Газета Завтра Газета - Газета Завтра 21 (1070 2014) Страница 16

В итоге противоречий на месте Империи возникает аномальная зона, где пространство рассыпается, а солнечные часы нашей истории во тьме перестают работать: "Мы попадаем в огромный исторический перерыв, в огромную чёрную дыру, где останавливается русское время". В цитадели русской власти - Кремле, как торговец в храме, оказывается самозванец:

Когда кругом врагов чужая речь,

Когда в Кремле витийствует Иуда,

Я вновь точу мой затупленный меч

И уповаю на святое Чудо.

Но главная причина возникновения черной дыры, поглощающей пасхальный свет русской истории, - в отступлении от Божественной правды, в подмене Божественной истины разного рода лжеучениями, самостийными философскими идеями. Так, в русском соборном сознании на протяжении нескольких веков накапливалось отрицание Бога, происходило его вытеснение из русского поющего сердца. Вектор нашего движения пытались направить "от Божественного солнца небес к Черному солнцу подземелий". Вольтерьянство, дарвинизм, хлыстовство, ницшеанство, марксизм - все это, принесенное на русскую почву, взращенное на ней, как сорняки, было призвано отвести русскую душу от Бога. Подменить свободу в Боге, с которой распятый разбойник уверовал во Христа, свободой от Бога, которая искушает поклониться сатане за "все царства мира и славу их".

Емким символом, воплощающим эту богоборческую подмену всех русских смыслов, может быть перевернутая Вавилонская башня: "Храм, опрокинутый своей вершиной в мертвую материю. Ярусы этого храма сужаются к центру Земли по спирали, на каждом ярусе происходит своя мистерия, как в кругах ада. На верхних ярусах - римские оргии, дионисийские таинства, содомские игрища. На нижних ярусах ритуальные жертвоприношения, какие практиковали ацтеки и инки, инквизиторские пытки, мучения в концлагерях и газовых камерах. Чем ближе к центру кратера, тем сильнее страдания, острее наслаждения плоти. На дне воронки в опрокинутом куполе храма плещет огненное озеро, из которого под вопли казнимых, хруст костей, стоны оргазмов поднимается Божество, прекрасное, всеведающее и всесильное".

Бур Вавилонской башни, дробящий русскую землю на куски, стремится превратить Империю в республику Русь, где русская цивилизация, лишенная своей пассионарной энергии, может сократиться до малочисленного племени, вытесненного на островок выжженной земли. Два подобных варианта трагического сценария пугающе зримо представлены в романе Проханова "Алюминиевое лицо".

В первом случае русские рыбаки давно побросали сети, но не стали апостолами, а уподобились сомалийским пиратам. Они обрели не свободу, а почувствовали первобытную волю и, не подчиняясь ни царю, ни президенту, способны выжить лишь до тех пор, пока у них есть патроны.

По второму трагическому сценарию, русская земля превращается в обездоленное селение, опаленное "звездой-полынью". Здесь жителям "ни добрый, ни злой человек не страшен", потому как уже "Богом обижены". Здесь после пьяного выстрела в гнездо не живут аисты и не приносят птенцов. Повсюду, как тягостное напоминание о счастливом прошлом "валялись разорванные автомобильные камеры и покрышки. Сбоку, в рытвине, на ободах, стоял ржавый грузовик, из которого вырвали и унесли все, что поддавалось изъятию". В местный магазин уже несколько дней не завозили водку, будто селянам дали последний шанс спастись. Бывший председатель, собравшись с силами, обращается к людям с пламенной речью: "Прежде чем вас позвать, я не спал две недели, выпил шесть литров водки и вбил гвоздь в косяк двери, чтобы удавиться. Но я вогнал этот гвоздь по шляпку, постирал и надел белую рубаху, как моряк с "Варяга", и говорю вам: "Хорош! Кончай пить! Кончай матушку Россию пропивать! Кто мы с вами такие, русские люди или пьянь паршивая?". Народ искренне воодушевляется, вспоминает былые успехи, клянется бросить пить, начать работать и создать сельхозартель. Кажется, что философия общего дела вновь обретена, но через несколько часов завозят водку и народ превращается в лютого зверя, спущенного с цепи: мужья гоняются с топорами за женами, сосед в кровь избивает соседа, и все молят о конце света. Это уже не некрасовская "пьяная ночь", а башлачевское "спим да пьем сутками и литрами".

Обойти подобные подрывные точки на своем историческом пути русская душа способна, когда "всем сердцем, всем сознанием" слышит не "музыку революции", а тихую Божью поступь, уводящую от гибели, помогающую не только преодолеть, но и миновать пропасти.

Так, нам удалось обойти на своем пути оранжевую воронку истории, куда уже попали страны Ближнего Востока, Средней Азии и наш самый родной и близкий славянский брат. Когда из болота, что возникло на русской земле, стал сочиться тревожный оранжевый дым с коричневым оттенком; когда взамен русскому триколору, красному победному знамени и георгиевской ленте стали предлагать белую ленту как знак отрицания всей великой истории, труда и созидания - новому имперостроителю хватило сил осушить зловонное болото, запереть Зверя за Адскими вратами, наложить "крепких семь печатей". Этот Зверь, пытавшийся соединить в себе несоединимые антигосударственные, антиимперские силы, явился к нам древним драконом: "Голова змеи, передние ноги льва, задние ноги птицы, покрыт рыбьей чешуей и звериной гривой". Загнанный в ловушку, в итоге он был отравлен собственными ядами, растерзан противоречиями.

Когда рассыпаются главные составляющие русского мира. Человек труда превращается в человека праздности и наслаждения. На месте заводов и университетов возникают макдональдсы, торговые комплексы, казино и ночные клубы. Но срабатывает механизм самосохранения Империи, включается ее иммунитет, она вытесняет из себя все это, как инородные тела. И если либералы всегда будут писать "историю черных дыр, русских несчастий", то имперостроители пишут историю русских побед, историю, озаренную пасхальным светом.

И сколько бы ни строил лукавый враг ловушек на нашем пути, сколько бы ни разверзал бездн, сколько бы ни пытался затянуть нас в черную дыру - Господь, "адову разрушив крепость", как Адама на иконе "Сошествие во Ад", переведет Россию через пропасть по вратам, легшим крестом, и пребудет с нами во Свете и Славе.

Алданские скитники

Владимир Бондаренко

22 мая 2014 1

Культура Общество

Слово о друге

Камиль Зиганшин меня удивляет, и как человек, и как писатель. Это сразу три или четыре человека в одном. Башкирский публицист, общественный деятель. Крупный предприниматель, организатор различных производств. Путешественник и альпинист, экстремал экстра-класса, наряду с Федором Конюховым, не ниже.

И все-таки, прежде всего - это талантливый русский писатель, автор великолепнейшего романа " Золото Алдана". Его прекрасная дилогия "Золото Алдана" скорее отсылает к Владимиру Личутину, Всеволоду Иванову, Вячеславу Шишкову, Михаилу Пришвину, к давним романам Мельникова-Печерского. Этот роман переносит нас в мир русских староверов, в мир людей с совсем другим, почти не знакомым нам, образом жизни, с иной, уже непривычной для нас, нравственностью. К тому же, это не просто исторический роман, написанный человеком со стороны, других взглядов, другой истории. Нет, Камиль Зиганшин открыто воспевает и проповедует, этот, уже забытый многими из русских, скрытный и недоступный мир древлеправославия. Он видит в нем надежду на наше общее будущее. Его роман поразил меня глубиной и прочувствованием мира староверов.

Дело не в национальности, мог и обрусевший башкир уйти в русскую старую веру, стать даже староверческим наставником. Был же знаменитый старовер протопоп Аввакум чистым мордвином. Давно уже для большинства из нас башкиры такие же люди русского мира, как и мы сами.

Дело не в его жизни и его биографии. Камиль Зиганшин для меня давно уже сравним с норвежцем Туром Хейердалом, с нашим покорителем морей и океанов, православным священником Федором Конюховым, с Николаем Пржевальским, с Арсеньевым и его Дерсу Узалой. Он - из когорты героических людей, которым мало обыденной жизни. Естественно, от такого человека ждешь и прозы определенной: о вулканах и снежных бурях, о встречах с шаманами и буддийскими монахами, о жизни тигров и бегемотов, слонов и леопардов Скорее, не удивишься его историям о "снежном человеке", его рассказам, как чуть не проглотил разъяренный бегемот, как он падал со скалы в пропасть. Впрочем, его первая проза и была "путевой": "От Аляски до Огненной земли" и "Хождение на Камень" Есть и яркие книги о путешествиях, о природе, о жизни диких зверей: "Щедрый Буге", "Лохматый", "Маха или история жизни кунички", недаром его коллега Рим Ахмедов отметил: "Камиль Зиганшин пишет свои рассказы и повести как знаток природы, как бывший профессиональный охотник, и сознательно ли, или сам того не замечает, что его персонажи - куницы, рыси и другие дикие звери, наделенные сугубо индивидуальными чертами характера, выгодно отличаются возвышенностью духа от нас, людей. В особенности это заметно на фоне сегодняшней деградации духовных ценностей общества" Но не будем Зиганшина, (как Пришвина в свое время) сводить к этнографической или анималистской прозе. Тесно ему там будет.