Полиция Российской империи - Кудрявцев Дмитрий Страница 17

2) В следующие за сим три ночи мазуриков как по берегу Малой Невы Васильевского острова, равно и у биржевых маяков не было видно; но 7 числа того же июля, часа в 4 утра, они проехали на лодке от мытнин-ского перевоза за Дворцовый мост, но где пристали — не заметил; по прошествии же получаса после того, двое из них пришли на пристань, один присел к воде и стал мыть лицо, другой же. подойдя вплоть к сидевшему на крайней тихвинской лодке караульщику, мальчику лет 15, и указывая рукою к стене, где лежали небольшие ящики, на которых было написано: 20 пар мужских калош разных NN, спросил его: кто их караулит? Мальчик ответил, что караулит он; тогда мазурик сказал ему, что он один ящик возьмет и даст ему 1 р. сер.; на это караульный ни слова не ответил, а когда мазурик подошел к ящикам и начал один, верхний, поворачивать, то, не слезая с борта лодки, мальчик стал говорить ему: «Послушай, не трогай, а то закричу». Затем, отойдя от ящиков, оба мазурика походили медленно по пристани и ушли на биржу, где в продолжение дня я видел их с подвязанными передниками и с крючьями в руках около таможенных кладовых; лодка же с 5-ю товарищами проехала обратно от Дворцового моста к Петербургской стороне, часов в 7 утра, нагруженная какими-то веревочными бухтами.

3) 26 июля, часу в 5 утра, проходя мимо сенных барок, я был остановлен стоящим на часах против дровяных финляндских лодок питейного откупа стражем, который указал мне людей на лодочке, с барки у демидовской пристани, близ винного городка, ворующих дрова. Подойдя поспешно к указанному месту и взойдя на ближнюю к берегу барку, я узнал бывших на лодке трех человек, прежде сего мною виденных на бирже и теперь поспешно перекладывающих с барки на свою лодку березовые однополенпые дрова, которых, в лодке, как можно полагать, было уже сажени полторы. Стараясь быть незамеченным мазуриками, я почти ползком подошел к спавшим на барке двум мужикам и, толкнув их, сказал, чтобы ловили людей, ворующих у них с барки дрова. Мужики, вскочив проворно на ноги, закричали и покуда отвязывали и выводили из-за барки свою лодку, воры уже были на фарватере Малой Невы, на довольно порядочном от барки расстоянии, вверху к Тучкову мосту. Однако мужики, сев проворно в лодку и усиливаясь грести, стали нагонять их, но когда подъехали близко, воры начали бросать в преследователей поленья, и одному из мужиков попало полено прямо в грудь; тогда мужики, видя, что воры от них отбиваются отчаянно и что с ними ничего не поделаешь, потолковав что-то между собою, воротились к своей барке, а лодка с дровами поспешно удалилась за Тучков мост к мытнинскому перевозу.

После вышеописанных случаев воровства на воде, встретясь с старшим городовым унтер-офицером Васильевской части, рассказал я ему о виденных мною мазуриках и их проделках; он ответил мне, что за ними полиция пыталась следить, но не могла поймать и давно имеет их в виду и делала обыски, но ничего также у них не находила; живут же они на Петербургской стороне в доме Кукиной, близ собора Св. Николая, и у всех у них есть паспорты. При этом городовой сделал свое заключение: «Если бы были ночные по Неве разъезды на лодках с хорошо вооруженными людьми, то, может быть, тогда не было бы слышно воровства на судах. Мы же с тобою ходим по берегу, а мазура разъезжает по воде в лодках, и видишь их, но ничего не поделаешь, разве только можно помешать воровству тут, на этом месте, так они стащат на другом, а все-таки их не поймаешь».

Также случалось мне разговаривать со стражниками питейного откупа (находящимися на моей дистанции в трех местах) о поимке воров; они прямо отказываются от этого, говоря, что при найме их на службу в откуп, им приказывают не вмешиваться ни в какие другие посторонние дела, кроме своего, т. е. поимки корчемного вина, и что даже ни с кем не разговаривать, под опасением отказа от места.

Журнал этот унтер-офицер Речной полиции дополняет следующим рассказом:

Однажды в августе, подойдя к биржевым маякам в 4 часу утра, я увидел две лодки, приставшие к пристани. Из лодок вышли два человека и подошли к рогожам, накрытым на громоздкие машинные вещи. Люди эти, походив по пристани и увидев, что тут стащить им нечего, вышли наверх к таможенным пакгаузам, у которых лежал большими плахами красный сандал. Взяв одну плаху, весом около 2 пудов, мазурики взвалили ее на плечи и понесли к своей лодке мимо таможенного досмотрщика. Тут досмотрщик закричал: «Что вы плуты здесь делаете?» А один из мазуриков подошел к досмотрщику и сказал ему: «А тебе старый волк что нужно? Выкупаться хочешь в Неве? Так за этим дело не станет. Верно жисть надоела, что связываешься с нами, бесшабашными робятами! Одно слово: нам не противься. Коли поставлен тут стоять, так стой и молчи, а не то худо будет».

Досмотрщик видя что ждать помощи неоткуда, потому что таможенный конный объезд уже отправился домой, сказал мазурикам: «Проходите, знай говоришь — не мое дело, так и ладно, ну тебя к Богу». По уходе мазуриков, я подошел к досмотрщику и сказал ему: «Как же ты служба им спускаешь, ведь начальство с тебя же взыщет, что не бережешь товара». Досмотрщик на это возразил: «А ну их, чертей, — их видимо, невидимо, оноднясь двое попались им в лапы: околечили, а теперь из службы гонят, к чему нам, говорят, инвалидов».

14 августа заходил я на буян. Там, между прочим, мне рассказали, что когда часовые буяна поймают мазуриков, то, чтобы избегнуть полицейского разбирательства, делают так: если мазурика поймают на буяне, то обыщут его с ног до головы, ведут к часовне Спасителя, что в домике Петра I, приказывают ему опустить все свои деньги в кружку и потом приводят обратно на буян. Здесь разденут при всех рабочих до нага, вымажут мазилкой зад и перед, сломают при нем же его лодку на части и пустят ее по воде. Самого же мазурика освободят, с предостережением не попадаться впредь. Таковым распоряжением, буян, по словам часовых, уже год как избавился от мазуриков. Прежде они одолевали часовых, приезжая к буяну, влезали на суда, зажигали там огарки свечей и утром на рассвете увозили с судов и буяна довольно порядочное количество складываемого там товара. Ныне же, хотя и ездят они по Неве, но далеко от буяна[87].

Из записок петербургского полицмейстера Ф. Ф. Дубисса-Крачана

Фома Фердинандович Дубисса-Крачак родился I января 1842 года. Получив первоначальное образование в частном учебном заведении, он 8 декабря 1858 года пос ту тог юнкером во 2-й Кронштадтский линейный батальон. В юнкерской команде из 30 человек занимал должность фельдфебеля. 12 января 1861 года Высочайшим приказом был произведен в первый офицерский чин — прапорщик. С 1865 по 1870 год командовал 5-й ротой того же батальона, приняв ее подпоручиком и сдав капитаном.

Отсутствие перспектив продвижения по служебной лестнице побудило Фому Фердинандовича искать возможности переменить свою деятельность, и в 1870 году Высочайшим приказом он был переведен в штат Санкт-Петербургской полиции. Занимая должности помощника пристава 3-го участка Московской части, а затем пристава 2-го участка Литейной части, в 1876 году за отличие по службе он был произведен в подполковники. В 1880 году ему поручено было исполнять должность полицмейстера пригородных местностей, и в том же году Высочайшим приказом он был назначен на эту должность. В 1881 году был переведен полицмейстером 2-го отделения Санкт-Петербурга, а затем 3-го и в том же году произведен в полковники. В 1884 году был назначен полицмейстером 1-го отделения. Общая служба в Санкт-Петербургской полиции Фомы. Фер-динандовича продолжалась более 24 лет, и в 1894 году, согласно его прошению, по болезни, он был уволен в отставку с чином генерал-майора, мундиром и пенсией. За свою продолжительную службу он неоднократно удостаивался пожалованием Высочайших подарков, был награжден всеми орденами Российской Империи — вплоть до ордена Святого Равноапостольного князя Владимира 3-й степени и иностранными орденами многих государств.