Газета Завтра Газета - Газета Завтра 316 (51 1999) Страница 17

И в федеральный розыск только через несколько дней! Может, какой другой статус сыграл роль в таком лояльном обращении с убийцами?

Задержанный объяснил, что когда прибыл к месту драки, та была в разгаре. Что и почему выяснять некогда, тем более, если у тебя — пистолет. Прибежал да и самозащитился двенадцатью выстрелами, в том числе в затылок уже лежащего на земле! Но если Аслан, по его утверждению, прибыл, когда драка уже была в разгаре, как он понял, на чьей стороне правда? Ведь не мог же представитель гордого народа просто кинуться в бучу на стороне соплеменников. Это же на национальную рознь тянет! А данная статья — исключительно привилегия русских. Все остальные народы исповедуют интернационализм, проявляют поголовный толеранс!

Из материалов некоего уголовного дела: "В целях самообороны подозреваемый выстрелили из снайперской винтовки с расстояния 200 метров в затылок убитого".

Была бы голова, а пуля самообороняющегося найдётся!

Из материалов дела: "Подозреваемый, сидя у окна квартиры на 19-м этаже, увидел, что в сторону метро движется человек в чёрной куртке. Руслан М. решил, что тот спешит на футбольный матч. Поскольку до начала оставалось 50 минут, расстояние до стадиона в 15 км при средней скорости пешехода 5км/ч не позволяла преодолеть его за это время пешком. Руслан М. сделал очевидный вывод, что данный гражданин следует именно на матч. Обвиняемый понял, что поставлен в безвыходное положение, и в целях самообороны должен выстрелить в затылок болельщика. Взяв снайперскую винтовку, Руслан М. прицелился, помедлил, дав удаляющемуся в сторону метро шанс отказаться от своего решения следовать на матч. Но тот продолжал движение. Чёрная кожаная куртка неопровержимо свидетельствовала, что перед Русланом М. буквально в 200 метрах-чернорубашечник, намеревающийся напасть на него. Смахнув накатившуюся слезу, Руслан М. в целях самообороны выстрелил в затылок заподозренного им в злоумышлении".

Судье для вынесения решения нужно было знать одно: какой национальности убийца и убитый. Ага. Всё правильно: в целях самообороны.

Решение судьи: признать обвиняемого невиновным, действовавшим в пределах необходимой самообороны.

На очереди у судьи дело об изнасиловании малолетней. В целях самообороны. О разбойном нападении. В целях самообороны. О взяточничестве. О мошенничестве…

table.firstPanel {width: 100%} td.feedbackLink {text-align: right} input.gBookAuthor {width: 50%} textarea.gBookBody {width: 99%} div.error {color: red} p.gBookMessage { width: 100%; /* This helps in MSIE7 to keep the text withing the outer bounds. */ border: 1px dashed rgb(200,200,200); padding: 10px; margin-top: 2pt }

1

Иван Вишневский МЕЖДУ РАЕМ И АДОМ

"ЗАВТРА". Иван Сергеевич, от лица сотрудников газеты и наших читателей сердечно поздравляем тебя с пятидесятилетием. Хороший повод для обстоятельного разговора о жизни, музыке, культуре. Но для начала вполне оправданный ретроспективный вопрос: как появился композитор Вишневский?

Иван ВИШНЕВСКИЙ. У меня довольно странная для композитора биография. Во-первых, я крайне поздно начал заниматься музыкой, почти в 17 лет. И второе — очень странное отлучение меня от Союза композиторов, которое длилось почти пятнадцать лет. Две нерядовые странности. И эта нестандарность мне самому интересна.

Вспомню один анекдотический случай. Отец мой, Сергей Николаевич Вишневский, был известным журналистом-международником, работал в "Правде". И первые шесть лет своей жизни я провёл в Вашингтоне. Никакого слухового опыта нашей национальной музыки почерпнуть мне было невозможно. Помню свои тогдашние художественные предпочтения — вставал в шесть утра и смотрел по американскому телевидению мультфильм "Astroboy", "Звёздный мальчик". И это увидел коллега отца Юрий Жуков, приехавший к нам погостить. Позже он написал: "Русский мальчик по имени Иван смотрит нечто тлетворное, разлагающее сознание…" Кончалась эта тирада тревожно — мол, что же вырастет из этого мальчика?..

Но было и другое влияние, по-настоящему культурное — это Ахтырка. Для меня Ахтырка во многом синоним рая. Ахтырка — это гоголевское место, районный центр Сумской области, восемьдесят километров от Полтавы. Когда едешь от Ахтырки до Полтавы, где мы с бабушкой покупали поросят, то мимо проплывают Миргород, Диканька, Великие Сорочинцы. Все ясные тёплые месяцы я жил не в США, а у бабушки с дедушкой. И там, наверное, я и получился такой, как получился. Украинские песни — "Ой, на горе та жинцы жнут" или "Ой, хмелю мий, хмелю" — мы тогда не только по радио слушали, а и вживую. Помню свадьбу моей тёти — столы во дворе, сотни гостей. И когда двести глоток грянут "Ой, на горе…" — восторг. Для детского сознания — впечатления фантастические, которые и подтолкнули меня к музыке.

Семьёй мы регулярно посещали концерты в Большом зале консерватории, в Юрмале, куда часто ездили, был прекрасный концертный зал, где соловьи "конкурировали" с Федосеевым. Дирижёр исполняет Пятую симфонию Чайковского, а в это время за окном соловьи наяривают…

Дальше — всё сложнее. Музыку-то я полюбил, она была естественной частью жизни. Вспомните советское радио — это же чудо было. Я узнал классику, восхитился Бахом, Римским-Корсаковым, Рахманиновым. И, конечно, Свиридовым. Мог ли я тогда подумать, что он станет моим учителем и заменит рано умершего отца…

Но жизненные устремления долгое время были иные — звери, зоопарк, где с десяти лет был членом кружка юных биологов. Там писали научные труды, наблюдали за очковыми медведями, принимали роды у зебр. Это была особая общность людей, но крайне далёкая от академической музыки. Впрочем, я благодарен судьбе, что она не сделала меня кабинетным академистом. Видимо, оттого, что юная жизнь проходила в народе и в природе: косил для кроликов деда сено, ходил в лесные и горные походы, изучал зверушек, с которыми брезгливости быть не может — надо кормить, убирать. Ни о каком сбережении пианистических пальцев речи не было.

Но дальше случилось странное: музыка мне стала сниться. Причём новая. Это было некое предвосхищение моей собственной музыки, написанной спустя много лет. Так сочинив симфониетту, я вспомнил, что уже во сне её слышал. Иначе как божественным вмешательством в мою судьбу всё это назвать не могу. Ещё какое-то время я по инерции готовился к биофаку, но становилось очевидным, что всё это уже бессмысленно. И в десятом классе общеобразовательной школы я пошёл в первый класс вечерней музыкальной школы имени Дунаевского. Дело было осенью 77-го года, а в мае 78-го я уже поступил в музыкальное училище. Фактически профессиональное образование до училища заняло около полугода. Так не бывает, но так случилось. Да, надо было заниматься по двадцать часов в сутки. Я даже гаммы, арпеджио и все эти ужасные вещи, которые отвращают детей, истово долбил. Я понимал, что мне нужно за очень короткое время сделать пальцы пристойными. Хорошим пианистом я, конечно, в результате не стал, но впоследствии Российскую академию музыки им. Гнесиных по фортепиано окончил "на отлично".

Повторюсь: эти странности иначе как вмешательством свыше назвать не могу. Не было среды, которая могла бы меня в музыку по инерции толкнуть. Были литературно-журналистская среда родителей. Был ахтырский рай, нормальная жизнь со свинками, курами, кроликами, клевером, рекой Ворсклой, сбором маслят. Там же меня и крестили. И, может быть, открылись какие-то каналы, через которые стал воспринимать гармонию. Причём не хотел креститься — я же был правоверный пионер. Но бабушка "купила" меня дудочкой, украинской сопелкой, которая имелась в ахтырских культтоварах. Дудочку я очень хотел и за дудочку "продался".

"ЗАВТРА". Наверное, дудочка повлияла на твое композиторское будущее. Если бы подарили пистолет — сейчас бы стал генералом.

И.В. Может быть. Дальше — теоретическое отделение музыкального училища имени Октябрьской революции. Ныне это институт имени Шнитке — в таком переименовании, пожалуй, заметны некие веяния времени.

Училище дало всё, там были потрясающие учителя. Это не дежурная вежливость, педагоги действительно были гениальные, одержимые. И мы, студенты, были такие же горящие. Приходили к восьми часам утра и уходили из стен училища в восемь вечера, но не расходились, а шли к какому-нибудь, кто ближе жил, например, ко мне или к Лёше Вульфову, чтобы ещё заниматься. Слушали музыку, играли гармонические последовательности, писали диктанты. С утра мы не наедались музыкой — хотелось продолжать. Это тоже был своеобразный рай.

Возглавляла наш факультет Ирина Дмитриевна Злобинская. Она познакомила со свиридовским миром, потому что дружила с Александром Филипповичем Ведерниковым. Он приезжал к нам в училище. Представляете, какой был уровень образования, что Ведерников мог приехать и дать феноменальный концерт из произведений Свиридова для небольшого круга! — нас ведь было всего семь человек в теоретической группе.