Газета День Литературы - Газета День Литературы # 147 (2008 11) Страница 18

Алёша, родной, мы с тобой теперь – единственное напоминание друг другу о том, что наша мама жила, существовала, мыслила, любила, и что она очень любила нас обоих. Ты не представляешь, в каком я одиночестве сейчас, когда оборвалась последняя ниточка, связывавшая меня с моим детством, с теми годами, когда я ещё была Vera Fomin. Мы с мужем всё больше отодвигаемся друг от друга, хотя и живём под одной крышей нашего огромного, богатого и пустующего дома. У Эстер – свой дом, свой муж, свой ребёнок, своя жизнь. Роберту мы купили квартиру в центре Сиднея, он живёт обычной здесь жизнью девятнадцатилетнего студента. А я – одна. Без мамы, без папы, без брата…

Алёшенька, я знаю, что ты, как и все у вас там, – атеист. И всё-таки – молись за упокой души нашей мамы. Это была душа человека, который всех любил, старался всех понять и потому – всем и всё прощал. Кроме себя самого.

Kisses. Vera 19 октября 1973 г.

-------------------------------------------

Здравствуй, сын! Посылаю тебе фотографии, сделанные на праздновании моего 60-летия...

Мы опять остались одни. Наша жизнь сейчас – это одно непрекращающееся ожидание писем – от тебя, от твоей сестры, от твоего брата. К сожалению, наш почтовый ящик пребывает пустым гораздо чаще, чем наоборот. Я защитил докторскую, хотя, признаться, я до сих пор не уверен, была ли в этом крайняя необходимость – если не считать, разумеется, прибавки к зарплате. Наверное, где-то, в чём-то, кому-то мой опыт может пригодиться – к сожалению, человечество продолжает попадать под грузовики, лететь с лестниц и наживать себе язвы. Об уходе на пенсию я и не помышляю, ибо мои лёгкие лишатся воздуха. Все мои коллеги-сверстники, перейдя пенсионный рубеж, немедленно, на другой же день устроились на новые должности – они работают дедушками и бабушками на полную рабочую неделю. Без выходных и больничных. Для нас с Галей судьба сделала эту работу недоступной. А может быть, не судьба, а мы? Мы сами? Я ловлю себя на том, что завидую досмерти каждому, кто идёт по парку, ведя за руку сына или дочку своего сына или своей дочери. Может быть, когда-нибудь, наконец, Олег…

Извини за сумбурность. Пиши, сынок, пиши почаще. Уже шесть лет, как мы расстались. Нас с Галей очень, очень волнует погода в ваших краях, особенно вероятность грозовых бурь.

Рома, говори со своими мальчишками по-русски.

Обнимаю тебя –

твой отец

2 июля 1976 г.

Василий Дворцов ЛИРИКА РАЗНЫХ ЛЕТ

***

Где моя Родина, где ты?

Годы пройдя и пути,

В талых апрельских рассветах

Сердце устало в груди.

Я не нашёл тебя в поле –

В солнцем окрашенной ржи

Ты в васильковой короне

Не преломляла коржи.

Ты под дождливой остудой

В даль не звала рыбарей,

Берестяною посудой

Зябь не пила ноябрей.

И где пурга заносила

Босых, бездомных калик,

Где же была твоя сила,

В смерть утешающий лик?..

Я поистратился в вере

В добрые сказки свои.

С каждой нуждой и потерей

Горше чужие огни.

Но и роптания реже,

Сердце устало в груди...

О, моя Родина, где же,

Где я тебя проблудил?

СОНЕТ

Агаты волн под жемчуговой пеной,

И острый дух солёной чешуи,

И чаек клики, и слюды огни…

Вновь – за руном, за славой, за Еленой…

Даря ветрам союзы и измены,

Ловя в щиты величие зари,

Плывём на зов невиданной любви,

Платя судьбе неслыханные цены.

И нет преград искателям чудес.

Ни буйный Понт, ни козлоногий лес,

Ни крики мойр нам не остудят жажды.

Из нас любой отчаянно играл,

Чтобы насмешливо сказать однажды:

– Я знаю жизнь, я часто умирал.

***

Анфиладой дней бескровных

Мы проходим в полумасках.

Шаг размеренный и ровный,

За спиной – слуга с подсказкой.

Мы, наверно, короли.

Камни на перстнях играют,

Парики сияют пудрой.

Где-то музыка витает.

И слуга удобно мудрый.

Ты смотри только вперёд.

В канделябрах вянут свечи,

В кракелюре пыль шпалеры.

Дамы обнажили плечи,

И склонились кавалеры.

Лишь хромающий слуга.

Отчего-то очень зябко,

Отчего-то очень странно.

Оглянуться бы украдкой –

Но тогда всё станет явно –

Он в костюме палача!

***

Бабье лето в мужском разгуляе,

Распахнулась душа на растраты.

Паутину, в закатность сдувая,

Вьют ветра по-над полем кудлатым.

Стелют вихри по стрелке и встречно

Мятным выдохом вялые травы.

И кислят маятою извечной

Хмель желаний и мыслей отравы.

Полететь бы, в ветрах закружиться,

Проклянуть бы, забыть неизбежность…

Журавля не признав за синицу,

Вызреть сердцем в жестокую нежность…

Бабье лето в мужском разгуляе,

По-над полем закатность без меры.

Косит ветер добор урожая,

Засекая за серпик Венеры.

О ладони шершавится колос,

Уж нежданной надеждой согретый.

Шалым шёпотом внутренний голос

Льстит и дразнит цепные запреты.

1999

Я пытался сбежать под зелёной луной

По хрустящим снегам, по искрящим полянам.

Я пытался расстаться с тяжёлым собой

Ледяной пустотой через ветер стеклянный.

Снег по пояс, кричал, выдавая побег.

Ковш Медведицы близко – уж ровно в полнеба.

Вот немного ещё – вот кончается век –

Дразнит запах вина и пресночного хлеба.

Край оврага – иль нет! – то граница миров:

Оттолкнусь – и раскроются сильные крылья.

Не держите меня – я давно уж готов

Раствориться в Стрельца, стать алмазною пылью.

.....................................................

Я пытался сбежать под зелёной луной.

Я пытался расстаться с тяжёлым собой.

Я пытался...

Пытался...

Пытался...

***

По болоту ржавыми ручьями

Собиралось озеро кривое.

В нём зеркально небо отражалось,

Небо чёрное, где облака из крови.

Там жила-была одна царевна,

Не мигая, в облака смотрела,

Всё смотрела: не летит ли стрелка

Лёгкая да вострая, да с перьем,

Не несёт ли скорую свободу

На пиры, на танцы да забавы

Пред глазами милого Ванюши...

Но летели только самолёты,

Где-то, где-то поезда стучали,

Да охотники палили порох.

Видно нет царевичей на свете,

Чтобы чудо в мире совершилось,

Чудо-чудное – любовь как жертва.

***

Ветер листья смешав, изорвал.

Бьёт о стену зелёный прибой.

Мне луны притенённый овал

Рябью стелет дорогу домой.

Где-то там назревает гроза

Полыханьем далёких зарниц: