Александр Горянин - Россия. История успеха. После потопа Страница 2

Что же касается дани, то, как показали В. Л. Янин, С. М. Каштанов[1] и С. А. Нефедов, она была невелика. Знаменитая десятина собиралась не каждый год, а раз в 7–8 лет. То есть дань составляла примерно 1,5 % крестьянского дохода. Сообщения летописей о «дани великой» связаны с нерегулярностью сбора – дань, скопившаяся за много лет, действительно становилась «великой».

С «ордынским периодом» нашей истории многое неясно. Родословные книги пестрят записями вроде: «Огаревы – русский дворянский род, от мурзы Кутлу-Мамета, выехавшего в 1241 г. из Орды к Александру Невскому». То есть во времена ига (Гумилев часто брал это слово в кавычки) иностранцы идут на службу к князьям побежденной, казалось бы, Руси! И каждый шестой – из Орды.

С усилением Московского княжества ордынский гнет слабеет. Распоряжения ханов Золотой Орды, не подкрепленные военной силой, русскими князьями уже не выполнялись. Московский князь (1359–1389) Дмитрий Донской не признал ханские ярлыки, выданные его соперникам, и силой присоединил Великое княжество Владимирское. В 1378 г. он разгромил карательное ордынское войско на реке Воже, а два года спустя одержал победу на Куликовом поле над ханом Мамаем, которого поддерживали Генуя, Литва и Рязанское княжество.

В 1382 г. Русь вновь ненадолго была вынуждена признать власть Орды, но сын Дмитрия Донского, Василий, вступил в 1389 г. в «великое княжение» без ханского ярлыка. При нем зависимость от Орды стала носить номинальный характер. Попытка хана Едигея восстановить прежние порядки (1408) обошлась Руси дорого, но Москву он не взял. В ходе десятка последующих походов ордынцы разоряли окраины Руси, однако главной цели не достигли. А там и сама Орда распалась на несколько ханств.

Возвращаясь к теме «агрессии европейских держав», следует заглянуть в хронологические таблицы: за 376 лет между отражением вылазки Тевтонского ордена в Северо-Западную Русь (Ледовым побоищем) и отражением польской интервенции в 1605–1618 гг. случилось несколько русско-литовских войн (в то время, по сути, войн русских с русскими, спор славян между собою) и приграничных войн с Тевтонским орденом и Швецией. Значительной была лишь Ливонская война (1558–1583), но она была затеяна самим Русским государством, нуждавшемся в выходе к Балтике. На неудачном для России финальном этапе этой войны противник вторгался до Великих Лук, Старой Руссы, Ржева, верховьев Волги, осаждал Псков. Польская интервенция 1605–1618 гг. (подкрепленная шведской) была первым в истории случаем глубокой, с захватом Москвы, агрессии с западного направления на русскую территорию.

Возьмем следующий период в 327 лет (1618–1945). Великую Северную войну против Швеции за выход к Балтике начала в 1700 г. опять-таки сама Россия, но временные неудачи в этой войне привели к шведскому вторжению в Россию в 1707 г. Это вторжение закончилось полным разгромом шведов под Полтавой. Поход Наполеона через сто с лишним лет после этого стал вторым в истории глубоким, до Москвы, вторжением с запада в Россию. В XX в. врагов с этого направления впустил в Россию ленинский Брестский мир. Самой страшной агрессией с Запада была гитлеровская. Но надо отдавать себе ясный отчет: европейские страны завоевывали друг друга на протяжении последних двенадцати веков неизмеримо чаще – невозможно даже сравнивать[2].

Пространства в значительной мере определили русский характер. В 1581 г. частная армия, оплаченная Максимом и Николаем Строгановыми – на тот момент самыми богатыми нетитулованными частными лицами в мире, – выступила под водительством Ермака с берегов Камы на покорение Сибири, а уже 67 лет спустя Семен Дежнев уже открыл пролив между Азией и Америкой. Взгляните на глобус – и оцените расстояния! Когда осознаешь, какой путь проделали первопроходцы, двигаясь навстречу солнцу в направлении Тихого океана, волосы встают дыбом. Они одолели, по современным понятиям, десять тысяч километров, девять часовых поясов[3] – при полном отсутствии дорог, карт, пользуясь широтными отрезками рек (реки текли на север, а путникам надо было на восток), «волоком перетаскивая с воды на воду струги и тяжелые грузы, зимуя в ожидании ледохода в наскоро срубленных избушках в незнакомых местах» (Валентин Распутин).

Освоение территорий, прилегающих к корневым русским землям, почти изгладилось из исторической памяти как более давнее, но далось едва ли проще, особенно на северных и северо-восточных направлениях.

В 1648 г., когда был основан Охотск, наш первый тихоокеанский порт, население всей России не превышало 7 млн человек. При этом ее площадь составляла уже три четверти нынешней. Как при столь скромных человеческих ресурсах удалось «переварить» эти исполинские пространства, обеспечить их управление и единство, не дать распасться на княжества и куропалатства, наладить в этом тяжелейшем краю пути сообщения, северное хлебопашество (на междуречье Лены, Ангары и Илима), снабжение необходимым, торговлю, пристани, переправы, создать систему крепостей (острогов) с гарнизонами? Как удалось наладить почту, охрану путей и границ, таможни, склады, вывоз пушнины и бивня, правосудие, единообразие исполнительных органов (но единообразие гибкое, учитывающее местные особенности), преодолеть сопротивление сибирских народов и склонить их на свою сторону? И все это на уму непостижимых пространствах. Каким упорством и силой, какой предприимчивостью надо было обладать!

А главное: кто были эти люди? Только ли охотники за «мягким золотом», лучшей в мире пушниной? И они, конечно. Но преобладали вчерашние беглецы. Беглецы не только от перестающей родить пашни, но и от тисков социального контроля, от волостелей, воевод, тиунов, вотчинников, помещиков, мiрских старост и «мiра» как такового. Беглецы были нужны не только на востоке, но и на юге, где также строились города-крепости, была постоянная необходимость пополнения гарнизонов, а людей не хватало. Историки согласны: вся история России есть история колонизации. В основном самочинной.

В нашем народе всегда была высока доля людей, не умеющих, сжав зубы, подолгу смиряться с чем-то тягостным и невыносимым. Россия – едва ли не мировой чемпион по части народных восстаний, крестьянских войн и городских бунтов. Нам сейчас даже трудно себе представить такую высокую долю непокорных людей в популяции – в какой бы то ни было популяции. Если бы не они, в истории России не было бы казачества, не было бы старообрядцев, не говоря уже об освоении исполинских пространств, – значит, речь идет миллионах. Земли за Волгой и к югу от «засечных линий», значительная часть земель на севере и северо-востоке – короче, все бессчетные «украины» по периферии Руси – были заселены главным образом беглецами.

Натиск России на юг занял в общей сложности четыре века. Но при этом надо иметь в виду, напоминает Д. С. Лихачев, что «Казанское и Астраханское царства русский государь принял под свой скипетр на равных основаниях, признав тамошних князей и вельмож».

Греки, грузины, армяне постоянно просили Москву о защите. Первое грузинское посольство, присягнувшее русскому царю, прибыло в Москву еще в 1491 году. Великая грузинская мечта о русском подданстве сбылась лишь три с лишним века спустя, на протяжении которых челобитные и присяги многократно обновлялись. Грузинская эмиграция в Москве, а затем в Петербурге постоянно лоббировала вопрос. В число эмигрантов нередко входили грузинские цари и царевичи вместо с двором. Набожный государь Алексей Михайлович не раз плакал, размышляя об участи братьев-христиан. Но что он мог сделать? Все жалованные грамоты о приеме в подданство мало что значили без военного присутствия на месте. Обеспечить его удалось с помощью череды войн.

Правда, в результате этих войн в российских пределах оказалось несколько нехристианских народов Кавказа – география не позволила решить дело иначе. Но в Российской империи умели мириться с завоеванными. Верхушка маленького, но гордого народа приравнивалась к российскому дворянству и вливалась в его ряды. Дети и внуки мюридов Шамиля были русскими генералами. Нет ни одного примера английских генералов из гвианцев или гвинейцев.

Простой народ разделял заботу о единоверцах. Когда Земский собор обсуждал в октябре 1653 г. просьбу гетмана Хмельницкого о принятии его «со всем войском козацким и со всем русским народом Малой Руси» «под высокую царскую руку», Ивановская площадь Кремля была заполнена москвичами, ожидавшими, что решит Собор, – и весть о положительном ответе вызвала ликование.

И два века спустя неравнодушные крестьяне искали в газете в первую очередь зарубежные новости – не мучают ли где турки христиан? Это выразительно описано в очерке Василия Слепцова «Газета в деревне» (1868). Сильнейший нажим общественного мнения буквально вынудил правительство Александра II вступить в 1877 г. в войну с Турцией за независимость православных братьев на Балканах. Обязанность защиты единоверцев никогда не ставилась в России под сомнение, именно в этом и заключался подлинный (а не мутировавший в идеологию Третьего интернационала) русский мессианизм.