Андрей Дикий - Евреи в России и в СССР Страница 18

Пропагандная машина работала вовсю, вызывая и порождая в широких народных. массах России соответствующие настроение – стремление помочь «угнетаемому» еврейству.

Стремление же это, в свою очередь, порождало резкие антиправительственные настроения, ибо, как твердила пропаганда, инициатива всевозможных «преследований» исходила от Правительства, вдохновляемого и поддерживаемого помещиками, духовенством и прочими «черносотенцами».

Немало журналистов и писателей дореволюционной России в значительной степени обязаны своей популярностью именно своим высказываниям по «еврейскому вопросу», независимо от качества их произведений.

И, наоборот, малейшее сомнение в добродетелях и талантах не только всего еврейского народа, но и отдельных его представителях влекло за собою бойкот всей прогрессивной общественности и печати.

Явление это было типичным в общественно-культурной жизни России конца прошлого и начала текущего столетия.

Чтобы не быть голословным, приведу два примера, из которых будет ясно, насколько большую роль играло «юдофильство» и «юдофобия» в культурной жизни России.

Журналист-писатель Александр Амфитеатров, автор многих хлестких фельетонов и памфлетов, в двух брошюрах: «Еврейство и социализм» и «Еврейство, как дух революции» пишет: «евреи никогда не были довольны ни одним правительством, под власть которого их отдавала историческая, судьба. Они не могут быть довольны и не будут, потому что идеал совершенной демократии, заложенный в их душе, нигде еще не был осуществлен»… Наличие же того факта, что есть немало евреев, незаинтересованных в идеальной демократии, социализме и революционных переворотах (евреев-капиталистов), Амфитеатров объясняет следующими словами: «социалист „о натуре, социалист до мозга костей, еврей на целые века вынуждался законом самосохранения завертываться в грубо буржуазные оболочки – настолько грубо и ловко, что возникали даже целые учения, целые социологические теории о врожденной буржуазности, как типическом расовом признаке еврейства“… Дальше Амфитеатров пишет: „но краски чуждые с годами спадают ветхой чешуей, и в голосах Лассаля, Маркса, в революционных действиях русско-еврейских вождей освободительной эпохи мы слышим неизменными вопль старых эбионитов, громы Исаии, плач Иеремии, благородную уравнительную утопию Гиллеля и Иисуса… Да! еврейство в мире не только нация, религиозное сообщество… Оно есть и социальная партия“…

«Павлово христианство, – продолжает Амфитеатров, – Вошло в мир, чтобы выработать союзы, теорию и этику буржуазного строя, а иудейство, со всеми его потомственными 'подразделениями в религиях и философии, осталось жить и терзаться в мире, чтобы сохранить ему, социализм».

После всех этих и подобных писаний Амфитеатрова в одном обществе еврей В. С. Мандель, задолго до 1917 года и до появления в печати известного памфлета Амфитеатрова «Господа Обмановы», за что он был выслан из России, сказал: «Как бы то ни было, и господину Амфитеатрову и прочим своим апологетам еврейство должно было бы ответить цитатой из русского писателя, известной даже таким русским евреям-националистам, которые высказываются за недопущение выступлений на своих собраниях с речами на русском языке: „Услужливый дурак опаснее врага“…

Профессор Петербургского университета Константин Арабажин, блестящий оратор и докладчик, слыл человеком «передовым», его статьи охотно печатались в журналах и газетах, на его лекциях аудитория была переполнена, его выступления на литературных собраниях – были событием в литературном мире… С его мнением и оценкой литературных произведений все считались, признавая его эрудицию и знание русской литературы.

По обычаю того времени, новые литературные произведения обсуждались на открытых литературных собраниях. Обсуждалось на одном из собраний и литературное произведение Семена Юшкевича, третьеклассного беллетриста-еврея, писавшего по-русски и в своих произведениях изображавшего жизнь и быт местечкового еврейства.

Выступил и проф. Арабажин, отметивший слабые, по его мнению, стороны произведения С. Юшкевича…

Присутствовавший на собрании автор, немедленно реагировал словами: «Чего Вы суете свой нос в то, чего не знаете и не понимаете!»…

Арабажин, человек горячий, не остался в долгу и тут же кратко ответил: «А зачем вы лезете в русскую литературу, которой не знаете и не понимаете?»…

Слова эти относились только к Юшкевичу и были ответом на его замечание.

Но… слово «вы» было воспринято, как относящееся не только к Семену Юшкевичу, а ко всему еврейству, ко всем евреям, пишущим свои произведения на русском языке.

И звезда Арабажина не только потускнела, но и вообще закатилась… Его перестали печатать «передовые и прогрессивные» органы печати; перестали приглашать на литературные собрания и диспуты; его лекции потеряли для студенчества свою притягательную силу…

Он был зачислен в «ретрограды», «черносотенцы», «жидоеды»…

Впоследствии, в эпоху Гражданской Войны, проф. Арабажин приняла ней активное участие, тесно сотрудничая с «Северо-Западным Правительством» ген. Юденича.

Нечто подобное произошло и с популярнейшим в свое время в России писателем М. Арцыбашевым после его выступления в печати по «еврейскому вопросу» уже в эмиграции, в Варшаве.

О случае с проф. Арабажиным мне довелось слышать от нескольких лиц, на этом собрании присутствовавших. А во время съезда русских писателей и журналистов в Югославии то же самое в разговоре со мной подтвердили писатели Евгений Чириков и Борис Лазаревский – участники этого съезда.

Через несколько десятков лет то же самое довелось мне услышать и от Гр. Як. Аронсона – меньшевика-»бундовца», живущего в Нью-Йорке и сотрудничающего в ряде газет и журналов, печатающихся на русском языке, равно, как и еврейской периодической печати на еврейском языке.

Это влияние еврейства на все стороны культурной жизни России отчетливо ощущалось всеми, кроме тех, кто не хотел видеть и слышать, а тем более об этом говорить, из боязни прослыть «отсталым», «черносотенцем», со всеми отсюда вытекающими последствиями. Были, конечно, и прекраснодушные идеалисты-мечтатели, которые традиционно становились на сторону тех, кто кричал о своих мучениях, не вдаваясь в рассуждение, насколько оправданы эти крики и не желая «выслушать и другую сторону»… Коли плачут и стенают – значит страдают… Надо помочь и от мучений спасти… А тех, на кого жалуются плачущие и стенающие (власть и правительства), надо осудить…

Сами евреи вообще не допускают и мысли, что они когда-нибудь и в чем-нибудь могут быть неправы. Вот, что пишет по этому вопросу И. М. Бикерман в своей статье-очерке «Россия и русское еврейство» (сборник 1, «Россия и евреи», Берлин, 1924 год):

«Еврей на все отвечает привычным жестом и привычными словами: известное дело – мы во всем виноваты. Где бы ни стряслась беда, будут искать и найдут еврея. Девять десятых того, что пишется в еврейских повременных изданиях по поводу евреев и России, составляет только пересказ этой стереотипной фразы. Так как всегда и везде мы, евреи, конечно виноваты быть не можем, то еврей делает отсюда весьма лестный для нас и, на первый взгляд, весьма удобный вывод, что мы всегда и во всем правы. Нет, хуже: он просто отказывается подвергнуть собственному суду свое поведение, отдать самому себе отчет в том, что он делает и чего не делает, но, может быть, должен был бы делать. И так как с разных сторон к нам предъявляются претензии, сыплются на нас упреки и обвинения, то виноваты наши обвинители, виноват мир, виноваты все прочие, только не мы»…

В другом месте того же сборника мы находим еще и следующую фразу: «Еврей не признает суда истории. Он сам судит историю»…

И не только историю, можно добавить, но и выносит свое суждение о культуре, быте и жизни других народов, не допуская даже мысли, что кто-либо, не принадлежащий к еврейскому племени, вообще может иметь и свое суждение о евреях, их культуре, литературе, быте, расово-племенных особенностях.

А в то же время сами всячески стремились принять участие во всех секторах общественной, политической и культурной жизни России,

Сначала, в 60 и 70-х годах прошлого столетия, робко и неуверенно и притом сами проникнутые ассимиляционными настроениями, искренне стремясь слиться с русскими. Эти два десятилетия характерны отсутствием каких-либо ограничительных мероприятий со стороны русского правительства, что у многих евреев, получивших образование в русских учебных заведениях, вызывало даже некоторый энтузиазм и желание «стать русскими».

Полной ассимиляции препятствовало только различие религий, что в те времена значило немало.

Политических партий еврейских тогда вообще не существовало. А ко вступлению евреев в политические группировки общероссийские не встречалось никаких препятствий ни со стороны русской общественности, ни со стороны самих образованных евреев, считавших это нормальным и естественным.