Путинизм. Россия и ее будущее с Западом - Уолтер Лакер Страница 15

казаха, и замены его русским. Это продолжилось в более широком масштабе столкновениями (в августе 1987 года) между азербайджанцами и армянами. Местные столкновения, главным образом, в Карабахе, быстро превратились в более широкую конфронтацию, из-за чего тысячи, позже десятки тысяч беженцев из спорных областей начали прибывать в Азербайджан и Армению. Москва колебалась с военным вмешательством, и предложения, переданные расследовавшей причины конфликта делегацией из Москвы, направленные на улучшение условий жизни, принесли мало пользы для смягчения ожесточенного национального конфликта. Столкновения, погромы, и высылки превратились, в конечном счете, в гражданскую войну.

Азербайджано-армянский конфликт упомянут здесь, потому что он показал, как Москва постепенно теряла контроль. Затем начались волнения в прибалтийских республиках, которые были намного менее насильственными по своему характеру. После ослабления или отмены цензуры, большая часть действий происходила в СМИ. Это привело к мобилизации населения. Во всех трех прибалтийских республиках проходили массовые митинги, в которых участвовали сотни тысяч, и возникли «национальные фронты», все требовавшие независимости. Было несколько нерешительных попыток подавить сепаратистские движения, но вообще отделение прошло сравнительно мирно. Литовский Верховный Совет объявил независимость страны в марте 1990 года, эстонский несколько недель спустя, а Латвия в августе проголосовала за независимость. В следующем году советское правительство признало их независимость. В марте 1991 года был проведен референдум о сохранении старого Советского Союза. Может быть интересно напомнить о том, что на выборах, которые состоялись в декабре 1991 года, 90 процентов голосов на украинском референдуме высказались за независимость.

Раньше Ельцин объявил, что, когда нерусские республики воспользовались своим правом выйти из союза, Россия тоже могла бы поступить так. Что, возможно, побудило его сделать это заявление? Может быть, он думал, что некоторые республики предпочтут держаться за русских. Если так, то это был просчет. Он также попробовал в серии встреч сохранить связь с прежними советскими республиками посредством более свободной федерации, но не было ясно, как эта цель могла быть достигнута. Соглашение было, в конечном счете, подписано со всеми, за исключением Татарской республики и Чечни. Соглашение о коллективной безопасности было подписано в мае 1992 года, но Таджикистан и Грузия его не подписали. Россия и Белоруссия подписали соглашение о валютном союзе в январе 1994 года, и соглашение о демаркации границ было подписано между Россией, Китаем, Казахстаном и Кыргызстаном в апреле 1994 года. Более важным было соглашение между Россией и Украиной в мае 1997 года о статусе российского Черноморского флота — это соглашение касалось доступа к Черноморскому флоту через украинскую территорию.

Другие соглашения имели меньшее значение, поскольку у недавно ставших независимыми республик еще не было собственных вооруженных сил. И экономическая ситуация была очень переменчивой — обменный курс рубля рухнул в октябре 1994 года. При этих обстоятельствах, каково было значение существования Содружества независимых государств? Могла ли Россия утвердить свою власть на территориях, которые остались у нее после отделения других республик? Это ни в коем случае не казалось бесспорным. Чечня не выражала желания быть частью нового государственного образования и попыталась отделиться; в декабре 1994 года российские войска вторглись в Чечню.

Война, которая последовала за этим, продлилась до сентября 1996 года и проходила ужасно с российской точки зрения. Один наблюдатель написал, что она сломала хребет правительству Ельцина; другой назвал Чечню надгробной плитой российской власти. Если мы сейчас оглянемся назад, то увидим, что эти утверждения были преувеличениями, но легко понять, почему возникали такие впечатления в то время. Если российская армия была неспособна подчинить силы небольшой кавказской республики, то она, конечно, прекратила быть большой силой. Проблемы, с которыми Россия столкнулась в регионе, не были ограничены Чечней: волнения были также в Дагестане и в других местах. Российские войска были плохо подготовлены к ведению малой, контрпартизанской войны; ведь их долгие годы готовили к мировой войне.

Если Первая чеченская война закончилась патом, то было ясно, что данная ситуация не могла продолжаться долго, поскольку ситуация не была стабилизирована — и стабилизация была целью российского вторжения в Чечню в 1994 году. В то время как 70 процентов россиян назвали Первую чеченскую войну трагическим событием, 70 процентов их одобрили вторую войну. По этой причине Вторая чеченская война в 1999 году (после вторжения в Дагестан «международной группировки» исламских боевиков) не стала большим сюрпризом. На сей раз Россия была лучше подготовлена как в военном, так и в политическом отношении. Операция предусматривалась не как война, но как антитеррористическая операция, которая с перерывами продлилась до 2009 года. Более важным, возможно, было то, что международная обстановка изменилась. Если Первую чеченскую войну осуждал почти весь мир, то различная террористическая деятельность исламистов в 1990-х годах в других частях мира (особенно после терактов 11 сентября 2001 года в Соединенных Штатах) создала климат большего понимания для российских действий на Кавказе. Кроме того, у России во время Второй чеченской войны была ясная политическая цель — победить сепаратистское правительство Аслана Масхадова и заменить его промосковским режимом, возглавляемым Ахмадом Кадыровым. В этом Россия добилась успеха; станет ли этот успех продолжительным, оставалось под вопросом. Исламизация Чечни продолжилась, как продолжились и беззаконие, нарушения границы, набеги и другие формы насилия, но на более низком уровне интенсивности. Это была жестокая война, отличавшаяся массовым взятием в заложники и похищением тысяч людей, которых так никогда и не нашли. Довольно часто было невозможно сказать, какая сторона была худшим преступником, да и определить виновного было не всегда возможно. Если было ясно, кто захватил в заложники более тысячи человек (включая 777 школьников) в Беслане в Северной Осетии, то было куда менее очевидно, кто именно был ответственен за подрыв в 1999 году жилых домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске.

Ситуация в Чечне стабилизировалась, но не так обстояло дело в соседнем Дагестане. Россию не любили на Северном Кавказе, но ее боялись. Даже ее заклятые враги поняли, что шансов на получение независимости в обозримом будущем не было. Северный Кавказ оставался раной, которая не заживает, но уже не было опасности, что она распространится.

Чеченские сепаратисты были слишком слабы, чтобы навязать свои требования с каким-либо успехом, если только не было значительного увеличения мусульманской политической власти в других частях России, заставляющей центральное правительство пойти на существенные уступки на Кавказе. Потому что антироссийские силы зависели от большой помощи исламистских движений и государств, а такая помощь в большом масштабе вряд ли поступит в ближайшее время. Пока центр был силен, России нечего было бояться чеченского сепаратизма, но было также ясно, что режиму, который Россия установила в Чечне, нельзя