Андрей Пионтковский - Третий путь к рабству. О причинах путинизма и путях выхода Страница 18

А что сегодня российская элита может предложить своим бывшим соседям по коммунальной квартире? Ничего, кроме помпезных разговоров о своем величии, своей исторической миссии, о мессианском имперском предназначении русского этноса и т. д.

Еще в 1997 году все эти фантомные державные комплексы были артикулированы в печально известном пространном документе «СНГ: начало или конец Истории». («Независимая газета», 26 марта 1997 г.). С тех пор рекомендации доклада красной нитью проходят через бесконечные многолетние публикации «экспертов» по ближнему зарубежью.

Украина: «Принуждение Украины к дружбе, в противном случае постепенное установление экономической блокады Украины по образцу блокады Кубы США».

Закавказье: «Только угроза серьезной дестабилизации Грузии и Азербайджана, подкрепленная демонстрацией решимости России идти до конца по этому пути, может предотвратить окончательное вытеснение России из Закавказья». И наконец: «Мы исходим из необходимости и естественности доминантной роли России в наднациональных органах СНГ. Иначе, зачем России настаивать на их создании?»

«Мы хотим видеть Россию сильной» — уверяли нас авторы доклада.

Нет, вы не хотите видеть Россию сильной. Вы хотите загнать Россию в гетто враждебности ее ближайших соседей. «Принуждение к дружбе», этот великолепный оруэлловский оксюморон — беспощадный самодиагноз психического состояния российского политического класса.

Принуждение к любви во всех правовых системах рассматривается как исключительно тяжкое деяние, влекущее за собой серьезную ответственность. В обыденных человеческих отношениях принуждение к дружбе гарантировано оказывается приглашением к ненависти. Почему же столь очевидная глупость выдается за образец государственной мудрости, когда речь идет не об отношениях между людьми, а об отношениях между народами.

Мы упрямо пытаемся навязать нашим соседям выбор — или Россия или Запад. Это абсолютно неконструктивная и бесперспективная постановка вопроса. Страны СНГ убедились в неспособности и, более того, нежелании России способствовать решению стоящих перед ними проблем. Стоит ли удивляться, что все они стремятся максимально расширять свое взаимодействие с Западом. Кому нужна страна, которая не может ничего предложить своим соседям, кроме угрозы «дестабилизировать ситуацию на Кавказе и в Центральной Азии с активным вовлечением в этот процесс русского и русскоязычного населения» (А. Мигранян. Центральноазиатский плацдарм, или Третье геополитическое отступление России. МЭП № 1, 2002 г.).

Ну, может быть, нашлись бы на постсоветском пространстве какие-нибудь социально близкие братья по разуму, если бы хрипящая от ненависти к Западу российская элита предложила бы им последовательный Большой Антизападный Идеологический Проект. Но ведь вся эта возня затевается, оказывается, только «для усиления своих позиций в политической торговле с США и Западом за интеграцию России в цивилизованный мир» (МЭП № 1, 2002 г.).

Так какого же тогда рожна Москва так отчаянно и так бездарно и безнадежно пытается воспрепятствовать естественному и неизбежному движению своих соседей в направлении того же самого «цивилизованного мира»?

Каждого нового руководителя в странах СНГ мы объявляем проамериканским или «еще более проамериканским», не замечая, что тем самым выносим приговор своей собственной политике. Где же те «пророссийские», в ожидании которых мы строим песочные замки своей империи? Уж на что пророссийским казался новый президент Молдавии русский коммунист Г. Воронин. Теперь он, оказывается, тоже прозападный и проамериканский. А может быть, все-таки что-нибудь не так с нами и с нашей политикой, а президенты просто проукраинские, прогрузинские, промолдавские?

Неспособность политического класса России не формально на бумаге, а внутренне психологически воспринимать всерьез независимость стран СНГ, его поразительная глухота к возможной реакции партнеров, духовная лень, не позволяющая попытаться взглянуть на себя их глазами, — все это порождает саморазвертывающийся цикл отчуждения и вражды на всем постсоветском пространстве.

Мы своими руками разрушаем тот огромный ресурс нашего влияния, который уйдет вместе с нашим поколением. Ресурс, гораздо более важный, чем наша военная мощь или природные богатства, — совместная память о жизни, прожитой нами всеми в одном государстве.

И Россия, и Запад — только такая формула отношений, обращенная к нашим соседям, позволит нам сохранить свое влияние на постсоветском пространстве, укрепить там свои экономические и культурные позиции и самое главное — сохранить симпатии к России в этих странах. Это совсем не сложно. Просто не надо, упиваясь собственным величием, токовать о «доминировании» и не надо «принуждать их к дружбе». Тогда они, может быть, останутся нашими друзьями.

Полковнику никто не пишет

24 февраля 2004 года.

В реакции российского политического бомонда и власти на каждый новый террористический акт в наших городах обращают на себя внимание два одинаково повторяющихся каждый раз обстоятельства. В первые один-два дня — громадное количество громких «патриотических» заявлений, свидетельствующих о неадекватности, переходящей в безумие, их авторов. И затем на следующий день — полное молчание и желание забыть о проблеме до следующего теракта, когда те же рефлекторные реакции тех же политиков проявятся вновь.

И то и другое — и истеричные крики, и оглушительное молчание — свидетельствует об одном — о полном осознании всеми, в том числе и ее творцами, абсолютной бесперспективности нашей кавказской политики.

Вот и после следующего теракта мы снова услышим о введении смертной казни для смертников, призывы «выжечь каленым железом» и «пойти до конца», требования коллективной ответственности этнических общин, что для массового сознания будет означать «бей хачей и черных». Тем более, что на первую полосу самой массовой газеты будут вынесены слова отца, потерявшего в этой трагедии сына, который скажет: «Я теперь буду убивать Их всех везде, где только Их встречу». Мы справедливо будем сочувствовать этому несчастному человеку.

Криками «смертная казнь», «каленым железом» и «дойдем до конца» мы снова будем стараться заглушить в себе понимание того, что до всех «концов» мы уже дошли по несколько раз, и «каленым железом» выжгли все, что можно, и главным образом все, что ни в коем случае нельзя было выжигать, и смертную казнь уже применили, видимо превентивно, к десяткам тысячам мирных жителей, своих сограждан. И, наверное, на той стороне есть очень много людей, которые про нас скажут: «Я теперь буду убивать ИХ всех везде, где только ИХ встречу». Без понимания этих реалий невозможно осознать природу противостоящего нам терроризма и попытаться как-то адекватно противостоять ему.

Терроризм, характерный для XX века, был, как правило, средством, инструментом для достижения конкретных политических целей. В мире происходили и продолжают происходить десятки вооруженных конфликтов, в которых сепаратисты используют, в том числе и террор против центра и метрополии, добиваясь независимости, автономии либо каких-то других политических целей (ИРА — в Северной Ирландии, баски, тамилы, различные группы — в Индонезии и на Филиппинах и т. д.).

Но в XXI веке мир столкнулся с новым явлением, которое я бы определил условно как «метафизический терроризм». Этот терроризм, практикуемый прежде всего исламскими радикалами, «Аль-Каидой» и близкими ей идейно группами, не выдвигает каких-либо требований — выпустите того-то, дайте независимость тем-то. Он просто в принципе отрицает право западной цивилизации на существование и жаждет ее полного уничтожения.

Это различие очень важно для нас, потому что мы долго имели дело с чеченским сепаратизмом, который использовал в определенных ситуациях в качестве инструмента террор. Но вызов, с которым мы сталкиваемся сегодня, — это уже проявление того нового явления, которое я называю метафизическим терроризмом. Во многом мы этого добились сами. Мы все время повторяли, что мы сражаемся не с чеченскими сепаратистами, а с международным терроризмом, и, в конце концов, это стало самосбывающимся прогнозом. Благодаря методам, которыми мы вели эту войну, мы сделали своими врагами практически все население Чечни, создали для глобального метафизического терроризма громадный резервуар живых бомб — отчаявшихся людей, которые готовы реализовывать планы террористов.

Произошло чрезвычайно опасное для нас явление — интернационализация конфликта в Чечне силами глобального терроризма. Туда пришли люди с идеологией, с технологией глобального террора, и там они нашли благодатную почву для реализации своих целей. Проанализируем в связи с этим одно высказывание главы государства, последовавшее как его немедленная реакция на взрыв в метро. Он сказал, что Россия не разговаривает с террористами, Россия их уничтожает. Мне кажется, что в этом высказывании прозвучало как раз непонимание того типа террора, с которым мы сталкиваемся. Оно было бы вполне содержательным (хотя и спорным), если бы после каждого взрыва в метро нам звонил бы какой-нибудь «Фронт освобождения» и говорил: «Мы взорвали метро. Если через две недели вы не выполните те или другие требования, мы произведем еще один взрыв. Предлагаем переговоры». При наших же обстоятельствах это высказывание просто лишено смысла, потому что нет такого послания — полковнику давно никто не пишет.