Газета Завтра Газета - Газета Завтра 902 (9 2011) Страница 17

Я убежден, что Россия в ближайшие полстолетия уйдет из Сибири: депопуляционные процессы будут столь сильны, что Россия географически сузится до Урала...

Нужно, чтобы Россия потеряла…Сибирь и Дальний Восток. Пока у нас будут минеральные ресурсы, пока будет что проедать, пока... зарплаты выдаются так: цены на нефть поднялись — выдали, не изменится ничего…

Вопрос в том, кто будет контролировать Сибирь и Дальний Восток? Пусть придут канадцы, норвежцы — и вместе с русскими попытаются управлять данными территориями..."

Шестое. Последнее. Что такое "антисталинизм". В одном романе я вычитал замечательную мысль: человек, чтобы на деле остаться человеком, — должен постоянно бороться с сидящей в нем обезьяной. Мешающей работать, творить, жить большим, чем веления желудка и комфорта.

"Антисталинисты" — это как раз те, кто от этой борьбы отказался. Те, для кого все вышеперечисленное, — самое важное. Жизнь, как биологическое существование. Без идей и самопожертвования. Без напряжения. Главное, что они не принимают и ненавидят в "сталинистах" — это то, что у тех все это есть: стремление к героизму, к творению нового мира, к творчеству. Готовность к самопожертвованию и готовность бросить вызов Старому миру и взяться за строительство Нового.

"Антисталинизм" — это та самая обезьяна, но победившая человека. Заставившая его встать на четвереньки. И стоя на четвереньках, эта обезьяна возмущается, почему человек может прямо стоять на двух ногах, раз она на это неспособна. Она не понимает, как можно стоять на двух ногах без помощи костылей, — и заявляет, что он стоит на костылях. Обезьяна не понимает, что, с одной стороны, ненавидимый ею человек — не только стоит на собственных выпрямленных ногах, но обходится при этом без всяких костылей, потому что он — Человек.

А она, Обезьяна, без костылей может стоять только на четвереньках. И призыв "отбросить костыли" для неё означает одно: встать на четвереньки.

Человек — это его борьба с сидящей в нем обезьяной.

"Антисталинизм" — это обезьяна в человеке, это желание стоять на четвереньках. И зависть к тем, кто действительно стоит на ногах. И агрессивное требование ко всем опуститься на четвереньки.

Анна Серафимова -- Жили-были

Жило-было тело. Хорошо, дружно, всяк на своём месте, со своими правами и обязанностями, сосуществовали в нём сердце, печень, руки, ноги, глаза, селезёнка… Одним словом, всё, что упомянуто в анатомическом атласе. У каждого была своя задача, своё занятие, своя функция. И никто не стремился конкурировать, перехватывать функции другого. Ноги не стремились подняться выше и занять место головы, почки не чувствовали себя ущемлёнными, что они не видят света, что их держат взаперти, не лезли на место глаз. То есть — застой! Никаких новаторств, устремлений, модернизации и новых подходов.

Но вот услышал дружный союз органов, частей тела, конечностей, что все они — не свободны (да ведь и впрямь!), что они угнетаемы, что идея централизма, в соответствии с которой они по старинке ещё влачат существование, себя изжила. Что суверенитета им не хватает, поэтому их возможности сильно ограничены. Нужна перестройка организма! Во имя ускорения, улучшения и свободы. Как только они самоопределятся и разделятся, так благоденствие и наступит. Долой застой организма!

Призадумались органы. Внутри тела зрело брожение, недовольство теми ущемлениями, о которых, бедные, и не догадывались. Действительно, почки-то взаперти, света белого не видят, в демократических процессах не участвуют, сменить занятие им никто не позволяет. Они, может, думать желают, мыслить стремятся. Почему этим правом лишь мозги обладают? Узурпация! Спасибо доброжелателям, надоумили, не то так бы и считали дальше, что всё хорошо и дружно. А оказывается — ужас! Тоталитаризм! Попрание! Угнетение! Угроза мировой демократии!

Стало тело лихорадить. А появившийся Консенсус, которому и принадлежала идея отделения почек от прямой кишки и независимости головы от сердца, всё трещал о том, что части тела должны самоопределиться. Без расчленения в таком благородном деле — улучшения и усовершенствования— не обойтись. Отделиться ради свободы и демократии просто необходимо. "Посудите сами, — дудел Консенсус Плюрализмович, — почему ты, сердце, должно день и ночь стучать, перегонять кровь по всему организму, обеспечивая жизнедеятельность всех? Главное — не дать себе засохнуть. А проблемы остальных — это их проблемы. Жизнедеятельствуй во имя себя! Ты, сердце, можешь гнать кровь не своему организму, а создать кооператив и гнать кровь на сторону. Станешь успешным предпринимателем, эффективным собственником, цивилизованным кооператором! А ноги, — подстрекал Консенсус, — задумывались вы, почему на вас ездят все? Всех вы таскаете. Оно вам надо? Да вы транспортные услуги будете кому угодно оказывать, когда отделитесь. Нарасхват станете!" И ноги стали косо посматривать даже одна на другую: "Почему это -куда одна, туда и другая? А идея самостоятельности, независимости, свободы выбора маршрута? Она очень привлекательна, эта идея. Она сулит нам счастье". Решили ноги: отныне — всё порознь! Если одна в лес, то другая — по дрова!

Консенсус не унимался с реформаторскими идеями, мол, видели, как в анатомическом театре хорошо в банках сердцу — отдельная площадь, ни от кого не зависит, печени, гортани тоже лафа… Всяк сам по себе. Разве это — не мечта? Да и то нельзя не принять во внимание, что когда все вместе, то стоит одному заболеть, так и другие страдают. А то и все вместе из-за одного сердечного приступа— на тот свет. Спасибочки! Хотим врозь, и чтобы каждый за себя страдал и отвечал. И дивиденды получал.

Консенсус, видя готовность союза органов к перестройке, вызвал пьяного заплечных дел мастера. Тот, рыкнув: "Шта?! Свободы вам?! Щас получите!", — взялся за дело. Раз! Голова получила автономию. Чик-чик, глаза, уши, нос— всем отвалили столько суверенитета, сколько хотели. Два — ноги отправились каждая сама по себе в самостоятельный путь, встали на свободную дорожку, сбросили с себя груз поджелудочной железы, грудной клетки и прочего отягощения.

Расчленив, отщипнув и себе (как примерный семьянин он озаботился о лакомых кусочках для семьи, с каковой целью и взялся за работёнку), первым делом доложил товарищу волку, мол, дело сделано. Свободных и отдемокраченных можно брать тепленькими.

А к своему немалому удивлению отделившиеся, получившие суверенитет ноги не то, что транспортные услуги не могли кому-то оказывать, но и сами и шага шагнуть.

Сердце не могло ни стучать, ни кровь гнать. Желудок, ставивший на вид всем, предъявлявший претензии, что он — единственный кормилец, что намерен избавиться, отделившись от них, от дармоедов, и себя насытить не мог. Не диво ли?

Все ждали Консенсуса, который был в очередном мировом турне: вот надоумил разделиться, пусть скажет, как этой свободой, воспользоваться. Вроде расквитались с застоем. Но вокруг стоит стойкий запах разложения. Расчленение, разложение… Что там логически продолжением? Не за то боролись!

Но нынешнее положение не должно пугать, — убеждали друг друга. Панике не место. Это переходный период, надо набраться терпения, после стольких лет несвободы неудивительно. Сообщили консенсусу: полностью свободны тчк перестройка завершена тчк готовы благоденствовать тчк ждём указаний счастью тчк

Успешное завершение перестройки и начало реформ организма обрадовало не только Консенсуса, который трубил на весь свет: "Свобода! Демократия! Гиены, шакалы, грифы! На вашей лужайке перед Белым домом праздник! Спешите на торжество демократии!"

Гиены, шакалы, грифы мирового сообщества приветствовали процесс и не заставили себя ждать: сбежались, слетелись со всех концов, чтобы доказать новоиспечённым потрохам и ливеру, как они его любят! Как приветствуют такую свободу, как довольны таким положением! То, что Консенсус перестроил, предстоит переварить! Ура демократии! Да здравствует новое мышление!

-- Тайна русского костюма

Национальный дух, распыленный в культуре, таинственно проявляется и в одежде. Не взирая на интернациональную моду и засилье вещей иностранного производства, отличить русского от иностранца по одежде не представляет труда. Национальная специфика тотальна, хоть порой и неуловима. Понять некоторые закономерности ее проявления в сфере костюма нам поможет Светлана Просина, заведующая сектором изобразительного фольклора и декоративно-художественных ремесел в Государственном республиканском музее русского фольклора.