Педро Альмодовар - Как добиться мировой славы в кинематографе Страница 2

По какой-то неясной причине тебе не хочется спать с ней. Даже с ней и с ее шофером в придачу. И ты формулируешь вполне четко:

— Я вам уже говорил: я артист.

— Я тоже, но это не мешает нам развлечься вместе. Как видишь, ее не остановить. Она богата и

сознает свою силу. Ты не знаешь, что ей ответить. У тебя под рукой — полка, уставленная экземплярами ее мемуаров. Ты берешь один из них. Сомневаешься: запустить им ей в голову или забрать с собой в свою комнату. Но тебе в голову приходит кое-что получше. Однажды ты посмотрел по телевизору «Сумерки богов», и тебе сильно хотелось быть похожим на Уильяма Холдена.[2] Это наводит тебя на мысль:

— Я сниму фильм по вашим мемуарам. Если вы не против, начну прямо завтра. Сегодня я устал.

И ты удаляешься в спальню.

Как только ты остаешься один, ты понимаешь, что не владеешь ситуацией.

Ты не привык к таким большим домам и к таким бесцеремонным хозяйкам.

Ты осознаешь, что ты — всего-навсего ребенок, что у тебя не хватает опыта, что, кроме бесстыдства, ты не имеешь никакого оружия — не считая тела. И вот кто-то стучится в твою комнату с намерением вонзить зубы в твою плоть.

Именно в этот момент — или даже раньше — ты должен сформулировать для себя следующий вопрос:

ГОТОВ ЛИ Я ЗАНЯТЬСЯ ДРЕВНЕЙШЕЙ В МИРЕ ПРОФЕССИЕЙ, ТО ЕСТЬ ПРОСТИТУЦИЕЙ?

Если ответ положительный, самое время приниматься за работу.

На деньги, которые ты выжмешь из этой сеньоры и кое-кого из ее друзей, ты сможешь получить аттестат в какой-нибудь гимназии, стать учителем танцев, выпустить альбом фотографий или рекламный проспект, на котором нет твоего лица, войти под маской официанта в ночной бар для безумных девиц, десять лет подряд читать модные журналы, выпивать и ширяться — и обнаружить, что за все это время ты не написал ни одного сценария, не отснял ни одной сцены. Хотя, конечно же, ты работаешь в модном бутике и твое фото появилось на обложке иллюстрированного журнала. В тот вечер ты очаровал новую «восходящую звезду», А. О. Какой-то папарацци отщелкал целую пленку, и А. О. объявила, что ты — американский продюсер и что вы вот-вот поженитесь.

Если же ответ отрицательный, ты должен немедленно покинуть этот дом. Шофер даст тебе тысячу песет, потому что ему тебя жалко и еще потому, что его, простака, умиляют в других парнях проявления неподкупности. Он порекомендует тебе гостиницу, где можно переночевать, и на следующее утро ты повстречаешь несколько других ребят, находящихся в том же самом положении — с той лишь разницей, что они так живут намного дольше твоего.

Ты выходишь пройтись вместе с ними. Город очень красив, и ты чувствуешь себя свободным. Это тебе нравится. Но надо чем-то заниматься. Твои приятели приторговывают наркотиками и предлагают тебе войти в «бизнес». И здесь перед тобой встает еще один важный вопрос:

ГОТОВ ЛИ Я ТОРГОВАТЬ НАРКОТИКАМИ НА УЛИЦЕ И РИСКОВАТЬ ТЕМ, ЧЕМ РИСКУЮТ МОИ ПРИЯТЕЛИ?

Если ответ положительный, то нет проблем. Пришла пора на себе убедиться, верно ли то, что рассказывают о мире наркотиков. Риск состоит в том, что чувственный визажист, которому ты продаешь кокаин, влюбится в тебя и захочет стать твоим Пигмалионом, но тогда ты возвращаешься к изначальной ситуации, и тебе придется заново формулировать для себя вопрос номер один. А тратить время ты не собираешься. К тому же тебе просто страшно.

В страхе хорошо то, что порой он помогает избегать вещей, которые ты не должен делать. А плохо то, что порой он мешает делать такие вещи, которые сделать бы следовало. Причина тут не важна: если ответ отрицательный, тебе не остается ничего другого, кроме как исполнить обещание, данное родителям, что означает явиться в дом к одной из своих теток, что живет в квартале Сан-Блас, и поселиться там, заявив — хотя на самом деле это вранье, — что ты приехал учиться работать на машинке (печатной, а не швейной) и бухгалтерскому учету и собираешься устроиться на работу в банк. Чтобы оплатить твои занятия и проживание, твой дядя предложит тебе поработать каменщиком — как и он сам. А ты должен сделать вид, что всю жизнь только об этом и мечтал.

Перед сном ты выходишь прогуляться по кварталу. Люди, идущие тебе навстречу, слишком напоминают тех, кого ты встречал в своей деревне, единственное отличие состоит в том, что эти ходят быстрее и настроение у них хуже. Внутренний голос тебе говорит: «Делай что хочешь, от своей посредственной судьбы не уйдешь. В истории кинематографа еще не бывало режиссера, который до этого работал каменщиком. Те, кто был, выходили из наездников, игроков в рулетку, коммунистов-аристократов, низкорослых архитекторов, но вот каменщики — никогда!» Не обращай внимания на этот голос! Возвращайся в дом к тетке, запрись в своей комнате и пиши о том, как тебе грустно. (Еще один совет: никогда потом не используй этих первых страниц. Единственная их функция состоит в том, что с чего-то ведь надо начинать.)

Потом все станет проще, тебе только надо подождать еще десять лет, и тогда ты начнешь ощущать себя частью тусовки. Но ты уже вышел на прямую дорогу. Ты будешь переходить с одной работы на другую, узнаешь многих людей, с половиной из них переспишь, кто-нибудь отведет тебя посмотреть «Пепи, Люси, Бом» и «Лабиринт страстей», и на следующее утро ты проснешься современным, ты прочтешь много книг и пройдешь конкурс на работу в банке — что, как ни странно, тебя устроит. И вот, в самый неожиданный момент, кино выйдет тебе навстречу. Это случится на дискотеке. Какой-нибудь небритый тип подойдет к двум десяткам парней самого тусовочного вида (и к тебе в том числе) и наймет вас в массовку молодежного фильма под названием «Ну ты, придурок, оттянись по полной!»

Фильм и атмосфера вокруг — полное дерьмо. Но ты впервые в жизни увидел кинокамеру. ТЫ НИКОГДА НЕ БЫЛ НАСТОЛЬКО УВЕРЕН, ЧТО ТЫ И ЭТОТ АППАРАТ ПРОСТО СОЗДАНЫ ДРУГ ДЛЯ ДРУГА.

3. Не имеете права!

Давай пропустим годы, которые ты посвятишь домашнему видео и восьмимиллиметровой пленке. В основном ты пересказываешь истории, которые сам когда-то видел, но все переворачиваешь вверх тормашками. Друзья начинают замечать твою способность все переиначить и твою отвязность. От пошлости до блеска всего один шаг, и ты научился делать этот шаг изящно и оригинально.

Но дело в том, что рано или поздно тебя начнет свербить, захочется снять полнометражное кино. Ты собираешься снимать на полудюймовую видеокамеру и предлагаешь роли своим друзьям, однако они больше твоего заинтересованы в бренной славе сего мира и убеждают тебя совершить решающий скачок на большой экран.

— Мы снимем фильм на шестнадцати миллиметрах и слопаем этот мир, словно собачью какашку.

Вы изобретаете новый способ продюсирования: милостыня. Собираетесь просить деньги у всех подряд, взамен предлагая наиважнейшие роли, и так — тысяча песет здесь, тысяча песет там… Но тебе в голову приходит кое-что получше. Группа «Мекано»[3] устраивает праздник на большой вилле, чтобы доказать всей масскультуре собственную современность, и вы все приглашены. Впервые все работающие в Мадриде группы поп-рока и прочие сочувствующие собираются в одном месте. Здесь же присутствует и руководство фирм звукозаписи и, что особенно важно, изрядное количество алкоголя и буйства. В три часа ночи, когда гости начинают путать бассейн со стаканом виски, ты берешь ситуацию в свои руки и излагаешь свой проект — словно еще один праздничный аттракцион.

— То, что я собираюсь вам предложить, уже проделывали в других местах, и эта штука прекрасно работала, — произносишь ты в качестве вступления. — Наш дебют в кинематографе ничем не отличается от голода в Эфиопии. Я предлагаю всем вместе записать диск и видеоряд к нему, и чтобы участвовали все вы — звезды и звездочки мадридского музыкального небосвода. Прибыль от операции пойдет на финансирование «Войны косметики» — так будет называться моя первая полнометражная картина. Я обязуюсь включить в нее и песню, и видео — даже если они окажутся полным говном. Итак, один проект будет продюсировать другой, и наоборот.

— А если мы облажаемся? — спрашивает кто-то.

— Если и облажаемся, это не важно, потому что мы, в общем-то, и сейчас полная лажа.

Идея увлекает всех, и все соглашаются на бесплатное сотрудничество. Ты, одухотворенный сверх всякой меры от напитков, которые успел отведать, предлагаешь начать работу прямо сейчас. Карлос Берланга[4] и Тино Казаль[5] — единственные, кто по робости еще не успел напиться, — удаляются на кухню сочинять песню. Раз-два, и готова мелодия, которая заставит покраснеть от стыда жюри Евровидения, и это сделано намеренно. Ты вместе с Начо Канутом,[6] Сантьяго Аусероном,[7] Висенте Молиной[8] и Марисой Мединой[9] отправляешься в ванную — писать текст. В восемь утра происходит первое исполнение — музыканты сидят посреди блевотины, затопившей лужайку. Воротилы из фирм звукозаписи — единственные, кто принимает все всерьез, и они одобряют ваше исполнение. Встреча в студии звукозаписи назначена через два дня.