Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века. Страница 154

Что ж, и это Берия делать умел — если к тому его объективно вынуждали. Как я уже не раз подчеркивал, не был от природы жестоким, но жизнь научила его быть — при необходимости — жестким настолько, насколько этого требовала обстановка. Он с детства приучил себя экономить во всем. И так же бережно он относился к пролитию крови: если надо, то надо быть готовым ее пролить, однако надо делать все, чтобы пролить ее как можно меньше в случае, если нельзя этого избежать.

В ряде источников утверждается, что 18 июня Берия направился в Германию лично. Но документально это не зафиксировано — как ни странно. Хотя факт отбытия первого заместителя предсовмина СССР за пределы государства, казалось бы, должен легко устанавливаться. Впрочем, биохроника Берии — вещь особая, тут мы всегда можем столкнуться с подтасовкой. Что можно считать достоверным, так это то, что в Германию тогда были направлены его люди, в том числе Зоя Рыбкина-Воскресенская, а также начальник 3-го (контрразведывательного) управления МВД генерал Гоглидзе.

Однако я склонен считать, что Берия какое-то время в Германии был, что косвенно подтверждается как решительностью действий в ситуации, когда действовать надо было уже решительно, так и ее относительной бескровностью.

Еще 17 июня комендант советского сектора генерал-майop Дибров своим приказом ввел в Берлине военное положение. В Берлин, Лейпциг, Галле, Дрезден, Франкфурт-на-Одере, Гере и Потсдам были введены войска. Огонь на поражение открывался в исключительных случаях, однако в итоге было убито около тридцати и ранено около четырехсот человек. Генерал Судоплатов в своих мемуарах написал, впрочем, что погибли «тысячи людей». Хотя тысячи и не погибли.

Принципиальная же позиция Берии по Германии была такова: Советскому Союзу вряд ли нужна нестабильная социалистическая ГДР, полностью зависящая от нашей поддержки, и лучше пойти на объединенную демократическую буржуазную Германию, но на выгодных для нас условиях. Это был перспективный подход! И рассматривать его как некое предательство наших друзей в ГДР было неправомерно. Реально процесс даже переговоров об объединении, да еще при нашей инициативе, был бы многошаговым, но мы могли выиграть на каждом этапе и обеспечить ряд гарантий как Восточной Германии, так и себе.

Уйти из единой Германии мы могли лишь после заключения мирного договора. Но по его заключении из Германии должны были уйти и союзники. Причем, став инициаторами объединения, Россия обеспечивала бы себе и лояльность всех здравомыслящих немцев. А вместо обременительного для нас финансирования социализма в ГДР мы получили бы, напротив, немалые выгоды от развития экономических связей с Германией, для России традиционно полезных и важных.

Был и еще один момент… Вот-вот должна была начаться термоядерная эра, и мало кто из политиков мира знал это так же хорошо, как Берия. А это давало державе, ориентированной на внутреннее развитие за счет собственных ресурсов, невозможные ранее возможности по исключению внешнего посягательства на нее. При верном взгляде на термоядерный фактор угроза внешней агрессии против России быстро сводилась фактически к нулю, и военное присутствие СССР в Германии, в центре Европы, с перспективной точки зрения уже не влияло решающим образом на нашу военную безопасность. К тому же мы имели теперь «буфер» по линии «Польша — Чехословакия — Венгрия — Румыния». Так что в позиции Берии имелся и хороший геополитический потенциал.

Однако «германской», как и всем остальным «послесталинским» идеям Берии, реализоваться не удалось.

«А как же быть с тем, что сегодня мы имеем единую ФРГ?» — возможно, спросит кто-то. И действительно, приходится порой читать, что Берия-де в «германском вопросе» (и в остальных — тоже) был чуть ли не предтечей Горбачева. О нет! Нереализовавшаяся единая Германия образца Берии и реальная единая Германия образца Горбачева — явления абсолютно разного характера во всех отношениях, кроме разве что одинакового в обоих вариантах контура государственных границ ФРГ.

Итак, Берия если и выезжал в Германию, то быстро вернулся в Россию. И ему осталось быть на свободе всего ничего — несколько дней. Сам он об этом, конечно, не знал. Зато знали другие. И пока он еще государственный деятель, а не узник' бетонного бункера, я скажу о его ста двенадцати днях еще кое-что, более чем существенное.

1 МАЯ 1953 года в Москве, как и всегда, по Красной площади прошли колонны демонстрантов. И стоящие на трибуне Мавзолея Маленков, Молотов, Каганович, Ворошилов, Микоян и другие могли любоваться на сотни собственных портретов, которые колыхались над морем голов. Смотрел на собственное тиражированное плавание над Красной площадью в очередной раз и Лаврентий Павлович, но мысли у него возникали при этом, надо полагать, разноречивые. Во всяком случае, уже на следующей неделе после праздников он на первом же заседании Президиума ЦК внес некое предложение, и члены Президиума — как ни странно — его приняли! Да и сложно было его не принять, ибо установившееся в стране портретопочитание в чем-то смахивало на иконопочитание. И 9 мая 1953 года появилось постановление Президиума ЦК КПСС «Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных торжественных праздников». Постановление предписывало Секретариату ЦК КПСС в двухнедельный срок представить проект Постановления ЦК и Совмина, исходя при этом из следующего:

«…отказаться от оформления портретами колонн демонстрантов, а также зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных праздников… отменить практику провозглашения с правительственной трибуны призывов, обращенных к демонстрантам».

И этот шаг Берии никак не расценишь как попытку завоевать дополнительную популярность лично себе! Отказ от славословий в адрес руководства, отказ от руководящих приветствий, на которые массам полагалось радостно кричать «Ура!», популярности и авторитета власти прибавили бы, да.

Но — власти в целом! Кто из миллионов советских людей узнал бы о том, что это предложил Берия? Так что Лаврентий Павлович и здесь мыслил по-государственному. Однако ему и это предложение скоро поставят в вину. Это сделает на Пленуме ЦК самый бесцветный из всех тогдашних руководителей страны — Андреев, причем обвинения его будут высказаны в стиле дурного анекдота — мы это еще увидим!

Поставят в вину Лаврентию Павловичу и другую блестящую его идею! Я, забегая вперед, расскажу о ней, используя неправленую стенограмму выступления давнего коллеги Берии — Мир Джафара Багирова, на том же «антибериевском» пленуме ЦК в июле 1953 года. Тогда 1-й секретарь ЦК КП Азербайджана Багиров тоже предал Берию, назвав его хамелеоном, злейшим врагом партии и народа, двурушником и подлецом (это Багирову не помогло, и он пережил Берию лишь на три года: арестован в марте 1954 года, расстрелян в мае 1956-го). А 3 июля 1953 года Багиров говорил:

«Багиров. …Звонит мне Берия и говорит: «Ты знаешь, что я готовлю вопрос об орденах». Говорю ему: «Как это готовишь?» Он поправился и говорит: «Мы хотим установить новые ордена». Я думаю, вопрос об орденах непростой вопрос… Это входит в функции Центрального Комитета партии, правительства (как будто Берия не был первым зампредом Совмина и членом Президиума ЦК. — С.К.), это вопрос политики, как же он может готовить этот вопрос.

Пегов. Тем более это не дело МВД…»

Тут я цитирование прерву, чтобы заметить: как ярко в замечании Николая Пегова, прожившего долгую и серую жизнь аппаратчика, проявилось то бездарное, писарское отношение к делу, которое свое классическое завершение получило в знаменитой фразе другой всесоюзной серятины — Суслова, говорившего: «Нам не поручали»…

Из слов же самого Багирова следовало, как мы уже видели и еще увидим, что в стране постепенно начинала торжествовать личная безответственность «вождей» — о ЦК говорили как о живом существе, долженствующем всегда изрекать «Мы»… Невольно вспоминаешь вопрос Берии Калмыкову и Расплетину: «Кто ручку держал?» по поводу их ответа: «Мы писали»… Вспоминается и то, как на вопрос обескураженного героя скетча Аркадия Райкина: «Кто шил костюм?» ему ответили тоже: «Мы». Увы, это всеобщее «МЫ-чание» тогда уже стало повсеместным.

А Багиров вел дальше:

«Багиров. И тем более не бывает так, чтобы даже по самым маленьким вопросам… не позвонили из аппарата ЦК… или аппарата Совета министров. Как правило, всегда говорят: я звоню по поручению ЦК… У него же только одно я.

Маленков. Какие ордена?

Багиров. Ордена культуры, союзные и республиканские ордена культуры.

Маленков. Для какой категории людей?

Багиров. Для работников искусства, работников театров.