Газета Завтра Газета - Газета Завтра 917 (24 2011) Страница 17

У инвалидов денег на такое масштабное лечение не было. У государства, которое устами своих главных идеологов и высших должностных лиц увещевало, а то и принуждало избавляться от недуга как символа раздвоенности сознания, не было ни желания лечить граждан, ни специалистов. Ветер перемен унёс и волосы, и здоровье. А гражданам посоветовали делать свободный выбор и самим искать средства и специалистов. Правда, государство несло ответственность: то и дело устраивались шумные акции по сбору средств на лечение того или иного бедолаги из миллионов пострадавших. Призывали присылать деньги, открывали счета, госчиновники помпезно клали и свой честно заработанный рубль в протянутую руку выбранного для рекламной акции больного. Пока его, однако, лечили от инсульта, он умирал от цирроза печени.

…Изготовленное по западным рецептам демократическое снадобье от несвободы слова, от которого никто не страдал, кроме карьеристов, во все времена опасающихся, кабы чего ни вышло, дало такие побочные эффекты, как тысячекратное повышение цен, принесло с собой наркоманию, педофилию, коррупцию, безработицу, безграмотность... О них разработчики перестройки и распространители этого "средства от секущихся волос" знали, но умалчивали. Уверяя, мол, и не думали, что эти детали так уж и важны гражданам, польстившимся или насильно втащенным в компанию по исцелению от раздвоенности волоса и сознания. Свобода слова, говоришь? Да… Получивши инсульт, по волосам не плачут.

Валерий Ганичев -- Слово в строю

Двадцать второго июня

Ровно в четыре часа

Киев бомбили, нам объявили,

Что началася война.

(Песня военных лет)

ПЕРЕД НАЧАЛОМ

В 1972 году я от имени Комсомола и издательства "Молодая гвардия" поздравлял с 75-летием маршала Жукова. В ходе беседы я спросил у него: "А всё-таки, Георгий Константинович, почему мы победили?" Секретарь ЦК Комсомола взглянул на меня с удивлением, но маршал после паузы сказал: "Правильный вопрос... Действительно, Германия по всем статьям тогда была лучше готова к войне, чем мы. Возьмите генералов. Мы в академиях военных учились у Клаузевица, Шлиффена, Мольтке. Прусский офицер — это же военная косточка, каста целая. Немецкий солдат покорил Европу, победоносно прошёл по дорогам Франции, Бельгии, Польши, взял Норвегию, Грецию, Крит. Англия дрожала. Немецкая техника на начало войны была лучше нашей: "мессершмитты", "фокке-вульфы", автоматы…" Подумав, Жуков закончил, как мне показалось торжественно и с назиданием: "Мы победили потому, что у нас был храбрый, патриотический молодой солдат, политически обученный, душевно подготовленный сражаться за Родину". В какой-то мере, для нас это было откровение, хотя, возможно, и сказанное в ответ на присутствие делегации молодёжи.

Как же вырабатывалась эта идеология, этот дух патриотизма, которые помогли воспитать советского солдата-победителя?

В конце 30-х годов в стране произошло важное и переломное для массового сознания событие.

К молодому читателю пришли великие светочи, мастера слова и высокого духа, патриоты России. Представляете, если бы к нам тогда хлынул поток американских комиксов, детективов, пошлости и порнографии, что идёт сегодня к молодым? Встала бы молодежь тех лет на защиту Отечества? "Да лучше бы нас немцы завоевали, мы бы баварское пиво давно пили", — заявляли поглотители такого чтива в период перестройки.

Разухабистым поносителям отечественной истории в конце 30-х досталось. Демьяна Бедного, частушечника и балагура, псевдонародного певца революции, раскритиковали в "Правде" за постановку в Камерном театре его пьесы "Богатыри", где были искажены образы былинных богатырей, не раскрыты такие свойства национального характера, как мужество, доблесть, геройство, допущена "фальсификация народного прошлого". Смысл публикации, обращённой ко всем сочинителям, был ясен: хватит издеваться над русским богатырями — они ещё пригодятся. Тогда же появляется всё больше произведений о великих полководцах и героях прошлого. Выходят книги и фильмы о Суворове, Александре Невском, Кузьме Минине, Богдане Хмельницком. Большое впечатление произвела эпопея С. Сергеева-Ценского "Севастопольская страда". Это было обращение к образам русских воинов: матроса Кошки, сестры милосердия Даши Севастопольской, богатыря Шевченко, адмиралов Нахимова, Корнилова, великого хирурга Пирогова. Как бы в преддверии войны, её народного начала и партизанского движения создаются книги о героях войны народного типа (Чапаев, Пархоменко, Щорс, Кочубей, Лазо).

Перед войной стало ясно, что надо опираться на свой народ, на его историческую традицию, на нашу общую историю и те завоевания социализма, которые близки массам (отсутствие класса эксплуататоров, дружба народов, широкая грамотность, бесплатное образование), на исторический коллективизм нашего народа.

Героями провозглашались все защитники Отечества: Сусанин, Минин и Пожарский, Суворов, Пётр I. На их фоне бледнели и почти исчезали из народного восприятия Карл Либкнехт и Роза Люксембург, Клара Цеткин, Кингисепп, Сакко и Ванцетти. Правда, их именами ещё называли улицы, но городам, посёлкам, улицам с именами Троцкого, Зиновьева, Бухарина уже возвращали старые названия или имена "красных командиров".

В общем, идеологи Советского Союза переделывали, приспосабливали идеологию к новым мировым реалиям. Однако модернизировать её к началу войны в полной мере не удалось.

Перед войной наше общество отнюдь не представляло единый конгломерат, как об этом говорила официальная пропаганда.

Было уже немалое количество людей, принявших идеи социального равенства, было довольно многочисленное молодое поколение, прошедшее школу созидательного социализма на Магнитке, Турксибе, Днепрогэсе, Московском метро, запечатлевших их личный, отмеченный государством вклад. Был умудрённый слой людей, преданных Делу. Одни из них исходили из вековечной высшей крестьянской живительной повинности: "Умирать собираешься, а рожь сей". Другие, как один мой знакомый, доктор наук, видели своё предназначение — служить и работать на благо Отечества, а не власти.

Он однажды при мне в 60-е годы жёстко ругал "большевиков", заявляя, что не только не любит, но и ненавидит их. Я спросил: "Как же вы, награждённый премиями и орденами системы, не любили и её выразителей?". Ответ был таков: "Да, я не люблю их и боролся с ними, но в 1929 году, когда был провозглашен план индустриализации страны, я понял, что надо укреплять мощь страны, её индустрию, хотя и провозгласили это большевики. Я решил работать на индустриализацию Отечества".

К числу не соединённых, не скреплённых узами социального и патриотического единства с государством относилась часть бывшего господствующего слоя, оставшегося в стране: раскулаченные крестьяне, расказаченные казаки, неправедно репрессированные, отторгаемые от общественной жизни верующие. Поэтому многим из-за границы, да и изнутри, ослеплённым потерями собственности, идеалов, имущества, привилегий, разгулом неправедности, казалось, что один небольшой толчок — и страна распадётся, рассыплется на враждующие группы.

Особую надежду на слабость восточного соседа питал Гитлер. Его разведка, агенты, многие русские эмигранты докладывали о расколотом Советском обществе. Помимо собственной военной мощи Гитлер рассчитывал на внутреннюю оппозицию, на сепаратистские силы, на подкуп и запугивание.

Казалось, что такое возможно. Кое-какие из этих расчётов даже оправдались. Было немало мест, где добросовестно служили оккупантам полицаи, старосты. В Западной Украине, Крыму, Чечне, Прибалтике создавались отряды националистов, к 1944 году сформировалась так называемая РОА под командованием генерала Власова, лозунгом которой было "освобождение России от коммунизма". Но в тот момент народ не принял этих лозунгов от людей, воевавших чужим оружием против собственной страны. Да и в целом надежды Гитлера не оправдались. И это тоже был феномен Великой Отечественной войны.

Удивительно, но наши люди в эти суровые, военные дни сплотились. И это характерно для русского народа: перед лицом большой, смертельной внешней опасности сплотиться. Пришло ли такое время сегодня? Это уже другой разговор.

ПИСАТЕЛИ И ВОЙНА

В той встрече с Г.К. Жуковым я подарил ему две книги: "Тихий Дон" (четыре тома), выпущенные впервые в одной книге и книгу "О, русская земля!" (Антология русской поэзии о России). Маршал погладил "Тихий Дон" и сказал: "Любимый писатель!" А, полистав антологию, добавил: "Мы на фронте очень ценили патриотическую поэзию!" Поэзия, в первую очередь и приходила в армию во всех видах. Особую роль сыграли писатели и журналисты, работавшие в газетах всех уровней, от центральной прессы до боевых листков.