Наоми Кляйн - Доктрина шока Страница 18

Первый переворот 1953 года произошел в Иране, где в результате заговора ЦРУ свергло Моссадыка, посадив на его место жестокого шаха. Затем при поддержке ЦРУ произошел переворот в Гватемале — по прямой просьбе United Fruit Company. Эта корпорация, пользуясь расположением братьев Даллесов со времен их работы в Sullivan & Cromwell, возмутилась тем, что президент Хакобо Арбенс Гусман экспроприировал часть неиспользуемых земельных владений компании, превращая Гватемалу, по его словам, «из отсталой страны с преобладанием феодальной экономики в современное капиталистическое государство», чего ему позволить не могли19. Вскоре Гусман был свергнут, a United Fruit оказалась победителем.

Но куда труднее было искоренить девелопментализм в странах южного конуса, где он пустил глубокие корни. Эту проблему на встрече в Сантьяго в 1953 году обсуждали двое американцев: Элбион Пэттерсон, директор Администрации международного сотрудничества США в Чили — позднее его служба превратилась в Агентство международного развития USAID — и Теодор У. Шульц, возглавлявший экономическое отделение Чикагского университета. Пэттерсона беспокоил бешеный рост влияния Рауля Пребиша и других «розовых» экономистов Латинской Америки. Пэттерсон говорил: «Нам необходимо изменить формацию этих людей, избавить их от крайне пагубного влияния полученного образования»20 Это замечание отвечало убеждению Шульца, что правительство США ведет недостаточную интеллектуальную войну с марксизмом. «Соединенные Штаты должны пересмотреть свои экономические программы за границей... мы хотим, чтобы они [бедные страны] искали свое экономическое спасение в отношениях с нами, используя для экономического развития наши пути», — сказал он21.

Эти двое начали разрабатывать план, в результате которого Сантьяго, оплот ориентированной на государство экономики, превратился бы в свою противоположность — лабораторию экспериментов со свободным рынком. Это давало Милтону Фридману долгожданную возможность — страну, на которой можно проверить его излюбленные теории. Первоначальный план был простым: правительство США будет на свои деньги посылать чилийских студентов изучать экономику в то заведение, которое, как все понимали, радикальнее всех в мире противостоит «розовым» теориям, — в Чикагский университет. Кроме того, будут финансироваться поездки Шульца и его университетских коллег в Сантьяго для изучения чилийской экономики и обучения местных студентов и профессоров фундаментализму чикагской школы.

Этот план отличался от других американских учебных программ поддержки латиноамериканских студентов своим откровенно идеологическим характером. Избрав Чикаго для подготовки студентов из Чили — заведение, где профессора призывали к самому полному устранению государства из экономики, — Государственный департамент США сделал первый выстрел в войне с девелопментализмом, ясно дав понять чилийцам, что американское правительство приняло решение о том, какие идеи должны изучать студенты. Это было настолько грубым вмешательством США в дела Латинской Америки, что, когда Элбион Пэттерсон пришел к декану Университета Чили, ведущего университета страны, с грантом на программу обмена, декан отверг его предложение. Он сказал, что согласится лишь в том случае, если его факультет примет участие в решении вопроса, кто в США будет готовить их студентов. Тогда Пэттерсон обратился в не столь известный Чилийский католический университет — более консервативное заведение, где не было экономического отделения. Декан Католического университета подпрыгнул от радости, услышав это предложение: так родился «чилийский проект», как его называли в Вашингтоне и Сантьяго.

«Мы пришли сюда сражаться, а не сотрудничать», — заявил чикагский экономист Шульц, объясняя, почему эта программа останется закрытой для большинства чилийских студентов, за исключением немногих избранных22. Этот боевой дух был продемонстрирован с самого начала: «чилийский проект» призван был воспитывать идеологических бойцов, которые победят латиноамериканских «розовых» экономистов в битве идей.

Официально проект был начат в 1956 году: в результате его реализации с 1957 по 1970 год около сотни чилийцев получили дипломы Чикагского университета, их обучение и другие расходы оплачивали американские налогоплательщики и фонды. В 1965 году программа была расширена, чтобы включить студентов из других стран Латинской Америки, особое внимание уделялось Аргентине, Бразилии и Мексике. Дополнительные расходы оплачивались грантом фонда Форда. В результате в Чикагском университете появился Центр изучения экономики Латинской Америки. В рамках программы там одновременно изучали экономику 40-50 латиноамериканцев — примерно треть студентов отделения. По аналогичным программам в Гарварде или Массачусетсе обучалось всего четыре-пять студентов из Латинской Америки. Это было выдающимся достижением: всего за одно десятилетие ультраконсервативный Чикагский университет стал основной учебной базой латиноамериканцев, желавших изучать экономику за границей, что предопределило историю региона на несколько последующих десятилетий.

Обучение студентов доктринам чикагской школы стало важнейшей задачей заведения. Арнольд Харбергер, свободно владеющий испанским экономист, который возглавлял эту программу, а также заботился о том, чтобы латиноамериканцы чувствовали хороший прием, был женат на женщине из Чили. Он называл себя «крайне преданным миссионером»23 Когда в Чикаго стали прибывать студенты из Чили, Харбергер организовал специальный «чилийский семинар», где университетские профессора представляли свой крайне идеологизированный диагноз проблем южноамериканских стран и предлагали свои научные рецепты для их разрешения.

«Внезапно Чили и ее экономика стали темами обычных разговоров на экономическом отделении», — вспоминал Андре Гундер Франк, который учился у Фридмана в 1950-х, а затем стал всемирно известным экономистом девелопменталистского направления24. Вся чилийская политика была дотошно проанализирована и признана негодной: ее мощные структуры социальной защиты, забота о национальной промышленности, торговые барьеры, контроль цен. Студентов учили презрительно относиться к этим попыткам устранить бедность, и многие из них в своих диссертациях критиковали неразумие латиноамериканского девелопментализма25. Как вспоминает Гундер Франк, когда Харбергер возвращался из своих многочисленных путешествий в Сантьяго в 50-60-е годы, он бранил чилийскую систему здравоохранения и образования — лучшую на всем континенте, — называя ее «абсурдной попыткой страны жить, не считаясь с ограниченными средствами»26.

В фонде Форда возникали сомнения относительно финансирования столь откровенно идеологизированной программы. Кто-то заметил, что в Чикаго перед студентами в качестве латиноамериканских лекторов выступают исключительно выпускники этой же программы. «Хотя качество и значение этого начинания невозможно отрицать, его идеологическая узость является существенным недостатком, — писал Джефри Пэрияр, специалист фонда по Латинской Америке в одном из внутренних обзоров. — Изучение одной-единственной точки зрения мало соответствует интересам развивающихся стран»27. Но мнение эксперта не повлияло на дальнейшее финансирование программы со стороны фонда.

Первые чилийцы, вернувшиеся на родину из Чикаго, были «большими приверженцами учения Фридмана, чем сам Фридман», как их характеризовал Марио Саньярту, профессор экономики Католического университета Сантьяго28. Многие из них стали профессорами отделения экономики этого университета, быстро ставшего маленькой местной чикагской школой — такие же учебные курсы, те же англоязычные тексты, та же не подлежащая сомнению претензия на «чистое» и «научное» знание. К 1963 году 12 из 13 штатных сотрудников факультета были выпускниками Чикагского университета, а Серхио де Кастро, один из первых выпускников, возглавлял этот факультет29. Теперь не было необходимости отправлять чилийских студентов в США — они могли изучать экономику чикагской школы, не покидая родной страны.

Студентов, прошедших обучение по программе — в Чикаго или в его дочернем отделении в Сантьяго, — стали называть в Латинской Америке «чикагскими мальчиками». При финансовой поддержке USAID «чикагские мальчики» из Чили стали энергичными проводниками идей, которые латиноамериканцы называли «неолиберализмом», они ездили в Аргентину и Колумбию, чтобы создать там новые филиалы Чикагского университета и «распространить эти знания по Латинской Америке, опровергая идеи, закрепляющие нищету и отсталость», — как о том говорил один чилийский выпускник30.