Нина Жирмунская - Поэма Генриха Гейне "Атта Троль" Страница 2

"Бесцельность" поэзии, которую Гейне обосновывает в дальнейшем ходе рассуждения относительностью и изменчивостью нравственных истин, предстает в цитированной выше строфе "Атта Троля" в одном ряду с такими исполненными глубокого смысла понятиями, как любовь, человеческая жизнь и мироздание. Эта окончательная редакция, опирающаяся на более развернутое рассуждение в "Романтической школе", ясно свидетельствует о том, что полемика с "тенденциозной" поэзией как либерального, так и консервативного толка отнюдь не означала для Гейне перехода на позиции "чистого" искусства, как их сформулировал впоследствии парижский друг Гейне поэт Теофиль Готье. Сам Гейне недвусмысленно выразил это в предисловии к "Атта Тролю": "… именно потому, что эти идеи неизменно предстают поэту в прекрасной чистоте и величии, неукротимый хохот охватывает его, когда он видит, как бестолково, грубо и пошло понимают их узколобые современники".

С этой же проблемой связана и пресловутая антитеза "таланта и характера", которая вновь приводит нас к Гете. Антитеза эта, впервые прозвучавшая в "Торквато Тассо", имела для драмы Гете структурно-организующее значение: противопоставление поэта Тассо ("таланта") и государственного деятеля Антонио ("характера") отражало трагическую внутреннюю раздвоенность самого Гете в первые десятилетия его веймарской жизни. Преодоление этой противоположности ценой самоограничения в обеих сферах, утверждение внутренней цельности и гармонии ценой "индифферентизма", о котором говорит Гейне в "Романтической школе", было яростно отвергнуто поколением 1820-х годов, прежде всего теми, кто не мог простить Гете его сдержанной позиции в эпоху национального подъема и борьбы против Наполеона. Об этом достаточно ясно сказал сам Гете в разговоре с Эккерманом (14 марта 1830 г.): "Я прекрасно знаю: для многих я как бельмо на глазу, и они охотно избавились бы от меня, а так как теперь уже нельзя нападать на мой талант, они нападают на мой характер".

Вспоминая об этой ситуации, Гейне писал в "Романтической школе": "Индифферентный пантеист сделался предметом нападок с противоположных сторон; выражаясь по-французски, против него заключили союз крайняя правая и крайняя левая, и между тем как черный поп колотил его распятием, неистовый санкюлот лез на него с пикой".

Когда Гейне писал эти слова в 1833 г., он не подозревал, что они окажутся пророческими, и он сам через несколько лет очутится в таком же положении. В 1846 г. это сходство представлялось ему уже совершенно очевидным — не случайно в предисловии к "Атта Тролю" всплывает слово "мятеж" (Emeute), которое он употребил в начале "Романтической школы", говоря о нападках на Гете.

Эволюция взглядов Гейне на проблему "талант — характер" может быть измерена эволюцией его отношения к Гете и его критикам. В ранней рецензии на книгу Менцеля "Немецкая литература" (1828) Гейне при всех почтительных оговорках по адресу Гете решительно заявлял: "Принцип гетевского времени, идея искусства, рассеивается, восходит новое время с новыми принципами, и, странно (…) оно начинается с восстания против Гете". В "Романтической школе", написанной сразу же после смерти Гете, звучит уже новая нота: "И вот, Гете умер, и странная боль охватывает мое сердце". В "Атта Троле" мимолетно мелькнувший в сцене дикой охоты образ "нашего Вольфганга" (глава 18) предстает уже в ином свете, в ином контексте — как образ "великого язычника", жизнелюбивого "эллина" в том значении, которое Гейне вкладывает в это слово. А критики Гете представлены совершенно недвусмысленной фигурой реакционного теолога Генгстенберга, осуждавшего Гете за "безнравственность". Антитеза "талант- характер", или — иначе выраженная "искусство — общественная борьба", уступает место другой антитезе — "эллины — назареяне", которая, начиная с книги "К истории религии и философии в Германии", приобретает все большее значение для Гейне. Фанатическая приверженность догме — религиозной или политической, аскетизм и жажда мученичества, нередко в позе, нетерпимость и узость воззрений, — эти черты составляют для Гейне понятие "назареянин", которое он не прикрепляет ни к определенному вероисповеданию, ни к определенной эпохе в истории человечества. Точно так же и понятие "эллин" включает (в главах 18 и 19 поэмы), наряду с "героями духа" Гете и Шекспиром, фольклорный образ феи Абунды, которая, "опасаясь назареян, целый день на Авалуне в безопасности проводит". "Назарейство" враждебно не только чувственным радостям, оно не приемлет и смеха, ему недоступно чувство юмора — эта тема развернута в главе 7, в патетическом монологе медведя, у которого смех как истинное проявление человеческой натуры вызывает негодование и ненависть.

Таким образом, сатира в "Атта Троле" охватывает широкий круг явлений общественного и философского порядка, тесно связанных с современными Гейне спорами и борьбой. Рассмотрим более пристально важнейшие из них, ибо они служили и поныне служат поводом для весьма разноречивых истолкований.

Так, монолог Атта Троля о равенстве (глава 5) интерпретируется некоторыми современными исследователями как свидетельство антидемократических и "антикоммунистических" позиций поэта. Между тем демагогические речи медведя, провозглашающего всеобщее равенство животного мира в противовес "аристократическим привилегиям", присвоенным человеком, явно направлены против идей Берне и его сторонников с их уравнительным мелкобуржуазным радикализмом. Воскрешение просветительской фразеологии, апелляция к природе и разуму ("Естество не порождает неестественность такую") звучит анахронизмом в эпоху Июльской монархии, отчетливо обнажившей новые социальные конфликты. Идея равенства, провозглашенная Великой французской революцией, свелась "к гражданскому равенству перед законом" (Энгельс) и на фоне социальной борьбы XIX в. обнаружила свою ограниченность. Это прекрасно понимал Гейне, сблизившийся в первые годы своего пребывания в Париже с сенсимонистами и воспринявший их учение.

Другая политическая иллюзия мелкобуржуазных радикалов дискредитируется в гротескной картине единения звериного царства в борьбе против общего врага — человека (глава 6). Опыт десятилетия, предшествовавшего написанию поэмы, разногласия, обозначившиеся среди немецких писателей либерального и радикального направлений, перегруппировка сил и политических симпатий, особенно ясно выступившая на поверхность после выхода книги Гейне о Берне, определили как общественно-политический, так и личный смысл этой главы.

Тема равенства в том виде, как она развернута в 6-й главе, связана с исходным пунктом расхождения между Гейне и Берне — отношением к искусству. Уравнительные идеи Берне представлялись автору "Атта Троля" наступлением на духовные ценности, на их носителей и творцов, на сферу "таланта", пуританским отрицанием эстетической культуры:

Там отцы внушают детямЛженаучные доктрины,Норовящие культуруИ гуманность уничтожить.

Выступая с позиций этой гуманности, Гейне парирует обвинения в отступничестве и измене демократическим идеалам в заключительных строках главы 5:

И со всей скотиной прочейПоведу я беззаветныйСправедливый и священныйБой за право человека.

Гротескно искаженной картине равенства Гейне противопоставляет другой лозунг Французской революции — братство. Тема эта появляется в главе 15, не связанной непосредственно с героем поэмы, а включенной в "авторскую" линию повествования. Поэт наталкивается в горах на жилище "отверженного" племени каготов:

С открытым сердцемРуку протянул я братуИ поцеловал ребенка…

Этот жест, как и весь эпизод, приобретает (при всей точности изобразительных деталей) обобщенно-символическое значение: карикатурному единенью слонов и носорогов, волков и зайцев противостоит братское единенье людей вопреки "темному наследью темноты религиозной".

В ряду "идеологических" проблем, предстающих в пародийно-сатирическом освещении, выступает и проблема религии и ее критики в современных философских учениях. В момент, когда была написана поэма Гейне, ряд философов-младогегельянцев выступил с критикой догматической религии. Начало этой критике положила книга Д. Ф. Штрауса "Жизнь Иисуса" (1835 1836). В 1840 г. вышли сочинения Бруно Бауэра "Критика евангельской истории Иоанна" и "Критика синоптического евангелия", а в 1841 г. — "Сущность христианства" Л. Фейербаха. Книги эти были очень различны и по задачам, и по масштабу поставленных проблем (сам Фейербах писал об этом в предисловии ко второму изданию в 1843 г.)" Книга Фейербаха намного превосходила по своему значению труды Бауэра и Штрауса." Однако в сознании благочестивого немецкого филистера все они воспринимались одинаково — как выступления атеистические. Это восприятие иронически воспроизведено в монологе Атта Троля, обращенном к сыну (глава 8). Как и в других случаях, сатира Гейне здесь направлена одновременно против "христианско-германских" обывателей и против догматических радикалов, последователей Берне, с их неприятием материалистических и атеистических воззрений (сам Берне в последние годы жизни увлекся идеями христианского социализма и перевел на немецкий язык книгу Ламменэ "Слова верующего", 1834).