Эксперт Эксперт - Эксперт № 43 (2014) Страница 19

В 1972 году было принято решение о регулярной разработке Комплексной программы научно-технического прогресса СССР (КП НТП). Она составлялась каждые пять лет с горизонтом двадцать лет. Разработка документа была поручена Академии наук СССР и Госкомитету по науке и технике (ГКНТ) СССР с участием республиканских и отраслевых академий наук, министерств и ведомств СССР и союзных республик, научно-исследовательских и проектных институтов.

Достижением КП НТП стали сбор, систематизация и анализ обширных прежде не используемых данных. В разработке КП НТП на 1991–2010 годы принимало участие около трех тысяч ведущих ученых и специалистов. «Но их работа была востребована не в полной мере, — рассказывает Борис Салтыков. — КП НТП не включала в себя значительный сегмент народного хозяйства — “девятку”, девять оборонных министерств. В Госплане использовали подробнейшие данные, собранные в КП НТП, и ее блестящую аналитику, но выводы оказывались невостребованными. К сожалению, нередко планы формировались не на основе прогноза, а исходя из политических соображений “догнать и перегнать”. При этом вся КП НТП была с грифом ДСП, а некоторые разделы и вовсе секретными». Кроме того, недостатками КП НТП были упор на экстраполяцию трендов, несогласованность и несвязность материалов разных разделов вследствие ведомственной структуры народного хозяйства, стремление к однозначности прогнозов и оценок.

Впрочем, последняя КП НТП на 1991–2010 годы уже допускала «различные варианты развития», то есть фактически взяла на вооружение сценарный метод. Предлагая «инвестиционно активный» и «социально ориентированный» варианты, основным КП НТП называла последний. А ее задачи поразительно напоминают беспрерывно обсуждаемые в последние годы правительством России. Центральным вопросом первого этапа КП НТП обозначала «обеспечение режима интенсивного ресурсосбережения» всех традиционных видов ресурсов. Второй задачей было формирование «предпосылок для разработки и внедрения принципиально новых технологий, создания нового структурообразующего ядра народного хозяйства». Им на втором этапе должны были стать «передовые наукоемкие отрасли»: электронная промышленность, производство ЭВМ и информационных систем, приборостроение, электротехническая промышленность, производство новых конструкционных материалов, биотехнологии. Слово «нанотехнологии» тогда еще было не в ходу.

КП НТП была попыткой прорыва в управлении народным хозяйством, но осталась порождением технократов, не вписывающимся в директивную советскую систему управления. Руководство страны уже понимало необходимость прогнозирования, но еще не знало, для чего оно нужно, как его осуществлять и что делать с результатами.

В 1990-е интерес к теме прогнозирования был потерян. В 1996 году Правительственная комиссия по научно-технической политике утвердила десять приоритетных направлений развития науки и техники и семьдесят критических технологий. Однако какого-либо значимого влияния это ни на что не оказало.

В 1997–1998 годах при участии более чем тысячи ученых и специалистов была проведена оценка состояния и перспектив развития критических технологий. Наличие технологических заделов и инновационного потенциала, важность для страны были оценены более чем по 250 технологическим областям. «Оказалось, что, по мнению экспертов, Россия сохраняет лидирующие позиции лишь по двум из семидесяти критических технологий. При этом имеющих довольно узкую сферу применения: “трубопроводный транспорт угольной суспензии” и “нетрадиционные технологии добычи и переработки твердых топлив и урана”. По большинству областей знаний, находящихся на переднем крае технологического развития, — информационные технологии, связь, биотехнологии — российские разработки значительно уступали зарубежным», — рассказывает Александр Соколов , директор Форсайт-центра ВШЭ.

На основании этой экспертизы был сформирован утвержденный в 2002 году президентом перечень из девяти приоритетных направлений развития науки, технологий и техники и 52 критических технологий. Однако и этот стратегический блин вышел комом. «Перечень охватывал практически все сферы деятельности и позволял при желании отнести к числу важнейших практически любой исследовательский проект. Например, критической технологией была названа “поиск, добыча, переработка и трубопроводный транспорт нефти и газа”», — объясняет Александр Соколов.

В 2004–2005 годах Минобрнауки удалось слегка утрамбовать перечни до восьми приоритетных направлений и 34 критических технологий. Впрочем, широта их охвата все еще оставалась неумеренно оптимистической.

Консенсус по-российски

Систематическая работа по форсайту в России началась только в 2006 году с разработки концепции долгосрочного прогноза научно-технического развития. На данный момент проведены три цикла его подготовки. Утвержденный в январе 2014 года «Прогноз научно-технологического развития до 2030 года» (ПНТР) содержит перечни перспективных рынков, продуктов, услуг и направлений научных исследований по семи приоритетным областям: информационно-коммуникационные технологии; биотехнологии; медицина и здравоохранение; новые материалы и нанотехнологии; рациональное природопользование; транспортные и космические системы; энергоэффективность и энергосбережение.

Для подготовки ПНТР было использовано более 200 информационных материалов. В рабочих группах ведущих экспертов участвовало более 120 российских и зарубежных ученых, в расширенные рабочие группы вошло более 800 представителей науки, государства, бизнеса.

«Пионером в сфере форсайта выступило Минобрнауки. Дальше эта сфера серьезно расширилась, сегодня в России проведены уже десятки форсайт-исследований. Помимо федеральных министерств и ведомств заказчиками стали активно выступать регионы. А в последние годы интерес появился со стороны компаний и инновационных кластеров. У нас уже есть опыт подобных работ для “Газпрома”, “Роснефти”, “Аэрофлота”, “Газпром нефти”, Крыловского центра, ЦАГИ, ВИАМа, “Северстали”», — рассказывает Леонид Гохберг , директор Института статистических исследований и экономики знаний ВШЭ.

Специалисты считают, что для успеха форсайта в России необходимо решить несколько проблем. Первая — дефицит качественных экспертов, причем не только из науки, но и из бизнеса. «Поначалу бизнес вообще не понимал, зачем ему форсайт. Поэтому преобладали ученые, и даже правильная методология приводила к результату “как всегда”. Кроме того, многие участники форсайта не имеют яркой выраженной позиции — им и так хорошо. А по многим направлениям не осталось отраслевых аналитиков — в форсайте просто некому участвовать», — делится печальным опытом Яков Дранев , главный научный сотрудник Межведомственного аналитического центра.

«Наша проблема — отсутствие традиций формирования экспертного сообщества. Мы часто сталкиваемся с нежеланием ведущих специалистов обсуждать проблемы долгосрочного развития. Российские эксперты не всегда осознают значение, которое может иметь их участие в формировании системы приоритетов национального развития», — говорит Александр Соколов.

Но даже успех в привлечении экспертов не гарантирует качественного результата: «Наша серьезная проблема — коммуникация между наукой и отраслью, она у нас значительно хуже развита, чем в Европе. И извечная болезнь — неумение выделять приоритеты. Например, у РАН актуально всё», — считает Дмитрий Белоусов , руководитель направления макроэкономики Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования.

Вторая ключевая проблема — слабая пока востребованность форсайта со стороны власти. Представители государства порой принимают участие в форсайте, но не всегда это идет на пользу. «Процесс принятия решений и выбора научно-технологических приоритетов у нас требует совершенствования. Мы неоднократно наблюдали, как в предыдущих циклах работ по определению перечня приоритетных направлений развития науки и технологии в последний момент появлялись дополнения, носящие сугубо политический характер», — делится Леонид Гохберг.

Наконец, третья проблема: не хватает «культуры консенсуса», столь укорененной в японской ментальности. Национальная особенность российского форсайта — неумение участников договариваться. Ученые держат для чиновников камень за пазухой из-за развала науки, а на бизнес смотрят как на ушлых коммерсантов, с коими лучше не иметь дела. Бизнес скептически относится к ученым, производящим тома отчетов вместо чего-либо полезного, и с вполне оправданным страхом относится к чиновникам. Подобная атмосфера недоверия не способствует диалогу и согласованию интересов.