Эксперт Эксперт - Эксперт № 23 (2014) Страница 16

— А это еще зачем?

— Оказывается, не хватает стране главных инженеров, которые занимаются тем, что задачу сначала раскладывают на части, а потом собирают и делают суперджет. В Америке этому давно учат, а у нас нет. Теперь этому обучают менеджеров наших крупных компаний — металлургических, авиационных. Раньше они все в модные MBA поступали, а инжинирингу не учились. Теперь учатся. Компании спасибо говорят. Вот с Уралвагонзавода тут были представители, рассказывали: иностранцы поставили свое крутое оборудование, пока сами были, оно работало, а уехали — встало. И ничего с ним не могут поделать. А были бы наши ребятишки, они бы разобрались.

— В общем, хотели создать один биокластер, а пошла волна?

— Ну да. Причем все как-то неожиданно бурно развивается. Сейчас еще два направления сформировались — труднодоступных полезных ископаемых и прикладных технологий. Идеи бурлят. Я помню, приходил в разные министерства — там скукотища. Сидят, спрашивают: кто же нам проекты принесет? Да вот же они. Главное ведь не сами проекты, а кто за ними стоит. И чтобы этот «кто-то» сам хотел все сделать. И сам еще деньги привлек. И у нас тут прекрасно реализуется то частно-государственное партнерство, которое крутили на языках как игрушку и не знали, к чему приложить. Здесь же эта модель возникает естественным образом снизу: бюджет делает инфраструктуру, частные деньги — производство, совместно они финансируют НИОКР.

— Андрей, я не заканчивала Физтех. Поэтому, видимо, не обладаю системным мышлением. Как это все складывается: кластеры, лаборатории, новые кафедры, иностранные ученые, компании, школьники — от физики до генов, бактерий, истории и новой химии?

— На первый взгляд все кажется разрозненным. Вот крупная компания «Протек», которая от торговли хочет перейти к производству и созданию хороших дешевых дженериков. Вот средняя по бизнесу «Альтоника» делает свои дефибрилляторы. Вот несколько стартапов. Вот лаборатория Валерия Фокина — это высокая наука. Вроде каждый делает что-то свое. И тут Фокин заходит в лабораторию к биологам, занимающимся продлением жизни. И они вместе решают попробовать молекулы Фокина на своих червяках. Червяки начинают жить дольше. Что дальше? Вместе с генетиками секвенируем ДНК червяка и находим, что именно отвечает за продолжительность жизни. И делаем новую чудесную таблетку. Между всеми этими лабораториями идет своеобразное кросс-опыление.

— А каким боком сюда студенты-физики?

— Мы хотим, чтобы территориально это все происходило вокруг МФТИ. Создаются новые кафедры, ученые начинают ходить преподавать. А когда «натуральный» ученый что-то рассказывает, это зажигает, это не книжная нудятина! Студенты начинают ходить в лаборатории, интересоваться, некоторые уже работают, втягиваются.

МФТИ собирает едва ли не самых одаренных детей страны. Первые два года прессует их физикой с математикой. Дальше по схеме они должны уже начинать контактировать, встраиваться в базовые организации. Но за время перестройки многие базовые организации попросту умерли. И получается, что эти откалиброванные дети, пропущенные через фильтр трудолюбия на первых курсах, оказываются никому не нужны. Они начинают разбрызгиваться — кто-то за рубеж, кто-то в революционеры, кто-то в далекий от Физтеха бизнес. Мы же делаем матрицу, на которой часть старшекурсников оседает. И начинает вкладывать свой потенциал на благо родины. Восстанавливается система Физтеха, но уже в рыночной экономике. Старые хорошие кафедры никуда не делись. Но при этом возникают новые. Мы организовали кафедру, которая готовит людей для самых разных компаний. «Протеку» нужно пару человек, другим фармкомпаниям — еще по одному. Мы берем полтора десятка, чтобы они включались в наши стартапы. Раньше кафедра могла снабжать одно очень крупное предприятие. Сейчас много средних и малых, которым не нужны большие потоки. Появляются кластерные кафедры, а в них студенты, которые разбросаны по разным лабораториям, стартапам и компаниям. Помимо нас кафедру организовали «Роснано» и РВК, институт Склифосовского и другие медицинские центры. Сейчас же такие технологии, что медикам не управиться без инженерии. Недавно кафедру открыл Сбербанк.

— Забавно…

— Ничуть. Как сказал Герман Греф, банк — это лицензия и IT. Они будут брать отсюда ребят, не программистов, а именно системных интеграторов, которые могут любую новую область на куски разрезать, потом собрать и действовать. Здесь учатся технологизации любой новой области. У нас иногда в институтах выпускают народ в никуда. А нужно выпускать туда, где у нас есть потребность. Например, в ресурсную область, в углубление переработки. Там инновация обеспечит экономический мультипликатор, куда более мощный, чем инновация в облачном программировании, которую купит Google, интегрирует ее в сложный продукт и вернет к нам на рынок совсем за другие деньги...

— По-моему, наши ресурсники не очень-то интересуются инновациями.

— А вот и нет. Уже интересуются. Там появилось много направлений — сланцевый газ, направленный взрыв, добыча с помощью бактерий, парадигма сменилась буквально пару лет назад. Инновации в первую очередь нужны там, где у нас хорошо развита индустрия. Не раз приходилось слышать, что нам нужны совсем прорывные технологии, не важно где. Почему же не важно? Ну разработаем мы их, но куда их внедрять? Продавать иностранцам? Так они потом нам в ответ готовый продукт за большие деньги.

— Отличается ли создание нынешнего мегакластера от тех, которые, скажем, формировались в США?

— Конечно. В разные периоды времени технологизировались разные знания. Кремниевая долина технологизировала открытия физики — полупроводники, силиконы. Сейчас человечество технологизирует живые системы. Если посмотреть публикации крупнейших американских университетов — научных центров, то половина — именно из этой области. Под это создавались так называемые biovalley (обобщенное название стартапов биологической и фармацевтической направленности. — «Эксперт» ) в Сан-Франциско, Сан-Диего, Сиэтле. Я в конце девяностых ездил на них посмотреть. Там, где было две-три фирмы, через год их становилось два десятка, они липли друг к другу. И там создавались экспертные центры, центры коллективного пользования. Там шло кросс-опыление. Тогда в моде было создание фирм, моделирующих молекулы на компьютерах. В них было вложено много денег, потом этот пузырик сдулся, а метод превратился в обычный инструмент. Сейчас, например, много стартапов с клеточными технологиями.

— И они тоже могут сдуться?

— Часть точно сдуется. Что-то становится вчерашним днем. Но каждая следующая волна оказывается более эффективной, потому что ученые набирают больше методов, лучше работает комбинаторика.

— Если вернуться к области живых систем и к фарме, разве эта индустрия уже предъявляет спрос на инновации?

— Мощь спроса не может не влиять на тип инновации. У нас пока самый большой спрос со стороны государства. И он такой суррогатный, не очень рыночный, у нас пока нет мощной индустрии. Пока мы по большому счету заняты импортозамещением. Но я думаю, что уже лет через пять, когда страна насытится дженериками, индустрия начнет рыскать в поисках инноваций. И наши детки будут подхвачены рыночным спросом. Раньше крупные производители говорили нам: приходите, когда доведете продукт до рынка. А два года назад заговорили по-другому: приходите за год до регистрации. Сейчас уже интересуются, что у нас в фазу клинических исследований пошло.

На Западе после кризиса много биотеков стало вянуть. И крупный бизнес ходил и выковыривал их как изюм из булки. Но скоро изюм этот закончится. Тогда снова будут искать. И у нас тоже. А у нас уже два десятка стартапов есть, через год будет примерно сорок. И сажать их будет уже некуда, придется расширяться.

— Когда всего пару лет назад возникла идея создания фармкластера, все начиналось с нуля. Что дальше?

— Через десять лет здесь будет долгопрудненское Пало-Альто. И все будут приезжать и ахать: надо же, во что превратился Долгопрудный! Тут и разные исследовательские институты, и дома для профессуры, эстакады, велосипедные дорожки, студгородки. Олигархи свои дома здесь построили. А ядром будет наш Физтех. И понятно, что все друг друга будет питать. Физтех получает новых заказчиков для своих выпускников, а выпускники будут интегрироваться в самые востребованные для нашей страны сегменты экономики. И понятно, что если наши самые талантливые дети будут здесь реализовываться, то мы будем занимать первые места в мировой конкуренции. По сути, наш проект — ни больше ни меньше проект создания новой технологической элиты мирового уровня.