кого должен был обрадовать. И, естественно, задел тех, кого нужно было задеть. Он был и адресован Юрию Петровичу, и посвящён ему. Это было нежное, горячее, очень личное высказывание. Знак благодарности. Удалось всех заразить таганским творчеством. Вернуть хоть ненадолго ту Таганку, которая всех будоражила когда-то. Мои единомышленники, товарищи мои дорогие, включились в работу по моей просьбе: Юрий Шевчук, Сергей Летов, Андрей Щукин уникальный, Василий Семёнов, прекрасные Юлия Латышева, Марго Радциг, молодые поэты – Вдовин, Шмелёв, Купреянов, Молчанов… Я был уверен, что это поможет театру воскреснуть. Но помогло только продлить немного ему жизнь.

Почём сегодня московское сало?

Квадратный метр дороже,

чем «Чёрный квадрат»...

А Таганка летит в небе коровой Шагала.

Красное молоко. Лиловый закат.

Нас закатывали в банки, как огурцы.

Солили слезами, как ноту «соль».

Скрипачи на крыше – таганского фронта бойцы,

Играют музыку, как главную роль.

Небо ночное – лоскутное одеяло.

Под ним любовь наша спит, дрожа.

Таганка – это имя коровы Шагала.

Надо уберечь её от ножа.

– Таганка была театром Любимова. Когда Мастер уходит, его театр начинают трепать ветра перемен. Так было со всеми прославленными авторскими театрами – с БДТ, Вахтанговским, Маяковкой, Сатирой. Таганке, увы, пришлось труднее, чем многим иным труппам…

– Ну Высоцкий же не просто так пел на юбилеях театра про пахана и тюрьму, где у всех клички… Шутки шутками… А когда я в театр пришёл, меня чуть Иван Бортник в поезде не убил… Это потом мы с этим великим актёром стали друзьями близкими… А поначалу дикая ревность была… Я ж в любимчиках ходил. А кому это понравится? Но сегодня Таганка – словно ревнивая женщина без мужчины. Кому-то выгодно держать её мёртвой собакой на поводке памяти. Чтобы, не дай бог, какая-нибудь новая, с цепи слетевшая стая голодных поэтов не разорвала вдрызг пергамент «героического прошлого». Удерживают керосинку под тёплой легендой. Удобно. Выгодно. Не надо создавать прорыв, тратить нервы, портить кровь. Есть и другие, которым она до лампы, – просто местечко хорошее, рыночное. Ещё есть сумасшедшие кликуши… Разговор о ней – он длинный, сложный, как и о гениальном Юрии Любимове. Понимаете, это только те, кто «без году неделя с ним знался» и с Таганкой попутно, могут делать резкие выводы, дурацкие посты писать в сетях, по радио говорить цитатами, умничать, разглагольствовать… Какие-то случайные напыщенные люди высказываются наотмашь, пиаря себя… А кто день и ночь работал, жил ею на протяжении двадцати-тридцати-сорока лет, те помалкивают. Потому что много знают такого, чего нельзя выносить из родной избы!