Джон Кутзее - Дневник плохого года Страница 16

Ну у вас и характер, сказал я. Она приняла мои слова как комплимент.

Зачем она мне постоянно напоминает, что она не замужем? Я мог бы предложить ей руку, руку и состояние: Бросайте Алана, будьте моей! Неужели мое сумасшествие зайдет так далеко?

И всё-таки, сказала я, напустив на себя унылый вид, изобразив готовность сдаться, приготовившись принять поражение (я давным-давно усвоила, что побеждать в спорах с Аланом — себе дороже), и всё-таки мне жаль старика (Алан понимает под этим вот что: Я — женщина, и мягкосердечие заложено во мне самой природой). Да всё ОК., говорит Алан, конечно, пока ты управляешь своими чувствами, а не они тобой. Да всё О К расшифровывается как: Знаю, понимаю, ты ничего не можешь с собой поделать, я и не хочу, чтоб ты была другой, в мягкосердечии — твое женское очарование.

В философском аспекте наделение разумом всей вселенной, а не только субпопуляции млекопитающих планеты Земля, не кажется мне регрессом. Разумная вселенная эволюционирует с определенной целью, даже если эта цель навсегда останется выше человеческого понимания; и уж конечно, если эта цель никогда не уложится в наши представления о том, что такое цель.

Коль скоро мы пожелаем пойти дальше и отделить вселенский разум от вселенной как целого — не вижу смысла в таком шаге, — мы можем пожелать присвоить этому разуму удобное односложное имя Бог. Но даже сделав такой шаг, мы всё же будет очень далеки от того, чтобы утверждать как факт — и охватывать мыслью — существование Бога, требующего веры в себя; Бога, хоть сколько-нибудь интересующегося нашими мыслями о нем (о Нем), или Бога, вознаграждающего добрые дела и карающего грешников.

Один раз я съехала с катушек, сказала Аня. Временно. Алан меня спас. Тогда-то я и узнала, что он за человек.

Я взял себя в руки и приготовился выслушать историю о том, как Аня съехала с катушек.

Алан в таких делах понимает, продолжала Аня. На него можно положиться. Он прямо как отец. Может, потому, что сам вырос без отца. Разве вы не знали?

Мы с Аланом часто спорим, но стоит нам оказаться в постели, в нас вспыхивает страсть. Мы бы тоже могли когда-нибудь прославиться как любовники. Алан говорит, что хороший спор не дает мозгам заржаветь. Еще я

много узнаю от Алана. Он всегда что-нибудь читает, постоянно посещает семинары и презентации новой мысли. Он читает «Уолл-стрит джорнал» и «Экономист» онлайн, у него подписка на «Нэйшнл Интрест» и «Кводрент». Партнеры постоянно над ним подшучивают, какой он интеллектуал. Но не зло подшучивают, потому что Алан всегда предугадывает рынок, и они его за это уважают.

Когда мы только начали встречаться, Алан мало понимал в сексе и не знал толком, чего хочет женщина, и меня это забавляло, ведь Алан был женатый человек. Но я его как следует натаскала, так что теперь он всегда на высоте. В Алане постоянно горит огонь — для меня горит, а женщина за такое много чего может

Людям, заявляющим, что за каждой особенностью каждого организма стоит история отбора случайных мутаций, не мешало бы попробовать дать ответ на следующий вопрос: Почему в таком случае мыслительный аппарат, эволюционировавший у человеческих существ, ни на каком уровне детализации не способен постичь собственную сложность? Почему мы, человеческие существа, как правило, испытываем трепет — иными словами, почему наш ум отшатывается от этой мысли, как от пропасти, — почему мы испытываем трепет, когда пытаемся охватить, осознать определенные вещи, например, происхождение пространства и времени, существование небытия, самую природу понимания? Не вижу в этом сочетании — сочетании недостаточности широты интеллекта с осознанием, что широта интеллекта недостаточна — никакого эволюционного преимущества.

Об Алане я ничего не знаю, сказал я.

Он сирота. Он воспитывался в приюте. Ему пришлось самому всего добиваться. Он интересный человек. Вам бы не мешало поближе познакомиться.

Правило № 2: Никогда не связывайся с мужем. Вы съехали с катушек, напомнил я.

простить. Мистер Кролик — вот как я иногда называю Алана. Мистер Кролиссимо. Однажды мы сделали это четыре раза подряд, причем днем. Это рекорд? Ну, рекорд или нет? спросил Алан после четвертого раза. Рекорд, ответила я. Мистер Кролик. Мистер Морковка. Мистер Большой.

Кстати, говорю я, Senor К. интересовался финансовым планированием. Разумеется, говорит Алан, я позабочусь о твоем Senor'e. Я спрашиваю: Это как это ты позаботишься? Как следует позабочусь, говорит Алан. Я говорю: Что значит как следует? А он: Не задавай вопросов, и тебя не обманут. Я говорю: Не хочу, чтоб ты его одурачил. Не собираюсь я его дурачить, говорит Алан, аи contraire[18], я стану его ангелом-хранителем. Я говорю: Он старый и несчастный, и он не виноват, что чувствует ко мне такое — вот как ты не виноват, что хочешь меня. А Алан: Могла бы и не напоминать. Ты моя Принцесса Киски. Ты моя Королева Клитора. Я говорю: Не обманывай его. А Алан: Ладно, ладно.

Эжен Марэ[19], представитель первого поколения, полностью впитавшего доктрину Дарвина, ставил перед собой следующие вопросы: какое эволюционное направление задано ему самому? не является ли он сам образцом мутации, которой не суждено прогрессировать, а значит, не приговорен ли он к вымиранию? Фактически, людей вроде Марэ мучил вот какой вопрос: что, если целый особый подвид человечества, подвид, представителями которого они являются, характеризующийся гиперразвитием интеллекта, в действительности — обреченный на провал эволюционный эксперимент, отмечающий путь, которым всё человечество не может пойти — и не пойдет? Таким образом, на поставленный выше вопрос они отвечают следующее: мыслительный аппарат, отмеченный осознанием собственной недостаточности, является эволюционным отклонением.

Да. Но с тех пор я веду себя смирно. А вы когда - нибудь съезжали с катушек?

Нет, сказал я, не думаю. А сейчас уже слишком поздно. В моем возрасте, если съедешь с катушек, можешь не успеть въехать обратно.

Верю ли я Алану? Конечно, не верю, а он ни на секунду не поверил, что я ему верю. Вот и пример личного измерения, а еще есть общая картина. Ложь в личном

измерении не обязательно считается ложью в общей картине. Она может превысить пределы своего происхождения. И чтобы понять это, Алан мне не нужен. Это как макияж. Макияж может быть ложью, но не тогда, когда все красятся. Если все ходят накрашенные, макияж считается в порядке вещей, а что такое истина, как не то, что в порядке вещей?

18. О Зеноне

Как мы считаем? Как мы учимся считать? Являются ли наши действия при счете теми же, что и при обучении счету?

Существует два метода обучения ребенка счету. Первый заключается в том, чтобы выложить ряд пуговиц (Насколько длинный ряд? — Это на усмотрение учителя) и предложить ребенку двигаться слева направо, сначала коснуться указательным пальцем одной руки (только одной руки) первой слева пуговицы и одновременно произнести слово (потеп, название) — по-английски это будет one — из имеющегося списка, затем переставить палец на следующую пуговицу и произнести следующее название из списка, по-английски two, и так далее, пока ребенок не поймет принцип (к самому принципу следует вернуться позднее). На этой стадии можно сказать, что ребенок научился счету. Списки названий, задействованные в процессе обучения, разнятся в разных языках, но во всех случаях подразумевается, что эти списки бесконечно длинны.

Повезло вам, сказала она и, помолчав, добавила: А признайтесь, вы же представления не имеете о том, что я за человек?

Алан считает, что за свои грязные мысли обо мне Senor К. заслуживает наказания, а именно шести полновесных ударов палкой по своей костлявой заднице (на самом деле Алан ничего такого не говорил, но я знаю, что права). Но неужели грязные мысли действительно так уж грязны, спрашиваю я себя, если ты слишком старый, чтобы воплотить их в жизнь, если ты всё равно запираешь эти мысли в их собственном измерении? В конце концов, что и остается в жизни старику, кроме грязных мыслей? Senor К. не виноват, что вожделеет ко мне, точно так же как я не виновата, что ко мне вожделеют. Кроме того, Алан любит, когда на меня глазеют другие мужчины. Он в жизни не признается, но я же знаю, это правда. Ты ведь моя, да? говорит Алан, сжимая меня в объятиях. Ведь моя? Моя? И до боли стискивает мне запястья. Твоя, всегда твоя, говорю я, тяжело дыша, и он кончает, и я тоже кончаю. Вот какие у нас отношения. Вот какая огненная страсть.

Второй метод заключается в том, чтобы положить перед ребенком одну пуговицу и попросить его произнести первое название из списка (по-английски one), затем положить вторую пуговицу и попросить ребенка произнести следующее название (two), затем достать третью пуговицу, четвертую и так далее, пока ребенок не поймет принцип.