Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6473 ( № 30 2014) Страница 18

Характерной особенностью российской ментальности является весьма специфическая форма западничества. Фактически все глубокие перемены в государственной и общественной жизни привносились извне. И тут же трансформировались в нечто иное. Западная социал-демократия – в большевизм, современная либеральная модель демократии – пока вообще неизвестно во что. И это естественно, потому что на российской почве может произрастать только то, что соответствует российской ментальности.

Безусловно, следует отметить ещё одну российскую традицию – ориентацию на первое лицо государства. При этом не имеет особого значения, как это лицо именуется – царь, премьер-министр, генсек или президент. Но именно этому лицу всегда принадлежало право всех кардинальных решений, а остальные структуры государства и общества «подстраивались» под них. Несмотря на то что в России всегда популяризировалась идея коллективизма и коллективного руководства, на самом деле оно существовало только где-то в «глубине» общественного сознания и практически всегда носило иллюзорный характер. Люди ходили на собрания, до хрипоты что-то обсуждали, но они ничего не решали. Примерно такая же (традиционная) форма руководства сейчас воспроизводится в местном самоуправлении, которому только предстоит обрести значимость реального общественного института.

– Не этим ли обусловлено то, что миллионы коммунистов не воспротивились политике генерального секретаря Горбачёва?

– Ситуация была намного сложнее, с психологической точки зрения аналогов у неё нет. В советский период вера в КПСС и в её руководящую и направляющую роль фактически заменяла веру в Бога. Когда меня об этом спрашивали западные журналисты, я предлагал им представить ситуацию, когда на главной площади Ватикана при огромном стечении верующих католиков папа римский заявляет: «Папская академия наук убедительно доказала, что никакого Бога не было и нет». Западные коллеги предполагали, что в этом случае добрая половина католиков сошла бы с ума. А мы продолжали жить и работать. Психическая травма, особенно для старшего поколения, была, безусловно, тяжелейшая, но реакция на неё продемонстрировала мощную психологическую структуру нашего народа.

Когда «схлопнулась» страна, а духовный потенциал развития был морально подорван итогами приватизации – это стало психической травмой, сравнимой с началом Великой Отечественной войны. В массах преобладали пораженческие настроения, начались мощный духовный спад и политическая апатия, которые усугублялись чувством национального унижения и – как следствие – ростом агрессивности.

Этот процесс всё ещё продолжается. Например, по данным ВЦИОМ, с 2008 по 2012 год желание перестрелять всех, из-за кого ситуация в стране такая, какая она есть, выросло более чем в два раза (с 16 до 34 процентов). И как показывают дополнительные исследования, эта агрессия направлена преимущественно на тех, кого у нас ошибочно именуют «экономической элитой». А вымещается она, что психологически также закономерно, – преимущественно на пришлом населении.

– Каково, на ваш взгляд, качество этой самой «национальной элиты»?

– Наша нынешняя «элита», к сожалению, по сути – национальной не является. Она не выполняет свою главную задачу, которая состоит не столько в политическом руководстве или экономическом развитии, сколько в создании и демонстрации нравственных образцов поведения. В основном пока демонстрируется нечто противоположное – образцы безумного расточительства, бегства капиталов и их вложения в экономику других стран, попирание законов и национальной морали, бесстыдное размахивание «корочками».

Для большинства населения – это не наши. И это тоже следствие приватизации. Мало кто знает, что внезапно свалившееся на голову богатство приводит к таким же психологическим последствиям – к своеобразному варианту помешательства, как и внезапная потеря всего, нажитого непосильным трудом. Впрочем, это касается и свободы. Свобода, «доставшаяся по случаю», – это совсем не та свобода, которая была завоёвана в процессе длительной и осознанной необходимости этой свободы. К тому же, как уже не раз отмечалось, демократические свободы без экономически свободного большинства населения – это нонсенс. Возникает множество перекосов, которые можно было бы определить как «демократизм».

– А что можно сказать об украинском обществе? Сегодня для нас это вопрос из самых злободневных...

– Нынешняя агрессивность не является общим состоянием всех украинцев. Это относится лишь к части украинского общества. Здесь много психолого-политических просчётов, корни которых скрываются в веках. Почему-то все говорят только о политических просчётах последних 20 лет. Политики мало знакомы с таким понятием, как «избранная (историческая) национальная травма» и с механизмами её передачи следующим поколениям. Поколение, получившее в «наследство» массовую национальную травму, вынуждено не только постоянно помнить о ней, не только оплакивать и пытаться пережить её, но будет обязательно стремиться к её признанию (например, как холокост или армяно-турецкая резня), а иногда – и к отмщению (даже через столетия).

Причём чем дальше от исторической травмы, тем больше она обрастает мифами, фантазийной и даже бредовой интерпретацией событий, независимо от их характера – правого или неправого. На этой почве, при сопутствующих условиях, могут развиваться национальные неврозы и психозы, с бредом отношения и патологическим стремлением к мести; люди как бы спускаются на несколько ступеней вниз по лестнице цивилизации, вплоть до стадии варваров. Чтобы не апеллировать к современным аналогам, скажу, что примерно такой же характер носил октябрьский переворот.

– Что можно ждать от украинцев?

– Когда мы говорим об украинском обществе, то нужно иметь в виду, что есть как минимум три Украины: Восточная, Центральная и Западная. Последняя практически на протяжении всей истории находилась под чьей-то оккупацией. Она жила либо «под Польшей» (в качестве «быдла» при «шляхтичах»), либо под румынским владычеством, под Австро-Венгрией, под СССР. В фашистском руководстве Германии были довольно неглупые люди, которые, придя в 1941 году на территорию Западной Украины, провозгласили этот униженный народ хозяевами на их исторических территориях и чуть ли не арийцами. И «эти новые арийцы» создали свою полицию, свои дивизии СС и тут же стали жестоко мстить полякам, евреям, русским[?]

Естественно, что для нас все, кто был связан с фашистами, были и останутся врагами. Но население Западной Украины в своём большинстве поддерживало бандеровцев, борьба с которыми продолжалась более десятилетия. Уже после 1945 года (до 1956-го) в этой войне с каждой из сторон погибло как минимум по 60 тыс. человек. Более 500 000 бандеровцев были арестованы и сосланы в Сибирь… А потом у них родились дети и внуки, получившие в наследство и семейную память о тех событиях, и ненависть к обидчикам, и качественно иное отношение к фашистам.

Сейчас Украина пожинает плоды, с одной стороны, – отсутствие адекватного понимания этой психологической проблемы в советский период, а с другой – целенаправленной работы по приданию этой проблеме нового националистического звучания квалифицированными западными психологами и политиками в постсоветские годы. Быстро такие проблемы не решаются.

– Как разумно вести себя нам?

– Поддерживать мирные инициативы и процессы на Украине. Это проблема Украины. Межнациональный диалог внутри Украины – это вопрос отдалённого будущего. Психологически ненависть можно сравнить с феноменом зубной пасты – выдавить её из тюбика проще простого, а как вернуть назад – те, кто выдавил, также не знают.

– Запад всё время пытается навязать всему миру мнение, что конфликт внутри Украины – не что иное, как её конфликт с Россией, хотя на нём самом «шапка горит».

– Противостояние Запада и России не прекращалось никогда. Холодная война после краткого периода якобы «потепления» сменилась «холодным миром». Призывы Запада к открытости границ, свободе перемещения граждан и капитала – заведомо имели вполне предсказуемую направленность. Россия – это, безусловно, часть Европы, но она никогда не была и не будет частью Запада. Мы для них чужие. А учитывая то, что идея антируссизма активно стимулируется в западных СМИ, это надолго. И здесь также присутствуют психологические феномены.

В середине 1990-х я встречался с известным немецким психиатром и психоаналитиком Гельмутом Томэ, и он мне сказал: «Сейчас вы широко открыли объятия Западу, и вам кажется, что вы теперь с ним друзья навек. Поверь мне, это явление временное. Гитлер был у власти 12 лет, а слова «немец» и «фашист» были синонимами на протяжении ещё 20 лет. Немцев не приглашали ни в какие международные клубы, ни на конференции, ни на симпозиумы, ни на фестивали… Вас, русских, боялись и ненавидели 70 лет. Вас не будут любить и будут относиться к вам с опаской ещё лет сто. Это от любви до ненависти один шаг. От ненависти к любви – намного больше».