Михаил Вознесенский - Украденная субмарина. К-129 Страница 19

Инцидент произошел в отсутствие советского посла. Ясно, что он должен незамедлительно вернуться к своим обязанностям в стране пребывания. В те годы Аэрофлот выполнял по маршруту Москва — Владивосток один рейс в сутки. В Хабаровске транзитных пассажиров ждала пересадка. В принципе Ту-114 имел запас топлива, достаточный для беспосадочного перелета во Владивосток. Но взлетно-посадочная полоса аэропорта Озерные Ключи была ему коротка. Она годилась для более легких самолетов Ту-104… и Ту-16. Гражданские авиалайнеры и реактивные ракетоносцы Тихоокеанского флота делили здесь одну «бетонку».

Комфлота Амелько с трапа самолета забрал посла в свою «Волгу», и повез — прямо по рулежным дорожкам — на авиабазу ТОФ Кневичи. Не в вокзальном же, в самом деле, ресторане обсуждать вопросы войны и мира. В адмиральских апартаментах, под флотский борщ и номенклатурный «Арарат» по линии Военторга, они беседовали, надо думать, самое малое час. Перелет в Пхеньян на персональном Ил-14 командующего ТОФ длился пару часов, поскольку летели не по прямой, а на малой высоте петляли распадками меж сопок. Корейцы их не ждали. Все аэродромы страны в связи с угрозой внешнего нападения были закрыты. Силам и средствам ПВО объявлена боевая тревога. И вдруг, как снег на голову, на столичный аэродром свалился чужой военный самолет. И хотя он принадлежал дружественной стране, налицо несанкционированный перелет. Прорыв границы!

Предположим, они приземлились около 16 часов по местному времени, — раньше никак не выходит. Шок северян сменяется звонками-перезвонами, докладами-согласованиями… Азиаты на разбирательства народ длинный. Заяви им посол: «У меня пакет для «Самого Красного Солнца» — самого бы на руках отнесли во дворец вместе с брежневской петицией… Но не мог этого заявить наш Чрезвычайный и Полномочный. По посольскому закрытому радиоканалу, личным шифром он должен был немедленно снестись с Москвой. Не ровен час, за время его затяжных перелетов могло случиться нечто такое, что сделало послание Генсека уже неактуальным. Возможно, нужен совсем другой текст. А может, уже не нужно вообще никакого… Только получив команду «Неси!», посол Судариков мог звонить северокорейским дипломатам. Пойти же к главе государства пребывания, будучи «не в теме», — это за гранью дипломатических приличий. Поэтому еще какое-то время требовалось на консультации с резидентами ГРУ и КГБ. Раньше 18 часов пакет едва ли лег на стол лидера Трудовой партии Кореи.

Но не факт, что беседа посла Сударикова с Ким Ир Сеном состоялась именно в этот день. Страна оказалась ввергнутой в самый серьезный кризис после корейской войны. Возникла прямая угроза вражеского вторжения. Вождю Северной Кореи требовалось осмыслить послание советского лидера, провести консультации со своими внешнеполитическими советниками, выработать позицию. И только после этого излагать ее посланнику Москвы. Поэтому самым логичным будет предположить, что Ким принял совпосла только назавтра после прилета. То есть — 25 февраля?

Эти логические построения предприняты с единственной Целью: понять, что именно пытается увести в тень Николай Николаевич Амелько, тонко смещая даты и последовательность событий.

«Наиболее полная информация об инциденте была получена советской стороной во время встречи советского посла с Ким Ир Сеном 28 января» — указывает известный кореист В. Ткаченко. Выходит, посла мариновали в приемной Ким Ир Сена четверо суток? Учитывая тогдашний накал страстей, этого просто не может быть! Могло быть другое. Улетал Судариков не 24, а 27 февраля. Леонид Ильич тоже не мог с бухты-барахты сделать свой выбор, чтобы уже к вечеру, в день захвата американцев, посол Судариков мог увезти его послание из Кремля.

«Суть послания Брежнева заключалась в том, что мы, Советский Союз, из-за инцидента с «Пуэбло» войну американцам объявлять не будем, а мои действия вверху одобрены. Пообедав и поговорив, я посадил Сударикова на свой самолет, отправил в Пхеньян, предупредив командующего ПВО страны на Дальнем Востоке, чтобы они не сбили его при перелете границы».

Получается странная, противоречивая, даже, я бы сказал, противоестественная ситуация. Главы сверхдержав обмениваются посланиями, где выражают обоюдную обеспокоенность, она достаточно искренняя. И вдруг возникает некий адмирал, который сам себе и стратег, и тактик.

Москва одобрила… Так отчего ж не наградила? Ни флотоводца, ни пилотов, храбрых поневоле. «Конечно, я был горд за свои действия, отличившихся наградил». Стоит напомнить, что только во время боевых действий командующий флотом имел право (от имени Верховного Совета СССР) награждать подчиненных орденами — не выше «Красной Звезды». В мирное время наградами комфлота были наручные часы «Командирские», фотоаппараты «ФЭД» и «Зоркий». Еще распространенным ценным подарком в те годы было почему-то охотничье ружье.

Но все-таки американцы ушли от Вонсана, испугались? Да. Они действительно испугались… Но совсем не адмирала Амелько. Я не зря вычислял, когда он их «атаковал». Получается 26 февраля, начиная с полудня: зимой даже автомобиль прогреть надо, а тут корабль! Они начали выдвигаться к порту Вонсан 25 января в конце суток, после решения Линдона Джонсона о частичной мобилизации резервистов. А ушли авианосцы от Вонсана 27 февраля. Именно в этот день командование Вооруженными силами КНДР сделало заявление: «Если США предпримут вооруженную акцию против КНДР, американские моряки будут немедленно расстреляны»…

«31 января, — пишет адмирал Амелько, — я получил шиф-ротелеграмму за подписью начальника Генштаба М.В. Захарова, в которой он приказывал: «Флот скрытно поднять по тревоге, выслать корабли к Вонсану» и все, что мной уже было сделано, доложить в Москву. Но к этому времени все действия в море прекратились, и мы начали сворачивать свои силы, возвращать с моря».

Странная шифровка, не правда ли? Доложи, что уже сделал — и делай то же самое? Или все действительно началось 21 февраля? Если так, то сделано было немало.

Косвенная причастность Тихоокеанского флота, 5-й армии Краснознаменного Дальневосточного военного округа, Дальневосточного пограничного округа КГБ СССР к событиям у Вонсана обнаруживает себя многими признаками.

Была свернута активность в эфире и закрыта работа радиолокационных станций флота, авиации и постов технического наблюдения Хасанского погранотряда в южной оконечности Приморья — иначе чем объяснить, что за целую неделю слухачи «Пуэбло» не набрали материала для разведывательного донесения?

Целую неделю советские пограничные сторожевики не обращали внимания на морскую цель, которая с немалым нахальством бродила вдоль государственной границы СССР без флага. Радиолокаторы в КНДР тоже не работали, но это не помешало корейским сейнерам и военным катерам неоднократно находить «Пуэбло» в море. Не исключено, что скрытное слежение за американским кораблем-разведчиком и наводку на него осуществляли подводные лодки ТОФ.

Предупредив советское командование ПВО о пересечении границы своим персональным самолетом (чтобы случайно не сбили), адмирал Амелько почему-то совсем не опасался корейских зенитных средств. Следовательно, самолет командующего вылетал в Пхеньян довольно часто и был хорошо известен зенитчикам КНДР.

Наконец, весьма рискованная активность, развитая командующим ТОФ после 23 января 1968 г., очевидно превышала его полномочия, что указывает на некоторое его беспокойство. Возможно, ряд маскировочных мероприятий, предпринятых флотом по его приказу, не имел директивных оснований сверху. События, однако, развернулись совсем не так, как ранее предполагалось, возник острый международный скандал, и адмиралу Амель-ко было трудно оправдать свои действия чьими бы то ни было устными просьбами — пусть даже самого Андропова, в чем бы он едва ли посмел бы открыто признаться. Во всяком случае, патриотические усилия адмирала в борьбе с империализмом не были вознаграждены, что тоже показательно.

СЕКРЕТНЫЙ САММИТ БРЕЖНЕВА И КИМ ИР СЕНА

27 января авианосцы «Энтерпрайз» и «Китти Хок» с кораблями эскорта отошли от корейских берегов и даже покинули пределы Японского моря. Однако, несмотря на отказ американцев от силового освобождения захваченного разведывательного корабля, обстановка вокруг Северной Кореи продолжала накаляться. Из северокорейской столицы началась частичная эвакуация населения в сельские местности. По несколько раз в день объявлялась воздушная тревога. Ночами север полуострова погружался во тьму: установили строгий режим светомаскировки. Предприятия и организации работали с перебоями. Населению столицы раздавали противогазы, но избирательно — в основном партийному активу, средств индивидуальной защиты на всех, очевидно, не хватало. Власти вспомнили опыт корейской войны и приказали интенсивно зарываться под землю. МИД КНДР несколько раз предлагал посольству СССР в Пхеньяне соорудить бомбоубежище прямо во дворе советской дипломатической миссии. Николай Георгиевич Судариков предложения решительно отклонил. Согласие означало бы, что Москва тоже рассматривает вооруженный конфликт с США как вероятный.