Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6394 ( № 47 2012) Страница 18

Знак культуры

Знак культуры

ЗДЕСЬ ТАНЦУЮТ

Новая постановка Юрия Григоровича

в Большом театре

Ноябрь в Большом театре и в современном искусстве России ознаменован рождением для новой сценической жизни балета Юрия Григоровича "Иван Грозный" на музыку Сергея Прокофьева.

"Литературная газета" уже отметила в своём первом кратком отклике на премьерные спектакли, что прошли они с оглушительным успехом. Это правда. Зал стоя приветствовал Григоровича и в первый день, и во второй, и по окончании спектакля, и перед началом второго акта, как только он был замечен в директорской ложе.

Энтузиазм публики на балетах Юрия Григоровича совсем особенный: это не одно лишь восхищение всепроникающим артистизмом его созданий и покоряющей виртуозностью ансамбля исполнителей - солистов и кордебалета. Это - чувство восторга от переживания подлинности, открывающей себя в одушевлённом сценическом пространстве.

"Иван Грозный" впервые явился на сцене Большого театра в 1975 году - тридцать семь лет назад. Я помню те премьерные спектакли.

Наталья Бессмертнова - Анастасия - неизгладимо запечатлелась в эмоциональной памяти: и сегодня живы каждое её движение, каждый сценический вздох, взгляд, её прикосновения к Ивану, её явление Ивану уже из другого мира, их небесно-вознесённый дуэт нереальной близости.

Юрий Владимиров (первый Иван) и Борис Акимов (первый Курбский) - сегодня педагоги-репетиторы, что работали над новым спектаклем рядом с Григоровичем.

Показалось, что Анна Никулина - Анастасия (её готовила Людмила Семеняка) в чём-то восходит к сценическому облику Бессмертновой.

Но и она, и ещё три Анастасии (Мария Виноградова, Нина Капцова, Ольга Смирнова) - отдельные актёрские свершения нынешних, совсем молодых солистов Большого. Как и исполнение партии Царя Ивана Грозного Павлом Дмитриченко, Михаилом Лобухиным, Александром Волчковым, Владиславом Лантратовым, и партии Князя Андрея Курбского Артёмом Овчаренко, Денисом Родькиным, Юрием Барановым.

Такой труппы, как в Большом театре, нет нигде, убеждён Григорович. Это его убеждение передаётся актёрам. Она вдохновенна, актёрски выразительна и содержательна.

Когда-то Гоголь в трактате "О театре, одностороннем взгляде на театр и вообще об односторонности" (четырнадцатая глава "Выбранных мест из переписки с друзьями") иронизировал над балетом своего времени, противопоставляя его театру драматическому. Но Гоголь не знал балетов Григоровича.

Мы знаем. И не перестаём узнавать - с каждой новой постановкой, казалось бы, известных уже во всём мире хореографических шедевров нашего действительно великого современника.

Абсолютная включённость хореографии Григоровича в образную сценическую достоверность декораций и костюмов Симона Вирсаладзе, заново изумляющих своею храмовой красотой и строгостью. Полное погружение сценического творения в музыку Сергея Прокофьева, всё более обнаруживающую - через хореографию Григоровича - свой глубинный драматизм и обретающую высокую гармонию в осмыслении трагедии мира (чутким ухом композитора Михаила Чуваки и самого Юрия Григоровича соткана органичная партитура балета из музыки к "Ивану Грозному" Эйзенштейна, "Русской увертюры", Третьей симфонии, фрагментов "Александра Невского"; за дирижёрским пультом был Павел Клиничев).

Царь Иван Грозный в спектакле Григоровича - лирическая величина, воплощение мощи страдания и необратимости личностного крушения. Чисто художественная коллизия в чисто художественном разрешении.

В сущности, все балеты Григоровича об одном - в них трагедия любви и торжество любви: "Каменный цветок", "Легенда о любви", "Спартак", "Ромео и Джульетта", "Иван Грозный"[?]

Каждый из них - в истории русского балета, каждый - его сегодняшний день. Мы вправе говорить даже не об эпохе Григоровича в мировом балете ХХ-ХХI веков, но о саморазвивающемся во времени животворящем художественном творении. Имя ему - Юрий Григорович. Это знак культуры. Его балеты обобщают реально-историческое время и дарят нам время художественное - неисчерпанное и неисчерпаемое.

Андрей ЗОЛОТОВ,

профессор, заслуженный  деятель искусств, действительный член Российской академии художеств

Лабиринт ненависти

Лабиринт ненависти

ТЕАТРАЛЬНАЯ ПЛОЩАДЬ

На сцене РАМТа - Юджин О'нил

Когда в 1975 году появилась на русском языке небольшого формата книжка, трилогия Юджина О"Нила "Траур - участь Электры", я прочитала её на одном дыхании и подумала о том, что теперь я знаю, что такое переосмысление мифа, перенесение его на современную почву, на которой он продолжает существовать в тех же категориях страсти, ненависти, рока, предопределённости[?]

Алексей Бородин поставил в Российском молодёжном театре трилогию, назвав её "Участь Электры" - и это сознательное "усечение" полного наименования (хотя позже его переводили более точно, но, как мне кажется, менее эмоционально, "Траур Электре к лицу") придаёт спектаклю звучание печальное и[?] неизбежное. На этот замысел об участи, именно об участи (т.е. части, доли, невозможности вмешаться в свою судьбу), изумительно работают сценография Станислава Бенедиктова и музыка Натали Плэже, создавая единое, неделимое и - повторюсь! - неизбежное пространство трагедии.

Бенедиктов выстроил на сцене огромный чёрный лабиринт, по которому блуждают герои, осознавая, что этот дом, их дом, проклят и населён изнутри несчастьями, несмотря на то что в комнатах развешены портреты предков с суровыми лицами, словно призывающими творить только справедливость и говорить только правду. А над этим лабиринтом царит огромная луна - равнодушная по отношению ко всему, что происходит, и невольно отсылающая к другой пьесе, "Луна для пасынков судьбы". Отсылающая не "знаково", а по глубинному смыслу - так или иначе все они становятся не детьми, а пасынками.

Здесь суждено погибнуть всем, потому что любовь давно уже переросла в ненависть, а чувства дома как спасения, укрытия нет и не может быть ни у кого из его обитателей. Сет Беквит (очень сдержанно и выразительно сыгранный Олегом Зимой) так и говорит: "Дом построен на ненависти, и зло поселилось в нём". Но оно не просто поселилось - зло умножается, размножается и губит всех, вплоть до "главного источника" своего, Лавинии, которая понимает, что её участь - затвориться навсегда в стенах дома, остаться с ушедшими, с их тенями и призраками, чтобы доживать и помнить - обязательно помнить.

Мария Рыщенкова существует в роли Лавинии, современной Электры, настолько мощно, что на протяжении всего действия от неё трудно оторвать взгляд. Те изменения, которые происходят в ней, те тщательно скрываемые порывы ярости и желания мести, то "взросление", что случается в путешествии с братом Орином, блистательно сыгранным Евгением Редько, то проявившееся сходство с матерью, не только внешнее, но и внутреннее, сыграны молодой актрисой настолько сильно и выразительно, что словно переживаешь всё это вместе с ней.

И только в одной очень важной детали Алексей Бородин подчёркивает, что сходство это - вымышленное, вымученное: в начале первой пьесы, "Возвращение", мать Лавинии Кристина (превосходно сыгранная Яниной Соколовской!) приносит в дом охапку белой акации и приказывает расставить цветы по комнатам. В третьей пьесе, "Преследуемые", Лавиния приносит такую же охапку цветов - только они словно покрыты слоем пепла: чёрно-серые, как будто мёртвые цветы, только они и могут украшать этот мрачный склеп с привидениями[?]

Почему сегодня, режиссёр, как мало кто умеющий слушать "ветер времени" и чувствовать в его порывах то, что должно отозваться, не может не отозваться в душах и умах зрителей; режиссёр, который всегда говорит только о том, что представляет для него невымышленную важность, обратился сегодня к трилогии Юджина О"Нила, написанной в 1931 году, переведённой на русский язык спустя четыре десятилетия и повествующей о событиях 1865-1866 годов? Думается, потому, что сегодня миром правит ненависть во всех проявлениях - между людьми и между странами, между самыми близкими и даже не знакомыми, между обществом и властью, между культурой и вопиющим бескультурьем. Потому и создал он такой стильный, атмосферный, такой высокий в старомодном понимании этого понятия, такой целостный спектакль-предостережение.

Вернувшиеся с войны Эзра Мэннон (я очень давно не видела на сцене Сергея Насибова, уехавшего из страны и недавно вернувшегося, но была покорена его актёрской формой, степенью его погружения в небольшую по объёму, но столь важную роль) и Орин искалечены, глубоко ранены изнутри пережитыми событиями - так же, как и те наши современники, что вернулись из Афганистана и Чечни. Они уже не могут жить в этом мире, в котором отнюдь не только в силу тяготеющего над ними рока эти люди умножают ненависть, питаются ею, наполняют окружающий мир.