Юрий Мухин - СССР - потерянный рай Страница 16

3. Семенов избирается членом Английского химического общества в Лондоне при содействии Двудомность, который, как видно из его статей, весьма мало ценит «открытия» Семенова в области теории горения.

4. Семенов заимствует теорию Христиансена и фактически выдает ее за свою собственную. Удивительно, что Христиансен не предъявляет к Семенову никаких претензий, что может быть объяснено их соглашением, преследующим чуждые науке цели.

Временами положение группы, не давшей ничего для развития страны, становится шатким. Тогда такие авантюристы, как С.З. Рогинский или Д.Л. Талмуд, начинают демагогические антинаучные выступления вроде обещания увеличить активность промышленных катализаторов в 500 раз (в 1936 году Рогинский) или «разрабатывают» известные вещи вроде «грелки Рогинского», рационализацию сахарного или вискозного производства, дорожного строительства по Талмуду или добычу золота из морской воды по Талмуду. Создав блеф и подкрепив его отзывами друзей, его быстро стараются предать забвению, что обширность компании позволяет сделать весьма легко. Затем работа путем засекречивания хоронится… а впечатление, будто что-то сделано для страны, остается. Особенно яркий пример этому является случай с азотной кислотой, которой, по Семенову, должны были «испражняться» тракторы, но из этого, кроме пятка диссертаций и премии Семенову (устраивал Фрумкин), ничего не вышло, но было впечатление, что Семенов старался облагодетельствовать страну.

Если бы школу Фрумкина — Семенова можно было бы обвинить только в подражании заграничным образцам, то и тогда она должна была принести большой вред стране.

Ведь ясно, что капиталистическая и фашистская наука ведут не вполне строго научную агитацию, которую нужно уметь анализировать, нужно осторожно относиться к проповедуемым иностранцами «научным» истинам и положениям. Они могут быть не только однобокими, но и неверными. Ведь мы знаем, что Габер, стараясь внушить своими (открытыми) работами трудную осуществимость синтеза аммиака, прикидывался наивным ученым, ратующим за неосуществимые утопические производственные методы. Однако в то же самое время Габер реально осуществлял уже этот процесс на технологическом уровне, а его статьи о малодоступности такого процесса печатались в то время, когда немцы с помощью Габера готовили тысячи и тысячи тонн взрывчатых веществ.

А что стоит история с авиабензином уже во время Второй мировой войны? Главным образом, именно немцы внушили американским и русским мотористам, что ароматические углеводороды в бензине вредны, и вся американская промышленность ориентировалась на изготовление не содержащих ароматики бензинов.

Мы в СССР плакались, что портим наши бензины ароматикой, и наивно радовались, что немцы по бедности ее применяют, а когда война подвергла оценке эти «научные» истины на стендовых испытаниях, то оказалось, что ароматика необходима в авиабензинах, немцы ее применяли вовсе не по бедности, а умышленно, и в США пришлось перестраивать промышленность авиабензина. Таких примеров можно привести много.

Ясно, что ученые нашей страны не могут слепо доверять зарубежным и слепо равнятъся на их образцы. Мы должны строить свою науку, основанную на наших особенностях, особенностях потребностей и ресурсов нашего государства. Нужно воспитывать в наших ученых критическое отношение к фактам, теориям, учить мыслить их самостоятельно, чтобы не попасть на удочку к врагу.

Второе вредное следствие господства группы Фрумкина — подавление критики. В нашей научной литературе почти нет критики, нет полемики с их страстным стремлением к истине, нет горячих дискуссий. Дореволюционные русские научные журналы, выходящие теперь немецкие и американские журналы много богаче критикой, чем журналы, контролируемые и издаваемые Фрумкиным.

Он и его школа боятся критики и боятся критиковать. Ведь может пострадать репутация. А репутация для них — это все. Нет идей, а идейки не дают авторитета; нет подлинных открытий, нет работы, а работками авторитет не завоюешь. Он завоевывается поэтому круговой порукой, вздувающей липовую репутацию этих «ученых», и, не обладая ничем, кроме репутации, они так за нее держатся.

Наконец, та огромная группа научных работников, которая непосредственно работает в лабораториях Фрумкина, Семенова и т. п., а также работает в других учреждениях, подражая им, производит почти что никому, кроме авторов этих работ и их друзей, не нужную продукцию. Ведь воспитательная роль Журнала, физико-химических конференций, а также комиссий ВСНХ, Наркомтяжпрома и АН СССР, утверждающих план научных работ в республиках, очень велика, а все эти орудия находятся уже 10 лет в руках Фрумкина и его близких. Редкий ученый химик в Союзе может похвастаться независимым от этой группы мышлением. Он окружен антинаучными, отрывающими мысль от актуальных направлений влияниями группы Фрумкина и т. п.

Поэтому здесь мы сталкиваемся с еще более огромным по масштабу вреднейшим влиянием, выбивающим из участия в развитии науки в правильном направлении сотни, а может быть, и тысячи одареннейших исследователей».

Для тех, кто не совсем понял, о чем идет речь в этом письме, поясню кратко.

Еще до войны в советской химии создался интернациональный клан чижей, который выкачивал из страны деньги в виде финансирования «научных» работ, доплат за научные звания и премий, а взамен давал стране либо ничего, либо копии западных работ, которые вполне могли скопировать и заводские инженеры и техники в ходе своей повседневной работы.

Возьмем, к примеру, книгу К. Рыжова «Сто великих россиян». Ученые в ней представлены всего пятью фамилиями наших соотечественников: Ломоносов, Лобачевский, Менделеев, Павлов и Ландау.

С первыми четырьмя все ясно: еще из школы мы знаем, что это они открыли закон сохранения веществ, неевклидову геометрию, периодический закон элементов, законы физиологии и условные рефлексы. А что открыл Лев Ландау? Из статьи о нем можно понять, что это очень-очень великий физик, но что он в физике открыл, понять невозможно. Из статьи в «Энциклопедическом словаре» выясняем, прежде всего, что он имеет Нобелевскую, Ленинскую, три государственные премии и звание Героя Соцтруда — прямо коллекционер наград. Но что же все-таки он в физике открыл?! Из этой же статьи выясняем, что у Л. Ландау: «Тр. во мн. областях физики: магнетизм, сверхтекучесть и сверхпроводимость, физика тела, атомного ядра и элементарных частиц, плазмы, квантовая электродинамика, астрофизика и др. Автор классич. курса теоретич. физики (совм. с Е.М. Лившицем)».

«Классический» курс физики — это, конечно, хорошо. Но открыл-то этот педагог что? Ведь покойный Альфред Нобель распорядился свои деньги тратить только на премии за открытия, а не за написание в соавторстве учебников. Кстати, на самом деле, как выясняется, Ландау не написал ни одного труда, поскольку не умел. Писали другие, а он в труды других, как нас убеждают биографы, ценные мысли вкладывал. Ценные мысли — это хорошо, но открыл-то он в физике что? За что Нобеля получил?

Выясняется, что Нобеля Ландау получил за то, что высказал смелое предположение по поводу того, почему гелий сверхтекуч. Ага, скажете вы, значит, Ландау открыл сверхтекучесть? Нет, сверхтекучесть открыл П.Л. Капица, а Ландау высказал по этому поводу смелые предположения и получил за это Нобелевскую премию в 1962 году. Капица тоже получил Нобелевскую премию за свое открытие, но только через 16 лет после Ландау — в 1978 году и через 30 лет после того, как он его сделал. Меня интересует вопрос — почему так? Почему в СССР физик, сделавший открытие, представляется Нобелевскому комитету для награждения позже того, кто это открытие описал? Это ведь все равно, что летчик, сбивший 20 немецких самолетов, получает звание Героя через 30 лет после войны, а журналист, описавший его подвиг, — немедленно.

У меня нет другого ответа, чем тот, который уже дал в своем письме А.В. Фрост. Напомню: «В результате, не дав стране ничего для развития ее мощи, а наоборот, ослабив ее, эта публика захватила в свои руки науку, определяет или, во всяком случае, пытается определять официальное суждение о качестве научных работ, и отметила свою деятельность колоссальным количеством присужденных ее членам премий им. т. Сталина (так как им удалось захватить ведущее положение и в Комитете распределения этих премии)».

Из книги жены Л. Ландау К. Ландау-Дробанцевой можно узнать довольно интересные подробности, в том числе и о способах награждения, принятых чижами в советской физике.

Так, физик П.А. Черенков сделал открытие, которое тянуло на Нобеля, но Нобелевскую премию получили трое: Черенков П.А., Франк И.М. и Тамм И.Е. Последние два — за руководство Черенковым и «истолкование» этого открытия. (Должен сказать, что нет сведений о том, что Капица или Черенков просили кого-либо истолковать свои открытия, да и Нобель платить премии истолкователям или руководителям не предполагал.) Ландау так объяснил жене навязанных Черенкову «соавторов»: «Такую благородную премию, которой должны удостаиваться выдающиеся умы планеты, дать одному дубине Черенкову, который в науке ничего серьезного не сделал, несправедливо».