Газета День Литературы - Газета День Литературы # 87 (2004 11) Страница 18

Лицо мальчика было мечтательным и серьезным, когда они обнялись в розовых кустах за сараем лодочной станции. От моря тянуло прохладой, лампочка над входом в сарай болталась, перемещая обзор. Стоя на коленях, Геннадий поднимал взгляд, как бы ожидая, что мальчик посмотрит на него, но глаза того были обращены куда-то в темную даль моря, лишь руки всегда привычно протягивавшие Геннадию полотенца, теперь, как арбуз, сжимали его виски и теребили волосы. Геннадий так и не понял, было ли ему хорошо, и получил ли он за свои деньги то, что хотел. Но наступила какая-то разрядка, так в жаркий день долго что-то копится в природе и вдруг разрешается грозой. И все же жизнь была прекрасна! Отпуск удался, загар покрывает его плечи, спину и ноги, желания осуществились.

Геннадий почти вовремя вернулся к своим собранным чемоданам и к жене. Она уже лежала в постели, и ее лицо блестело от ночного крема. Он как бы приплыл в свою собственную пристань. В душе у Геннадия даже шевельнулось чувство раскаяния. Всё, в последний раз! Вот ведь удивительно, женился по расчету, а живет, кажется, по любви. Их ночь была полной, влажной и мучительно прекрасной. Так и надо жить, пока они оба молоды, а выспаться можно и в самолете.

Но Геннадий не знал, что обаятельный арабский мальчик за несколько дней до этого таким же образом встретился с замечательным средних лет русским джентльменом. На шее этого джентльмена бугрилась золотая цепь, на которую вполне можно было прицепить люстру в холле гостиницы. Джентльмен заплатил за полученное удовольствие крупную сумму — сто долларов, и мальчик был очень доволен этой свалившейся на него внезапной удачей. Джентльмен с размахом доживал жизнь. Ему уже довольно давно был диагностирован иммунный дефицит. Мальчик обо всем этом тоже, естественно, не знал.

Владимир ВИННИКОВ [email protected] ФЕНОМЕН СЕТИ

Популярные разговоры о кризисе современной русской литературы и культуры в целом во многом являются следствием того, что происходит серьезное перераспределение приоритетов, не всегда уловимое "зашоренным" взглядом говорящего. Тиражи "толстых" литературных журналов, например, еще 20-40 лет назад бывших неоспоримыми флагманами советской литературы, упали практически до нуля. Зато процветает и набирает силу русская литература на пространствах интернета, в орбиту которой попали уже десятки тысяч авторов, а число постоянных читателей перевалило за миллион и непрерывно растет.

Мы надеемся, что наша новая рубрика станет постоянной и займет достойное место на страницах "Дня литературы". Мы рассчитываем, что наше сотрудничество с русской интернет-литературой и ее авторами не окажется исключительно виртуальным и односторонним процессом. Обещать, что основным критерием публикации здесь будут художественное, аналитическое и прочее качество текстов, мы считаем излишним — как правило, заявления подобного рода делают люди, искренне считающие свои эстетические (а то и политические, а то и экономические) пристрастия объективным мерилом текущего литературного процесса.

Мы не считаем себя полностью свободными от подобного рода пристрастий, о чем, наверное, свидетельствует и подбор материалов на этой, во многом экспериментальной, "пилотной" полосе.

Мы полагаем необходимым представить в следующих выпусках полосы "Сеть и тени" ведущие литературные сайты Рунета, а также подключить к обсуждению проблем литературного интернет-сообщества как "он-лайновых", так и "офф-лайновых" писателей и критиков. Предложения — по адресу e-mail: [email protected]

Разумеется, здесь не будет обзора отечественной литературной Сети. За недолгое время своего существования "галактика Интернета", даже в сугубо литературном своем измерении, приобрела размеры, если еще не равные "галактике Гутенберга", то уже вполне сопоставимые с ней. И это, судя по всему, только начало.

Скажем, в приведенном на gramota.ru перечне русскоязычных литературных сайтов значится 62 позиции. Из них меньше десятка представляют собой электронные версии традиционных "бумажных" изданий. Остальные, т.е. подавляющее большинство,— сугубо "интернетовские". А ведь этот перечень далеко не полон, очень многие сайты остались за его пределами.

Отсюда понятно: чтобы представить читателю более-менее адекватную картину литературного процесса в Рунете (русскоязычном интернете) нужно самому буквально пожить в этом виртуальном пространстве. Поскольку на такого рода подвиги ваш покорный слуга органически не способен, то претензий на интернет-всеведение у него нет и быть не может.

Есть другое. Налицо феномен литературной Сети как таковой. Следовательно, необходимо его описание и осмысление с культурологических, эстетических, а возможно — и литературоведческих позиций. Последнее — пока под вопросом, поскольку неясно, как соотносится данный феномен с традиционной литературой.

Ведь даже общепринятого названия у него еще нет: "русскоязычная сетевая литература", "он-лайн литература", "net-литература", сетература, Рулинет, Тенета,— все эти именования употребляются сегодня как синонимы в зависимости от индивидуальных предпочтений того или иного автора. Но "сетература" и последующие "нелитературные названия" — явное свидетельство того, что всё не так просто, что феномен Сети выходит за рамки традиционной литературы. И все, пишущие о нем и/или в нем, внутри него, данное обстоятельство так или иначе чувствуют.

"Все-таки, что такое эта сетевая литература вообще? Точнее, что под ней подразумевается? Если это просто форма публикации литературных произведений, так чего копья ломать? В таком случае, все обсуждения должны свестись к техническим проблемам перевода лит. текстов в HTML и пр. Или же пора уже выделить сетевую (интернет-) литературу как отдельное самостоятельное течение "литературной мысли", со своей формой выражения, своей идейной, так сказать, платформой?

В таком случае, новое движение должно быть идейно оформлено и теоретически обосновано. Сегодня 99% литературы, находящейся в сети, с тем же успехом может существовать и на бумаге — эту литературу нельзя назвать в полном смысле сетевой. А где грань между понятиями — литературой сетевой и бумажной?"— спрашивал еще в 1997 году один из пионеров литературного интернет-пространства Георгий Жердев.

Дело здесь, по-моему, не в смене носителя текста и не в смене технологий производства-потребления данного носителя — дело в том, что на базе Интернета неожиданно сложилась принципиально иная, по сравнению с традиционной литературой, модель эстетического общения.

Изменения носят такой характер, что их можно сопоставить не с изобретением книгопечатания, а с изобретением письменности как таковой. До того, в рамках устного народного творчества, в рамках фольклора существовала совершенно иная ситуация, поскольку единственным носителем эстетической информации оставалась человеческая речь, голос, звук. И социальная функция сказителя, "бояна" требовала от ее исполнителя не только отлично тренированной памяти, не только хорошо поставленного голоса, но и наличия определенного круга слушателей, готового внимать сказителю в так или иначе выделенной из обычного пространства и времени ситуации общения. Последнее чрезвычайно важно, поскольку придавало сказителю совершенно особый статус хранителя и, как бы выразились сегодня, модератора эстетической и, соответственно, этической общности социума: от уровня семьи до уровня народа в целом. И если, скажем, пословицы, поговорки и приметы как простейшие фольклорные жанры еще не требовали ситуации выделенного общения с фигурой "сказителя", то уже начиная с уровня загадок и выше — вплоть до героического эпоса — его присутствие становилось практически обязательным.

Создание письменности резко изменило модель эстетического общения: прежде всего потому, что тексты стало возможным не только слушать, но и читать самому. При этом функции слуха не просто были переданы зрению. Получил широчайшее распространение феномен "внутреннего проговаривания" текста в процессе чтения, резко повысивший интеллектуальный "потолок" читателя по сравнению со слушателем. Иными словами, читатель в некотором роде стал и сказителем (исказителем? модератором?) текста.

Соответственно, возникла и фигура писателя, реализующая совершенно иной круг социальных функций, чем фигура сказителя. Писатель — создатель текста, а не устного, звукового сообщения. Он создает объект для чтения и — одновременно — сам является первым его читателем-слушателем, имеющим право изменять "свой", "авторский" текст в меру собственного разумения до момента его публикации, то есть воплощения на каком-то носителе "городу и миру". Личное присутствие писателя в процессе чтения читателю не нужно, он представлен не в своем человеческом качестве, а через текст и как текст.