Игорь Танцоров - Деньги или любовь. Жертвы половой войны Страница 16

Таким образом, наступление на семью повелось сразу с двух сторон. Почему? Потому что из хаоса возникла колоссальная бюрократическая машина, подменившая естественную логику развития общества. У бюрократии своя логика, не имеющая ничего общего с дилеммой «деньги — любовь» — бюрократии нужен только собственный злокачественный рост. За счёт кого угодно и во имя чего угодно. Раньше бюрократия прислуживала власти. Теперь она стала ею. И это приводит нас к социальному бермудскому треугольнику, утопившему любовь: эмансипация — бюрократия — демократия, каждая вершина которого, взятая с любой из соседних — система с положительной обратной связью. То, что эмансипация требует бюрократии, а бюрократия подпитывается эмансипацией, мы уже видели. Демократия суть популизм, она процветает при максимальном числе легко манипулируемых избирателей. Женщины тут просто идеальны. Чем они более эмансипированы — тем «ширше» демократия. Но эмансипированным женщинам требуется демократия, чтобы отстаивать свои вновь полученные права. И чем больше у них прав, тем больше их надо. Такова логика прав и свобод. Идём дальше. С демократией власть обезличилась. Теперь вообще непонятно — что есть власть. Сама демократическая власть, её аппарат — это тоже бюрократия, со своей неконтролируемой логикой роста. Чем больше прав и свобод, чем сложнее общество, тем сильнее нужда в регулировании и управлении, тем больше бюрократия. И чем больше бюрократия, тем нужнее ей демократия, потому что любой правильный авторитаризм не нуждается в сильном противнике, коим является бюрократия. Вот таким трёхглавым драконом оказывается при ближайшем рассмотрении красивое государство-нянька.

Естественные отношения полов были окрашены любовью. Отношения обоих полов с любимым государством не предполагают взаимности. Они холодны и формальны. Они окрашены деньгами. Но не только в окраске дело. Усевшись жирной задницей на весы нашей дилеммы, государство сместило их от любви к деньгам, от семьи к индивидуализму и от мужчины к женщине. Этот последний аспект очень интересен. Эмансипация привела к удорожанию женщины. Наличие независимого источника финансов помогает женщине в её вечной торговле с мужчиной. Женщине теперь куда удобнее опираться на доброе государство-соску, которое ничего не требует взамен, чем на злого мужчину. Но отнимая с помощью государства у мужчины его хлеб, она доторговывается до отсутствия покупателей. В результате у резко подорожавшей женщины есть и квартира, и дача, и машина. И новое, эмансипированное счастье — курсировать на третьем между первым и вторым.

Удорожание женщины

На первый взгляд, всё наоборот. По крайней мере, так нас уверяют сами женщины и все остальные радетели или ругатели эмансипации. Что женщина обесценилась, её ни в грош не ставят, заставляют работать и т. д. и т. п. Радетели это приветствуют, утверждают, что это справедливо, что равенство превыше всего, и нечего, мол, тут… Ругатели жалеют женщину, вспоминают классическую семью и горько вздыхают.

На самом деле тут много путаницы. То, что женщину заставляют работать, говорит о том, что её не ценят. Само собой. Но кто не ценит? Государство, об этом и было сказано чуть выше. Говоря же о ценности женщины, надо иметь в виду совсем другое. Её ценности для мужчины. И тут всё иначе.

Давайте мысленно подумаем. Если женщина обесценилась, почему её никто не хватает? Она что, стала никому не нужна? Она что, была банальным искусственным дефицитом? А сейчас стала доступной и ненужной? Этой «логики» прежде всего придерживаются сами женщины. Понять их можно. Сама природа требует от женщины воздержания, возбуждения желания и таким образом повышения своей ценности в глазах мужчины. Эта логика работает и в личных отношениях, и в обществе. И сами женщины это отлично знают. Знают, когда следят за соперницами. Знают, когда ненавидят проституток. Знают, когда негодуют на распущенность и разврат. Логика всё та же — если никто не «даёт», мужчины хотят сильнее. Правда хотят всё равно кого. То есть в этом случае повышается не ценность, а стоимость, но это, по большому счёту, не важно. Для женщины эта логика — постоянная головная боль и потому она видит её везде и всюду, и винит во всех своих бедах только её. Помимо мужчины, разумеется.

Но в нашем случае всё по-другому. Что мы видим в нашем или, вернее, в их случае? Разве эмансипация увеличила число женщин? Разве жестокое общество гонит их на панель? Разве государство-нянька толкает их к мужчине в семью? Ничего подобного! Всё прямо наоборот. Эмансипированное общество всеми фибрами своей женской души желает только одного — чтобы женщина стала дороже. Для этого и помощь, и поддержка, и криминализация проституции, и борьба с непристойностью, и обострённое внимание к преступлениям на сексуальной почве. Но главное, конечно — предоставление женщинам работы, возможностей для успеха и независимости от мужчины. Всё это направлено на повышение как биологической, так и социальной ценности женщины, той ценности, которая когда-то была привилегией одного лишь мужчины. А социальная ценность опять бумерангом возвращается к биологической. Чем успешней женщина, тем она недоступнее и тем она желаннее, тем выше её привлекательность. То есть с ростом доходов ценность женщины растёт во всех отношениях. Да и вообще, как известно, чем свободнее женщина, тем сильнее хочется ею обладать.

Другим часто повторяемым признаком «обесценивания» женщины называют разгул порнографии и эротики в искусстве и рекламе. Конечно, к реальному обесцениванию это не имеет отношения. Можно даже мысленно подискутировать, что таким образом мужчинам постоянно напоминают, в чьём обществе они прозябают и кто тут главный. О ком им не следует забывать и к кому стремиться. Но не будем тратить время. Лучше просто признать, что всё это — неизбежное следствие эмансипации. Не в том смысле, как кажется. А в том, что таким образом множество женщин наконец находит работу и реализацию своего таланта, которые иначе они бы нашли в семье.

Недолгий флирт женщин с сексуальной революцией показал, что они не променяют традиционную моногамную любовь на свободу нравов ни за что на свете. Женщина всегда предпочтёт одиночество разврату, промискуитету, групповым бракам и шведским семьям. Ценность женщины непоколебима. И если повышение ценности может вызвать сомнения в силу трудностей её измерения, то надо помнить, что ценность женщины соотносится не с эталоном, хранящимся в музее мер и весов, а с ценностью мужчины.

Порок проституции с самого своего появления тревожил чуткие сердца знатоков и спасителей человеческих душ, обвинявших жуткие социальные условия в его неистребимости и всепроникающести. К их вескому мнению присоединялись конструкторы справедливых социальных систем, как заклинание твердивших мантру о том, что бедность — истинная причина этого кошмарного социального зла и безусловного пережитка варварских времён. Можно было бы и нам направиться по этому широкому пути и посетовать, что общество изобилия всё никак недоизобилует в надлежащей степени, чтобы это поразительное явление исчезло раз и навсегда. Но вместо этого, почему бы не поставить вопрос прямо? Или лучше положить его на широкий бок? И спросить ничтоже сумняшеся, исчезает ли ценность женщины в обществе, где его женский член становится так же ценен, как и его обыкновенный, мужской? Иными словами, где значимость женщины зависит только от её профессиональных успехов?

С одной стороны, мы уже знаем, что природу социальными конструкциями не исправишь, и биологическая ценность женщины только растёт. В самом деле. Красивая молодая женщина, как ни будь она успешна в своей профессиональной карьере, в личных отношениях с мужчинами вряд ли будет себя вести как мужчина, даже если её финансы позволяют ей это. Придёт ли ей в голову ухаживать за своим избранником? Оплачивать его капризы? Покровительствовать? Она безусловно может на какое-то время помочь материально, дать взаймы, оплатить расходы и т. д. Но не более. Ухаживать и добиваться — привилегия мужчины.

И поэтому, если не мысленно, а на самом деле думать, то несложно понять, что пока ценность имеется, всегда найдутся желающие её продать. Пусть и не все, пусть и не всегда. Но как бы общество ни старалось снабдить женщин лёгкими деньгами, отговорить или запретить, продажа тела для некоторых из них всегда будет ещё легче и ещё проще. Поэтому общественная ценность женщины вообще оказывается легко конвертируемой индивидуальной прибылью женщины в частности.

Кстати, а чему нас учит проституция? Нет, не тому, что подумал уважаемый читатель. Она учит нас тому, что биологическая ценность — на самом деле есть стоимость. Но это философски, а по-русски говоря, биологическая ценность есть всеобщая, дополнительная, денежная выгода, данная женщинам, что разрушает на корню всякую видимость «равенства». В этом месте озадаченный читатель наверняка возмутится и скажет — ценность женщины равна мужской! У женщины биологическая, у мужчины — социальная, так же было написано во 2-й главе! Успокоимся и подумаем. Из глубин философии 2-й главы мы накопали, что ценность женщины состоит из двух составляющих — биологической и эстетической. Эстетической ценности противостоит некая мужская «красота» — сплав мужества, силы, интеллекта и т. п. Всего того, что порождает индивидуальную человеческую ценность. Всего того, что призвано рождать любовь. Хоть и не рождает. Конечно, ясное дело, что эстетическая ценность женщины не идёт ни в какое сравнение с мужской и тоже, по большому счёту, есть стоимость. Но не будем вдаваться. Будем понимать под мужской красотой биологический потенциал, помогающий ему стать мужчиной — потенциал реализации в обществе. Будем считать их взаимно достойными любви и где-то как-то равноценными.