Газета День Литературы - Газета День Литературы # 132 (2007 8) Страница 16

Для чего мне знать дано

То, как в жизни не бывает?

Это знанье убивает.

И убило бы давно.

Если был бы я сильней

И жесточе, нетерпимей

В жизни неисповедимой,

И расстались бы мы с ней.

Только жизни этой – жаль...

И живу я невозможно,

И со мною непреложно

Спутница моя – печаль.

ЧЕРТОПОЛОХ

Бессмысленно гляжу на белый свет –

Ему во мне ответа больше нет.

И он, ненастен, солнцем ли горит,

Мне больше ничего не говорит.

Всю жизнь мы говорили, след, не след,

Пьяны бездонностью

пространств и лет.

И вот на дне вино моё горчит,

И в свете мрак сквозит, многоочист.

И свет не свет, и я глазами плох –

Смеркается, пустырь, чертополох.

Колюч и сух, в запёкшейся крови –

На жизни, на страданьях, на любви.

Молчание. И смертной скуки вздох...

А дальше полный несусветный вздор.

***

Ты победила меня, жизнь.

И я сдаюсь и умираю.

Но перед смертью умоляю:

Ты меня в поле положи.

И незаметно усыпи

Морозом. И не похоронам –

Отдай меня волкам, воронам,

Чтоб не нашёл никто в степи.

Чтоб я, как в жизни, был ничей,

А только Божий и природный,

Так и по смерти был свободный,

Даже от памяти твоей.

***

Не осталось ничего святого

За душой и просто ничего.

В мир ушло всё, в музыку и слово.

Пусто, где душа была, черно.

Не осталось ничего и в теле.

В труд ушло, в любовь ушло, в вино.

Доживаю век свой еле-еле,

Сердце рвётся и в глазах темно.

Ничего мне люди не вернули,

Ничего мне мир не возвратил.

И гуляю голый, гули-ули,

И гугню весёленький мотив.

И смешу мальчишек и пугаю,

Старая пустая голова.

Эх, ты, жизнь-жестянка дорогая...

И глотаю горькие слова.

В белый свет, что неизменно ясен,

Недвижим, вперяюсь день-деньской:

Потому он кажется прекрасен,

Что вполне бессмыслен

и бесстрастен

И бесчувствен

к участи людской.

***

Галок причитания и вопли

Над глубоким белым сном земли...

Все мои мечтанья, силы, воли

Снеги остудили, замели.

Превращаюсь в ком ненужной плоти,

В вещество без смысла и души.

И гляжу, от жизни на отлёте:

Разве только дети хороши.

И остались, попусту тревожа,

Ото всей любви и красоты

Девичьи и женские межножъя,

Ягодицы, ляжки, животы...

Мир, моею силой не обожен,

Груб и скучен, как могила, ты.

***

Всей этой жизни смертельный обман:

Всей красоты этой прелесть и мреть,

Грёз, упований, любовей дурман –

Миг. А за ним – бесконечная смерть.

Что из того, что в других перейдут

Наши ли гены, таланты ли в деле?

Лишь продолжение в замысле тут.

Без направления и без цели.

Столько себе в утешенье притом

Сами придумываем, затеваем...

О, человечества в мире планктон,

Вечностью ежемгновенно смываем!

То-то, природы разумная часть,

Так же, как звери, мы смерть принимаем

Смирно. Когда наступает наш час,

Неукоснителен и невменяем.

Смолкните, все болтуны и вруны!

Вы, богослов ли, философ, историк.

Лишь умирая, поймёте и вы:

Жизнь есть обман.

Хотя смерти он стоит.

***

Допиваю последние капли.

Стало уксусом жизни вино.

Моё время и силы иссякли.

На душе и на свете темно.

И креста на могиле не ставьте,

Где гнильё будут черви сосать.

Как сказал откровенный Астафьев:

Мне вам нечего больше сказать.

Мрачновато, конечно, но честно.

Даже некуда дальше честней.

Но от слов этих вольно – не тесно

В остающейся жизни моей.

Окончательно так и спокойно.

Ибо – истинно. Всё так и есть:

Человек умирает, поскольку

Был да вышел до капельки весь.

Как становится чёрной дырою,

Отгорев и остынув, звезда.

Хотя свет её некой дугою

Сотни лет всё идёт к нам сюда,

Пусть источника нет. Всё другое

Человеческая ерунда.

***

Сияют выси голубые

И кипенные облака,

Горят берёзы золотые,

Летят как замерли века.

И мысли и слова пустые

И музыка и ритм стиха –

Всё канет в солнечной пустыне,

На донце моего зрачка.

Пропали годы жизни бренной,

И значит, смерти больше нет –

Один лишь свет во всей вселенной,

Один лишь бесконечный свет.

Летит, ликуя и звеня,

И вижу я: в нём нет меня.

***

Упругая, точёная, литая

Плоть жизни, наслаждения и смерти.

Парчовая, пурпурно-золотая

Петля любовной гиблой круговерти.

Я рвался сам в её тугие смерчи,

В исход, исток ли, удержу не зная.

И вижу, отчуждён, ослабнув, смеркши:

Она кровяно-потно-земляная.

Другие рвутся в тесные объятья

И безоглядно рвут сердца и жилы

В смертельном

наслаждении зачатья...

А я природы замысел исполнил.

А жизнь для смерти,

или смерть для жизни.

И что есть что –

увы, так и не понял.

***

...И в отчуждённом свете,

У жизни на краю

Приготовляюсь к смерти,

К исчезновению.

Хоть ничего не вижу

Сквозь яви решето,

Но чувствую: всё ближе

Безликое н и ч т о.

Такая бездна света

И вечности вода,

Что не понять, как это –

Нигде и никогда.

А в прахе ли, в могиле –

Там буду уж не я –

Подверженная гнили

Пустая плоть моя.

Так что гадать напрасно

О том, что – ничего.

Когда предельно ясно:

Я стану – вещество.

А дух, душа и разум,