Хеннеке Кардель - Адольф Гитлер – основатель Израиля Страница 17

«Человеком, которого банкиры посылали в Германию, чтобы изучить вопрос о немецкой революции, был молодой Варбург, человек умный, образованный и хорошо знавший немецкий язык, так как он несколько лет работал в банке своего дяди в Гамбурге. Наделенный самыми высокими рекомендациями, Варбург приехал в Германию. Вскоре после этого он встретился в Мюнхене с Гитлером, который охотно ударил по рукам с богатым американцем».

Знаменитый тогда во всем мире американский журналист Г. Р. Никербокер в своей вышедшей в 1932 г. книге «Германия: так или иначе?» точно предсказал:

«Американские инвестиции на европейском континенте вкладываются в поле битвы».

Особую пользу принес тогда выдвинутый фирмой «Ройял датч шелл» на первый план сэр Генри Детердинг, деньги которого поступали через лондонский банк «Сэмюэль & Сэмюэль». И после прихода Гитлера к власти этот нефтяной магнат продолжал жертвовать ему большие суммы. В газете «Гамбургер фремденблатт» от 15 февраля 1939 г. мы находим указание на то, что еще в 1937 году была передана сумма в 10 млн. гульденов. Сэр Генри за несколько дней до этого сообщения тихо скончался в Сент-Морице и был с почестями похоронен в Доббине (Мекленбург). Местный епископ Шульц, партайгеноссе из Шверина, восславил усопшего:

«С храбростью Наполеона, с духовной силой Кромвеля сражался он против духа разрушения и попрания всех прав человека, воплотившегося в мировом большевизме. Возрождение Германии было для него предпосылкой спасения мира от большевизма».

За сэром Генри Детердингом стоял основатель фирмы «Шелл» Маркус Сэмюэль, еврей, который собирал в Восточной Азии раковины и превращал их в Лондоне в деньги. Поэтому его нефтяная фирма и получила этот символ и это название (shell – англ, «раковина»). Благодаря нефтяному буму во время первой мировой войны Сэмюэль стал лордом Бирстедом, а в 1918 г. советская власть национализировала без компенсации собственность фирмы «Шелл» в Баку. В Третьем рейхе Гитлера права государственных русских нефтяных компаний в Германии были аннулированы и фирма «Шелл» претендовала на них, но это так, кстати.

Писатель Генрих Манн подчеркивал незадолго до окончания второй мировой войны в «Слове к Берлину»:

«Теперь вы можете знать, что это на самом деле было: насильственное предотвращение вашей революции. Они прекратили ваше социальное движение, потому что некоторые магнаты использовали его против других народов. Их порученец Гитлер также не был немцем, как и они».[43]

Генрих Манн прилетел из Нью-Йорка.

«Нойе цюрхер цайтунг» писала в № 758 от 2 мая 1946 г.:

«Когда Шахт на Нюрнбергском процессе снова заговорил о поведении иностранных держав по отношению к нацистскому правительству и о помощи, которую они ему оказывали, суд решил, что это не относится к делу и не подлежит обсуждению».

Деньги крупных еврейских банков получали либо сам Гитлер, либо организационный руководитель партии Грегор Штрассер. В курсе дела был начальник разведывательной службы рейхсвера генерал фон Бредов. В «ночь длинных ножей» 30 июня 1934 г. и фон Бредов, и Грегор Штрассер лишились жизни. Знание не только сила, оно может быть и опасным.

Начальник прусской полиции с 1926 по 1932 год д-р Абегг бежал вместе с документами о финансировании Гитлера из-за рубежа в Швейцарию, создал в Цюрихе знаменитый архив Абегга и рассказал о столь же знаменитом фургоне для перевозки мебели:

«Связанные с этим тайным фондом документы находились в фургоне для перевозки мебели, который в 1929-1932 гг. постоянно курсировал между Берлином и Мюнхеном, чтобы ни прусская, ни баварская полиция не могли его обнаружить и конфисковать».

На выборах в рейхстаг в 1930 г. национал-социалисты получили во много раз больше голосов (если быть точным, 6.401.210 голосов). В рейхстаг прошли 107 депутатов этой партии вместо прежних двенадцати, и все они демонстративно красовались в коричневых рубашках СА. Власти республики решили провести новые выборы. Как демократы, они хотели узнать, что происходит, и узнали: в июне 1932 года почти 14 миллионов немцев проголосовали за Гитлера и его партия стала крупнейшей. Председателем германского рейхстага стал Герман Геринг.

Лишь дважды в эти годы успехов неутомимый бродячий проповедник немецкого возрождения, который все чаще пересаживался со своего скоростного «Мерседеса» на еще более быстрый партийный самолет, потерпел неудачу. Обе неудачи были личного характера, но с политическим оттенком.

Алоиз, старший сводный брат Гитлера, рано ушел из дома, сменил много мест работы, сидел за воровство и двоеженство и оставил в Ирландии сына по имени Уильям Патрик Гитлер. Регулярная работа претила этому достойному отпрыску своего рода, и он возмущался:

«Работать за 125 марок, только чтобы не умереть с голоду, – это не жизнь и не смерть».

Поэтому для него не было ничего естественней, чем шантажировать в 1930 г. разбогатевшего братца Адольфа еврейским дедушкой. Он намекнул, что «в связи с рядом высказываний в прессе важно, чтобы определенные обстоятельства нашей семейной истории не были преданы широкой огласке».[44] Требовался адвокат, и вскоре пройдоха Ганс Франк сидел в ожидании в салоне девятикомнатной мюнхенской квартиры Гитлера на Принцрегентенплац напротив своего фюрера. «Гнусная вымогательская история, – начал Гитлер. – Видите ли, дорогой партайгеноссе Франк, Вы знаете, кто был Ваш отец, почтенный еврей, немец на протяжении многих поколений, не из этих галицийских лапсердачников. Но что будет, если не смотреть на это сквозь пальцы? А кто был мой дед со стороны отца? Были такие Франкенбергеры, богатые евреи, они 14 лет платили за него, а потом и знать его не хотели. Сволочь. Избавьте меня от этой истории и от этого вымогателя». Гитлер поднялся.

«Я обещаю Вам, мой дорогой партайгеноссе Франк, что и вопрос о Вашем происхождении будет урегулирован. У меня есть средства, и я помогу Вам в этом, как помог моему другу Гофману».

Он открыл ящик стола и протянул молодому адвокату пачку денег.

«Вот. Поезжайте сразу же. И скажите мне, если Вам потребуется больше. Я хочу, чтобы это дело свалилось с моих плеч».

В 1930 г. Ганс Франк, занимаясь генеалогией, проводил больше времени в Австрии, чем в Германии, главным образом в Вене, Граце и лесном районе, и тот факт, что австрийские власти прервали его работу в архивах, объявив его нежелательным иностранцем, не очень мешал Франку при его последующих визитах. В конце концов вопрос был урегулирован: место происхождения предков во время войны превратили в полигон, и Гитлер мог вздохнуть свободно. Некоторые бумаги исчезли, а документы Франка оказались в порядке. В камере нюрнбергской тюрьмы, в ожидании скорой смерти на виселице, Франк писал:

«Эти Франкенбергеры много лет переписывались с бабушкой Гитлера и общей тенденцией этой переписки было то, что обе стороны знали, хотя и умалчивали об этом, что внебрачный ребенок г-жи Шикльгрубер был зачат при обстоятельствах, накладывающих на Франкенбергеров обязательство платить алименты. Я хочу сказать, что не исключено, что отец Гитлера был наполовину еврей и родился от внебрачной связи г-жи Шикльгрубер с этим евреем из Граца, так что Гитлер сам – квартерон. Его ненависть к евреям, возможно, обусловлена психозом ненависти к собственной крови».

Так как обо всем этом в Австрии хорошо знали, возведенный в ранг имперского комиссара юстиции Франк после аншлюса Австрии организовал при австрийском сенате учреждение, которое благожелательно рассматривало заявки на ариизацию внебрачных австрийцев. Достаточно было одного указания, что предполагаемый еврейский родитель получил свое имя от матери исключительно ради содержания.

Другая неудача этих лет тоже была связана с родней.

Когда Гитлер хмурым декабрьским днем 1907 г. провожал в Линце свою мать на кладбище, его старшая сводная сестра Анжела, которая была беременна, ехала сзади в одноконной повозке. Радостное событие свершилось в первые дни нового года, и малышка, которую тоже звали Анжелой или просто Гели, росла на радость всем. Мать Анжелы рано овдовела и работала в Вене поварихой в столовой еврейской общины, пока ее разбогатевший брат не пригласил ее в качестве экономки в свое имение в Берхтесгадене. Красивая старшеклассница с пышными формами, Гели, которая хотела заниматься музыкой, переехала к дяде Адольфу в его большую мюнхенскую квартиру. Дальнейший ход событий был вполне естественным, и в конце лета 1931 г. Гели обнаружила, что беременна. Она очень обрадовалась, но дядя Адольф приказал сделать аборт. Долгие споры достигли кульминации, и однажды утром в сентябре мать Гели подслушала, как ее дочь в отчаянии бросила:

«Ты слишком начитался своего Менделя. Законы наследственности, законы наследственности! Ты боишься, что наша еврейская кровь пробьется наружу и родится кривоногий курчавый ребенок. Какая же ты дрянь!»