Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6419 ( № 24 2013) Страница 18

Парадоксальная ситуация: российских учёных уже давно оценили в международном научном сообществе. Все в мире знают, сколько мы «стоим». Все, кроме нас самих. В каждом министерстве, в государственных академиях множатся свои способы оценки нашего труда. И далеко не безобидные. К примеру, появляются такие критерии, как участие в исследовательской работе научных сотрудников до 30 лет...

В мире действуют пять общепринятых критериев: общее число публикаций, общее число цитирований, импакт-фактор – показатель важности научного журнала, максимальное цитирование одной работы, индекс Хирша. О последнем, пожалуй, стоит сказать отдельно. Этот индекс, предложенный американским физиком Хорхе Хиршем, основан на учёте числа публикаций исследователя и числа цитирований этих публикаций. Сегодня это один из основных критериев оценки эффективности и учёных, и научных коллективов. Наши же ведомства считают, что в России не обойтись без 15–20 критериев.

Среди самых популярных – количество молодых участников. В СССР молодым учёным считался человек до 33 лет, потом до 35 лет, теперь – до 39... Но что значит – молодой учёный? Либо человек поглощён наукой, либо он далёк от неё. Трудно представить, чтобы в США или во Франции ставили условие: в 30 лет – учёный, а в 40 – уже нет... За рубежом таких критериев попросту не существует. При чём тут возраст? Кто будет завоёвывать международные показатели – тот же индекс Хирша?.. Их заслуживают с возрастом. Разумеется, обновление кадров необходимо, так начните нормально финансировать – и в науку придёт талантливая молодёжь.

В стране провозглашён курс на инновационные подходы. В том числе и в науке. Однако откроем Оксфордский толковый словарь. «Инновация – любой новый подход к конструированию, производству или сбыту товара, в результате чего инноватор или его компания получают преимущество перед конкурентами». Иными словами, речь идёт о стремлении превратить научные познания в деньги. Всё бы ничего, но при хорошем менеджменте их можно получить и при отсутствии научных знаний... Из воздуха.

Происходит небезобидная подмена понятий. «Определяйте значения слов, – советовал Александр Сергеевич Пушкин, – и вы избавите свет от половины его заблуждений». Должна ли наука бросать все силы на превращение научных знаний в деньги? Ради модного лозунга создавать сплошные инновационные научные подразделения?

– Александр Иванович, как отражается нынешнее состояние фундаментальных исследований на здравоохранении?

– В практическом здравоохранении научные достижения, увы, не востребованы. Причина – инерционность, упор на использование универсальных методов лечения даже на поздних стадиях болезни. Преодолеть углубляющуюся пропасть между практическим здравоохранением и объёмом фундаментальной научной информации в области биомедицинских исследований можно, лишь установив профессиональный контакт между врачами-клиницистами и научными работниками.

В США недавно создан Центр трансляционной медицины. Для начала его бюджет составил около 700 млн. долл., а бюджет Национального института здоровья, в системе которого он появился, равен 40 млрд. долл. Цель – максимально ускорить использование на практике «ошеломляющих достижений в фундаментальной науке». Аналогичная задача стоит и перед отечественной медициной.

Россия потеряла дорогое время, не участвуя в международном проекте «Геном человека». Это сразу нас отбросило на обочину. Теперь пытаемся наверстать упущенное, активно участвуем в программе «Протеом человека». Есть намерение подключиться к реализации американского проекта «Геном для медицины», международного ракового проекта.

– Решением президиума РАМН в стране создан первый Центр персонализированной медицины. Чем он будет заниматься?

– Речь идёт о коренных преобразованиях всей системы отечественного здравоохранения. В третье тысячелетие человечество вступило, реализовав самый крупный в истории международный биологический проект «Геном человека». В наших руках появилась научная информация об индивидуальных особенностях пациента, характере возникновения заболевания, реакции больного на лечение. За этим – возможность предсказать на основе геномных данных вероятность появления недуга, а значит, и предпринять упредительные меры. Привычный клинический подход сменяется персонализированной тактикой диагностики и лечения, индивидуальным подбором лекарства и его дозы.

Проблема сверхсложная, ибо затрагивает интересы такой огромной империи, как производство фармакологических изделий, приносящее миллиардные доходы. В США, Японии, ряде европейских стран уже развёрнуто создание протоколов персонализированной медицины социально значимых заболеваний, идёт активное внедрение их в каждодневную практику. Здесь с пониманием воспринимают слоган: «Лекарство не для всех, а только для вас».

– Александр Иванович, каков вклад российских учёных в масштабный международный проект – «Протеом человека»?

– Белковый набор – «зеркало» динамичного процесса жизни клетки. Являясь органичной частью персонализированной медицины, протеомика предлагает точные биомаркеры для выяснения действия лекарств с учётом индивидуальных особенностей человека. В этой области мы пионеры. Работаем – и небезуспешно – над созданием протеомной карты, в первую очередь карты белков плазмы крови и печени. Используя сверхчувствительные детекторы белков, рассчитываем получить многообещающие результаты при исследованиях злокачественных опухолей.

Многого ждём от создания системы криобанков – хранилищ при низких температурах биологического материала. Если удастся сохранять образцы плазмы крови, препаратов ДНК, тканей в разные периоды жизни человека, его стволовых клеток, то медики получат уникальную возможность применить их для формирования новых прогностических биомаркеров заболеваний.

– Вы причисляете себя к оптимистам или пессимистам?

– У норвежского полярного исследователя Фритьофа Нансена был такой девиз: «Трудное – это то, что может быть сделано немедленно; невозможное немного больше времени требует».

Фундаментальная наука – это и есть невозможное...

Беседу вёл Михаил ГЛУХОВСКИЙ

О романтизме

Романтизм - это "Гимны к ночи" Новалиса, потрясённого смертью любимой девушки. Всё случайно, хотя для всего есть причина. Всё в мире тленно, только сон длится вечно. В ночи затерянный человек не может однажды не спросить себя: неужели наступающее утро неотвратимо? Неужели вечен гнёт земного?

Человек – это не кукла с электронными мозгами, которую боги дёргают за ниточки. Человек сам должен построить модель своего поведения. Если цели его действий согласуются со средствами достижения этих целей, то человека можно назвать прагматиком, рационалистом. Если же оправдание цели находится в самой цели, то человек этот предстаёт перед нами как романтик, как тот, кто может спуститься в бездну мира, переживая присутствие непознанного, таинственного, невозможного. Первым философским романтиком был, как ни странно, Платон.

НЕИСТОВЫЕ

Вот, говорит Платон, перед человеком стоит выбор: кому стоит отдать предпочтение – влюблённому в него или невлюблённому? Невлюблённый рассудителен, трезв. Влюблённый же безумствует, впадая в неистовства.

Согласно Платону, неистовства предпочтительнее рассудитель­ности. Неистовства – от бога, рассудительность – свойство человеческое. У Платона романтический взгляд на человека, ибо он полагает, что каждый человек должен петь для самого себя очаровывающие его песни. Нельзя, чтобы человека очаровывало наличное бытие, полезные вещи, ибо вещи – всего лишь тени идей. Человек может существовать до тех пор, пока он будет петь себе такие песни, ибо этим пением создаётся мир, в котором он может жить как человек, то есть создаётся мир, который человек понимает.

ЧЕЛОВЕК-НОЧЬ

При подготовке лекций 1805–1806 гг. Гегель писал: «Человек есть эта ночь, это пустое Ничто, которое целиком содержится в своей нераздельной простоте (Einfachheit): богатство бесконечного множества представлений, образов, ни один из которых не ведёт прямо к духу, образов, которые существуют лишь в данный момент (gegenwartig). Здесь существует именно ночь, внутреннее-или-интимное (Innere) Природы: – чистое личное-Я. Оно распространяет ночь повсюду, наполняя её своими фантасмагорическими образами: здесь вдруг возникает окровавленная голова, там – другое видение (Gestalt); потом эти призраки также внезапно исчезают».

Почему человек есть ночь, а не день? Почему романтики характеризуют человека как нечто тёмное, сумеречное? Потому что ночь – это царство образов, а образы – это не вещи, не предметы. У них нет чётких границ, нет локализации в пространстве. У них есть только локализация в восприятии. Образы отсылают не к внешней реальности, а к грёзам человека. Пробуждение же от грёз обычно связывают с языком, с сознанием. Воображение извлекает предмет всегда вместе с его окружением. Рассудок как бы вырезает предмет из пространства, изолирует его от окружения. Грезящий человек не может отличить себя от бодрствующего. Бодрствующий же отличает себя от грезящего, потому что у него есть понятие об истине.