Милорад Павич - Биография Белграда Страница 17

Итак, усталость надо использовать не как паузу перед тем, как собраться с силами и прыгнуть, а как передышку перед тем, как решиться выбросить багаж, обременяющий каждого принадлежащего к миру искусства. В связи с этим я предполагаю, что на меня работали не только пробелы в моих книгах или пустой голубой лист в середине одного из моих романов, но и пробелы в моей жизни.

И куда же привела меня усталость после трех романов, написанных и начатых мною давно, а законченных и опубликованных в течение десятилетия с 1981 по 1991 год? Я сам тогда пытался понять, что в тот период было моим багажом и что меня отягощало. Передо мной стоял вопрос, что я должен отбросить, чтобы вновь остаться один на один с чистым листом белой бумаги, готовым ко всем подстерегающим меня на нем неожиданностям.

Тогда я пришел к заключению, что не стоит слишком привязываться к бумаге и что все эти долгие годы и десятилетия меня звала к себе устная речь, которую я знал не из книг, а от проповедников и народных сказителей. Подумал я и о театре. Короче говоря, в тот момент холодный свинец печатного слова был для меня тем багажом, который надо было отбросить, чтобы обратиться к теплому и живому актерскому слову.

Так родилась моя драма в форме театрального меню «Вечность и еще один день». Она возникла по двум причинам: во-первых, я хотел создать интерактивное нелинейное действие и в театре, а во-вторых, мне надоело смотреть на то, как постановщики превращают мои романы XXI века в пьесы века девятнадцатого.

Пьера появилась в 1993 году и была переведена на греческий, шведский, английский и русский языки. К моей великой радости и к восторгу Ясмины Михайлович, в 2002 году состоялась ее премьера в лучшем театре мира, во МХАТе им. Чехова, основанном Станиславским. Эта интерактивная пьеса снабжена моим предисловием, которое я привожу ниже.

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

К ТЕАТРАЛЬНОМУ МЕНЮ

«ВЕЧНОСТЬ И ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ»

Андрэ Клавель в швейцарской газете «Жорналь де Женев» («Journal de Geneve») сравнил «Хазарский словарь» с «корчмой, где каждый гость заказывает блюда по своему вкусу». Это остроумное замечание можно применить и к тому, чем я занимаюсь сейчас.

После трех романов, опубликованных в течение последнего десятилетия, я почувствовал, что хочу обратиться к театру. Я расширил и переделал в театральном ключе некоторые фрагменты моей прозы, с тем чтобы зрители, режиссеры и театры могли бы меньше зависеть от автора и в большей мере влиять на создание текста драмы.

Пьесу, устроенную таким образом, действительно можно сравнить с набором блюд в корчме. Если меню обычно включает в себя несколько закусок, одно или несколько основных блюд и, наконец, десерты на выбор, чтобы из всего этого вы составили ужин по своему вкусу, то пьеса «Вечность и еще один день» предлагает вам нечто вроде «театрального меню».

В соответствии с этим намерением автор предлагает пьесу, имеющую структуру такого меню: 3 + 1 + 3 (три взаимозаменяемые «закуски», одно «основное блюдо» и три взаимозаменяемых «десерта» в конце). Следовательно, зритель, режиссер или директор театра могут выбрать любой из трех прологов пьесы и любой из трех ее финалов. При этом в течение одного ужина нельзя заказывать сразу несколько «закусок» или несколько «десертов».

Таким образом пьесу об истории любви Петкутина и Калины в одном театре поставит режиссер, выбравший хеппи-энд, во втором театре у другого режиссера та же самая история получит трагическое завершение, а в третьем театре третий постановщик и новый актерский состав покажут какой-то третий спектакль.

Если учесть все возможные варианты, из любовной истории Петкутина и Калины можно приготовить девять различных комбинаций, так что зрители смогут увидеть девять постановок, отличающихся друг от друга и текстом, и режиссерской работой. Конечно, любая из девяти версий — это тот необходимый минимум или, лучше сказать, та нормальная классическая пьеса, к которой мы привыкли. Разница состоит в том, что от минимума можно пойти дальше. Чем больше версий увидит зритель, тем шире будут его представления об истории любви Петкутина и Калины и о возможностях ее завершения, ведь все прологи и все финалы пьесы «Вечность и еще один день» связаны друг с другом.

Подведем итоги. Зритель по своему желанию может выбирать финал спектакля, режиссер может выбрать тот вид драматического произведения, к которому он питает склонность, и, наконец, театр может объединиться с другими театрами для работы над совместным проектом.

Существуют и другие варианты, можно, например, организовать обмен гастролями, если разные версии спектакля идут в разных городах, или предложить поставить пьесу в одном и том же театре трем разным режиссерам, с тем чтобы они по очереди, несколько вечеров подряд, показывали зрителям свою версию текста и свою режиссуру спектакля о Петкутине и Калине.

И разумеется, было бы интересно устроить «Фестиваль одной пьесы», на котором девять разных театров с девятью разными труппами показали бы девять разных постановок, девять версий пьесы «Вечность и еще один день».

Как и во время любого ужина, здесь перед десертом делается небольшая пауза.

* * *

В 2002 году я опубликовал две интерактивные драмы: «Кровать для троих» и «Стеклянную улитку». В основе второй лежит мой одноименный рассказ, написанный специально для интернета, он появился сначала в электронной сети, а потом уже в книге с тем же названием.

Нелинейность и асимметричность «Кровати для троих» с подзаголовком «Краткая история человечества» достигаются с помощью разделения театрального зала на мужскую и женскую половины, как это бывало в церквях, причем для мужской половины спектакль начинается несколько раньше, чем для женской. Для женской части зала останется тайной начальная сцена спектакля, ее показывают только мужчинам, пока женщины в зал еще не допущены. Зато когда после второго действия, во время антракта, господа покинут зал, чтобы выкурить свои сигареты, оставшимся в зале дамам покажут сцену, которую не увидят курильщики. Второе действие заканчивается демонстрацией и продажей шуб, причем одна шуба должна быть разыграна, и в зависимости от того, как ответит на заданный ей вопрос счастливая обладательница шубы, будет сыгран или не сыгран третий акт «Кровати для троих».

«Стеклянная улитка» — это «спектакль в двух первых действиях». Здесь одно и то же событие зритель видит в первом действии глазами главного героя, а во втором действии — глазами главной героини спектакля. Первое действие в первый раз заканчивается трагически, после того как кто-то из зрителей читает слова, написанные на выброшенном футляре от зажигалки; во второй раз оно имеет счастливый конец, потому что героиня случайно роняет и разбивает стеклянную улитку.

Зритель участвует в постановке обеих этих пьес как член суда присяжных, и в зависимости от его приговора действие двигается в том или ином направлении. Когда, например, зритель решает, можно или нет арестовывать ангела, это происходит не на сцене, а в реальности, в зрительном зале. Дальнейший ход спектакля обусловлен этим решением. Зритель выбирает свою дорогу, прокладывает свой путь через драматическое произведение.

Короче говоря, мне показалось логичным после нелинейной прозы и интерактивного романа обратиться и к интерактивному театру. В нем занавес существует не для того, чтобы отделить сцену от зрителей, а для того, чтобы, пересекаясь со вторым невидимым занавесом, делящим зал и сцену в длину на две половины, образовать золотое сечение — некое подобие креста в театральном пространстве.

Книга в новом тысячелетии

Краткая история чтения

Книга в новом тысячелетии

Романы без слов

Есть ли будущее у карандаша?

Ех libris или Ех CD?

Я давно хочу увидеть на какой-нибудь книжной ярмарке книгу с названием «Краткая история чтения». Попробую рассказать, как я ее себе представляю. Однажды в Тель-Авиве мне задали такой вопрос: «В вашей книге мы встречаем трех дьяволов — христианского, еврейского и мусульманского. Где же в вашей книге Бог?» Я ответил спросившему, что сама книга и есть Бог. Не та, конечно, о которой мы говорили тогда в Тель-Авиве, а Книга, которая пишется с большой буквы.

Книга «Краткая история чтения» может начинаться словами: «В начале было Слово, и Слово было у Бога». Долго и медленно, в течение тысячелетий, человечество по слогам разбирало это слово. Училось его читать, глядя на звездное небо, на летящих птиц, на яркие цветы, на каменные скрижали. А потом ответило Богу молитвой в виде жертвоприношения или нарисованного иероглифа, ожидая, что Он сможет прочитать и понять такое послание. Потом были написаны книги-путеводители для мертвых, путешествующих в вечность, появились священные языки, церковная речь отделилась от мирской и начали распространяться сборники законов, посланий и молитв.