Данилин П. Поляков Д. - «Враги Путина» Страница 2

Мы внимательно изучали тех, кто на самом деле желает распада России, кто борется за ее ослабление всерьез, кто стремится купить или поставить государство в подчиненное положение, кто старается ограбить весь народ ради удовлетворения своих корыстных намерений. Чем дольше мы препарировали этот паноптикум, тем яснее становилось, что за большим количеством пустозвонов и разной шушеры, которая за американские доллары готова мать родную продать, вырисовываются вполне себе серьезные и зловещие фигуры нескольких человек. Именно эти люди и являются настоящими врагами Владимира Путина. Всех их объединила ненависть к президенту, который не дал им обделывать свои делишки за счет всего общества, всего государства. Именно поэтому они являются и врагами России.

Каждый из них имеет свои специфические особенности. Так, например, Гусинский, который «глотал» предприятие за предприятием, не задумываясь, может ли он их переварить, безусловно порочен, и порок его называется всеядностью, чревоугодием. Ходорковский же всеми своими действиями в 2003 году показал, что им двигала черная зависть к Путину. Гордыня Каспарова – притча во языцех, равно как и лень Илларионова, как и гнев Березовского, как и алчность Касьянова, и похоть Лимонова. Это все вполне очевидные пороки, которыми болеют их обладатели. Кто-то разделяет сразу несколько пороков. Так, почти все они страдают алчностью, многие больны гордыней. Но специфические пороки и грехи у каждого из них свои. Так получилось, что эта отвратительная семерка и явилась олицетворением семи смертных грехов. Мы не стали скрывать эту особую черту, а напротив, решили ее подчеркнуть.

В приложении к книге приведены «бесенята»-прислужники. Кто-то из них совершил страшные преступления против личности. Кто-то из них обвиняется в убийствах, в организации заказных преступлений. Но они все равно – мелкая обслуга, которая не дотягивает до своих хозяев ни по размаху, ни по опасности. Да, все они против Путина. Но «бесенята» делают это, очевидно, только из корысти. Так что и место им всего лишь в приложении. Есть и более широкий круг лакеев, но о них и говорить не стоит – больно уж микроскопическими блохами на теле нашей страны они выглядят. Совершенно ничтожны они по сравнению с тем, против кого выступают. По сравнению с Владимиром Путиным.

БЕРЕЗОВСКИЙ: ГНЕВ

«И что такого я сказал, что ты меня в террористы записал, да еще киллеров в Лондон засылаешь? Совсем крыша поехала? Нехорошо, Володя. <….> Твои прокуроры тоже вовсю стараются. На туманном Альбионе они очень хорошо потрудились и свою работу, можно сказать, практически завершили. Теперь в Бразилию и Францию потянулись. Поэтому меня их журналюги на разрыв испытывают. <….> Если совсем хреново станет, позвони или напиши. Не стесняйся. <….> А вообще, забей на все, не парься. Может и пронесет».

Если вы думаете, что приведенные выше строки взяты из какого-нибудь низкопошибного боевика, где идет разговор «по понятиям», вы сильно ошибаетесь. Это – цитата из открытого письма обладателя нескольких высших образований, доктора наук, автора множества научных работ, члена-корреспондента РАН, члена Международного научного общества по теории принятия решений, основателя Международного научного фонда, рыцаря ордена Святого Константина и обладателя Золотого креста, бывшего депутата и президентского советника Бориса Абрамовича Березовского. Письмо написано Президенту Российской Федерации Владимиру Владимировичу Путину и логически продолжает многотомную историю отношения Бориса Березовского к российскому президенту. [1]

Акакий Абрамович Березовский

Образ Бориса Абрамовича Березовского в новейшей российской истории – один из самых одиозных и легендарных. Демонический и вездесущий Березовский, «Абрамыч», главный олигарх, «лондонский сиделец», враг номер один российского президента, «серый кардинал», спонсор и идеолог «цветных революций», БАБ, окутанный флером тайных убийств, радиоактивных элементов и чеченских эмиссаров, «крестный отец Кремля» и «отец русской демократии». Очередное интервью Березовского о том, что «недолго уж осталось», заявление очередной страны о том, что она не испытывает страстного желания видеть миллиардера в числе своих гостей, или очередной запрос об экстрадиции политбеженца по причинам вполне уголовным – стали в последние годы неким неизменным дополнением к информационному меню. Нечто вроде десерта – есть уже не хочется, но когда не подали – остается ощущение незавершенности.

Свой имидж Борис Абрамович поддерживает, надо сказать, мастерски – любое его появление в информационном поле носит истеричный, скандальный и провокационный характер и напрочь смывает сонливость и умиротворенность у слушателей и зрителей. Не заметить его невозможно, не запомнить – сложно. Образ умудренного опытом и тайным знанием провидца, которому открыты все подспудные пружины и веревочки и который с трудом сдерживает благородное негодование, поскольку – человек воспитанный и к тому же академик (см. выше). Однако – столь ли благородно это негодование, и пытается ли.

Борис Абрамович сдержать его, находясь не в поле зрения камер?

В сентябре 2000 года директор Института групповой и семейной психотерапии Леонид Кроль начал публиковать в «Новой газете» серию психологических портретов самых известных деятелей России конца ХХ – начала XХI века. Первым в очереди, естественно, оказался Борис Березовский. Леонид Кроль увидел в нем героя гоголевской «Шинели» Акакия Акакиевича, добравшегося до вершин общества, но сохранившего в себе все комплексы «маленького человека» и пытающегося эти комплексы компенсировать. «Борис Березовский, эдакий Чарли Чаплин нашего времени», – говорит о нем психолог.

«Лысина, вопросительный знак фигуры, шея – вперед, все же не герой-любовник, несмотря на запал. <…> Народная молва видит в нем фигуру серого кардинала. Образ плута, обманщика, лгуна и интригана так часто всплывает, что, кажется, инициирован им самим. Зачем? А чтобы было, говорилось, звучало, напоминало въедливо и неиссякающей нотой, как надоевшая реклама, как бесконечная цитата самого себя. <…> Антигерой, владелец отрицательного обаяния. Страсть: “Относитесь ко мне, не будьте равнодушны, лучше ненавидьте, но не будьте холодны!”. “Мне – холодно, я бываю бесчувственен, уж лучше гореть в пламени, чем переживать этот холод безразличия и нечувствия!“».[2]

Боязнь оказаться не у дел, остаться за бортом политической жизни, стать незаметным – один из самых серьезных страхов Березовского. Еще в 2000 году, отвечая на вопрос, почему он уходит из Думы, Березовский сказал: «Я не хочу быть статистом».[3]

Пламенное желание Березовского добиться значительности и влияния – оттуда же, из детских комплексов и страхов: «Опасливость ребенка, которого не принимают в песочницу. Его мечты – как он всем им покажет. И какие игры мог бы он им в песочнице предложить, если бы взяли. <….> А вот жажда власти сжигает всерьез. Отчаянно верит, по-мальчишески страстно, в достижимость самой-самой власти – стать Президентом России. На всякий случай идет по многим дорогам сразу».[4]

Принято считать, что уже в середине 90-х Березовский был одним из самых значимых персонажей российской политики, вхожим во все кремлевские кабинеты вплоть до самых высоких, и уже тогда стал тем самым «великим и ужасным» БАБом, миф о котором так тщательно культивируется до сих пор. Однако вот что говорит о нем тогдашнем, образца середины 90-х, Марина Юденич:

«…Что касается проникновения в кабинеты, я наблюдала этот процесс несколько раз. И всякий раз отдавала должное Борису Абрамовичу.

Происходило все так.

БАБ появлялся в приемной, с неизменным сиротливым портфелем. <…> Так держат портфели мелкие чиновники, скромные сельские учителя, услужливые порученцы, так, наверное, носил свой портфельчик – если он у него был – Акакий Акакиевич. При этом – если случалось БАБу открыть свой портфельчик, из того немедленно сыпались какие-то документы и просто клочки бумажек. Еще у БАБа был телефон – такая, знаете, большая серенькая Моторола, из первых мобильных, с крышечкой – который беспрестанно звонил. И БАБ, зажимая портфель под мышкой, торопливо откидывал крышечку, полушепотом бросал в трубку: “В Кремле…” или “В приемной NN…”, “не могу говорить”, но потом все же говорил, в своей обычной манере: скороговоркой – неразборчиво и сумбурно.

Потом он усаживался в приемной и начиналось ожидание. Именно ожидание, а возможно, даже Ожидание, как процесс, потому что длилось оно иногда часами. <…>