Александр Тарасов - Очень современная повесть Страница 2

* * *

Отдельный кайф словила Арбатова от столкновения с культурным империализмом западного обывателя. Средний западный человек сочится своим превосходством, презрением к "аборигенам" и их стране (России) и твердо уверен, что он - культуртрегер и несет "бремя белого человека" (даже если он не белый, а, скажем, негр). Это только западные леваки (ясно осознающие, что их материальное благополучие основано на ограблении их странами народов "третьего мира", на том, что ежесекундно в Африке, Азии и Латинской Америке умирают от голода младенцы) не демонстрируют такого презрения и превосходства. Они - интернационалисты, они действительно верят в то, что все люди равны независимо от расы и места проживания.

Троцкисты так просто пламенно любят Россию, поскольку это "родина Революции и Леона Троцкого" (и учат русский, поскольку это "язык Ленина и Троцкого").

А бедную феминистку Арбатову ее западные друзья все время норовят "фейсом об тейбл". Вот, например, "тридцатилетний недоучившийся студент Уго, абсолютно убежденный, что его приезд означает немедленное возрождение нашей страны":

"- Скажи, у тебя есть сейф? - спрашивает он.

- Зачем тебе сейф?

- Там будет стоять мой компьютер. Ведь в России все воруют."

Получила, Арбатова? Так тебе и надо. В Германии, понятное дело, не воруют. Там только курдов с турками в домах сжигают. А так - всг хорошо.

А вот не немец, а голландец (Николас):

"Мысль о нашей второсортности он впитал с молоком матери". А вот еще:

"голодные иркутские дети ходят вокруг и выпрашивают куски. И интересно наблюдать, как кто из иностранцев себя ведет, потому что те, кто только что кричал о том, что Россию спасет антропософия, требуют вызвать полицию и убрать этих несносных попрошаек". Это уже саморазоблачение. Значит, "интересно наблюдать". А не противно?

"- Тетенька, а вы нас бить не будете? - спрашивает мальчишка, загораживая сестру. А что я могу сделать?

Экспроприировать немецкие персики, которые караванцы бросают едва надкушенными, в пользу иркутских детей? Стыдно до одури". А вот не надо связываться со всей этой ублюдочной западной компанией и путешествовать по своей стране на халяву - на западные деньги. Тогда и не было бы стыдно. А насчет экспроприации - очень здравая мысль.

Кишка только тонка у наших феминисток переходить от слов к делу.

Слава богу, после всего этого какие-то проблески разума начинают появляться в сознании Арбатовой: "главная цель их поездки - почувствовать себя сверхлюдьми". Трудно не додуматься, если они сами говорят тебе прямо в лицо: "Мы не думали о вас как о нормальных людях, мы думали, что вы генетические рабы".

Поскольку мы - "дикари", то цивилизовывать нас надо принудительно. "С брезгливым ужасам я вынимаю книгу Сергея Прокофьева, засунутую мне под подушку в целях моего духовного усовершенствования. Я не могу читать духовную литературу, которую в меня запихивают с большевистским напором". Бедная, бедная Арбатова! Ты еще не поняла, что это твою дикарскую душу спасают - для вечного блаженства? Скажи спасибо, что не крестят насильно и не сжигают на костре за неповиновение. А что? Могут. Опыт есть. И то, что они либералы, это, между нами говоря, неважно. Янки тоже были либералы* и яростные, фанатичные поборники равноправия. Но индейцев убивали не задумываясь - и укокошили то ли тридцать, то ли сорок миллионов. Куда там злодею Сталину!

Зато как быстро западные друзья Арбатовой стали навязывать нам свои стандарты и свой образ жизни! "- Айне кляйне фраге! (Один маленький вопрос!) Сегодня в ресторане произошла неприятность. Русские пришли на пять минут раньше положенного и сели за стол. Персонал очень нервничал. Персонал очень нервничал потому, что некоторые из русской делегации пришли на пять минут раньше официального времени обеда. Это очень неприятная история, и мы все должны понять, что если кто-нибудь, не важно, русские или не русские, не будут приходить в ресторан в точное время, то это сделает работу персонала очень трудной! - И все это без тени юмора. Сначала мы хихикали и пародировали, потом начали относиться к этому как к экзотике. Хотя экзотика хороша в разумных пределах.

Опоздав на пять минут, лишаешься еды, взять завтрак для спящего товарища невозможно. Лишнюю булочку? И не надейся, хотя потом их баками выбрасывают за окно лесным зверям"*.

Главное - было бы западному обывателю чем гордиться!

"- Николас, в Голландии сейчас есть своя литература?

- Практически нет.

- А философия?

- Ценность гуманитарных идей девальвирована в последнее десятилетие. Все только и делают, что пьют и смотрят телевизор."

Ну, и чему они нас научат? Пить в России всегда умели. А уж телевизор смотреть даже дебил может.

"... Елле - будущий режиссер. Его идеал - Хичкок.

- Феллини? Тарковский? Это старо! И потом это слишком умно для Голландии, в которой никогда не было собственных великих режиссеров, говорит Елле."

Ну еще бы. Откуда им взяться, если все "будущие режиссеры" будут такими недоумками, как этот Елле? Он ведь, судя по всему, не знает ни того, что знаменитый Йорис Ивенс был голландцем, ни того, что модный ныне Верхувен голландец. Интересно, видел ли он фильмы Верснаппена или Звортьеса? Или, на худой конец, слышал ли такие имена?

Впрочем, зачем им? Они уверены, что всг знают.

"- Все должны немедленно собраться в ресторане "Пушкин", я буду там читать стихи Чехова! - сообщает Сьюзен, пробегая по вагону.

- Очень хорошо! Я в конце вечера спою две русские песни: "Хавву нагилу" и "Подмосковные вечера", я выучила их в Африке! - кричит Жаклин и бежит за Сьюзен."

С "Хава нагила" все понятно. Что русские, что евреи-хасиды - это все какие-то восточные европейцы, полудикие люди, они западному обывателю все на одно лицо. Ну не разбираться же, право, кто какие песни поет? А вот стихи Чехова - это, действительно, интересно. Чехов, между нами говоря, был прозаик и драматург. Стихов у него чуть больше десятка, из них объемом больше четверостишия - и вовсе, кажется, три. И все они, мягко говоря, специфические. Сомневаюсь, что хоть один переведен на иностранные языки.

Отродясь не слышал публичного чтения стихов Чехова. Тем более от западных антропософов. Даже и не знаю, что это могли быть за стихи, а главное, что в их могли антропософы понять?

В метлу влюбился Сатана И сделал ей он предложенье; К нему любви она полна, Пошла в Сибирь на поселенье.

Здесь без "герменевтики" не обойтись.

Я полюбил вас, о ангел обаятельный, И с тех пор ежедневно я, ей-ей, Таскаю в Воспитательный Своих незаконнорожденных детей...

Черт! И правда есть какое-то внутреннее родство с антропософским мещанским борделем на колесах...

Но самый кайф, конечно - ресторан "Пушкин". Как плевок в лицо.

Где уж любимым Арбатовой антропософам понять, что это - оскорбление национального достоинства русских. Они об этом и не думали. Еда - это самое главное в человеке. Самое святое. Им и своих не жалко. В поезде пять вагонов-ресторанов:

"Пушкин", "Чехов", "Ггте", "Шиллер" и "Гамсун". Великие писатели, мировая литература - это так, некое обрамление священного процесса поглощения пищи и переваривания ее при помощи желудочного сока, желчи и ферментов поджелудочной железы. Ну, ясно, антропософы - они убогие, они много чего не понимают, но где была, с позволения сказать, литератор Арбатова? Что же она молчала - и не могла своим немцам и голландцам сказать, что не принято в России именами великих писателей рестораны называть, что оскорбительно это для менталитета русского интеллигента?

Или за халявные дойчемарки и роль дикаря сыграть не западло?

А они, антропософы, нас, диких, всегда готовы учить культуре. "Как только автобус трогается, Анита кричит свое традиционное:

- Подождите, я забыла сходить в туалет!

- И делает это прямо у колеса автобуса. Европа! Где нам, дуракам, чай пить!"

Ну, это мы уже читали. Хуже того - в школе проходили. Со стилем там, прямо скажем, тоже было не ахти, хотя, кажется, и лучше, чем у Арбатовой, но фактура-то, фактура-то какая узнаваемая!

"Генерал был очень чистоплотный человек; дважды в день, утром и перед сном, мылся с головы до ног горячей водой. Морщины на узком лице генерала и его кадык всегда были чисто выбриты, промыты, надушены... Но при этой своей чистоплотности генерал не стеснялся при бабушке Вере и Елене Николаевне громко отрыгивать пищу после еды, а если он находился один в своей комнате, он выпускал дурной воздух из кишечника, не заботясь о том, что бабушка Вера и Елена Николаевна находятся в комнате рядом."

"Перед отъездом он протрезвился ровно настолько, чтобы настрелять себе из маузера кур по дворам. Ему некуда было их спрятать, он связал их за ноги, и они лежали у крыльца, пока он собирал свои вещи.

Румын-денщик подозвал Олега, надул щеки, выстрелил воздухом, как в цирке, и указал на кур.

- Цивилизация! - сказал он добродушно."