Всеволод Ревич - Реализм фантастики (полемические заметки) Страница 2

Опубликованная сначала в "Комсомольской правде", эта гипотеза вошла в книгу И. Шкловского "Вселенная, жизнь, разум", второе издание которой разошлось мгновенно, так же как и первое. В самом деле, кого не взволнует столь заманчивая вероятность, если она подкреплена весьма убедительными, а для непосвященных лиц и неопровержимыми доводами?

Можно ли эту же гипотезу положить в основу научно-фантастической книги? Вполне, такие произведения существуют. Взять хотя бы повесть Владимира Михайлова "Особая необходимость". Правда, она увидела свет после появления в печати предположений ученого, что, конечно, сильно понижает акции фантаста, но оставим в стороне это соображение.

Мы узнаем из повести о межпланетном полете советских космонавтов, обнаруживших, что спутник Марса Деймос - это гигантский звездолет, база для полетов космических кораблей, по неясным причинам оставленная ее создателями. Повесть написана вполне профессионально и читается легко. Но даже эмоционально (не говоря уже о степени убедительности) она воздействует куда слабее, чем статья или книга И. Шкловского.

Да, В. Михайлов занимательно описал внутреннее устройство Деймоса и злоключения космонавтов, не сразу освоившихся с незнакомой техникой. Но для чего это написано? Хотел ли автор, чтобы ему поверили? Вряд ли. Значит, произведение написано ради чего-то еще. Несомненно. Повесть В. Михайлова один из вариантов распространенной в фантастике ситуации: встреча человека с Неведомым. Но раз так, то в действие вступают уже иные, не научно-логические, а художественные законы: мы хотим, чтобы нам показали с психологической достоверностью, как будут вести себя люди при такой встрече. И здесь-то сразу обнаруживаются слабости книги - характеры намечены эскизно, переживания героев изображены неглубоко.

Допустим, что перед автором была бы поставлена задача доработать, улучшить свой труд. В каком направлении он должен был бы это делать? В том, в каком ему указывает А. Казанцев, то есть пойти по пути усиления научных и технических мотивировок или постараться превратить свою книгу в подлинно художественное произведение? Ответ напрашивается сам собой.

Подобный этому разрыв заметен и в некоторых произведениях Генриха Альтова - скажем, в его рассказе "Ослик и аксиома".

Гипотеза на этот раз свежа и оригинальна - как добиться того, чтобы звездоплаватели, уходящие на долгие годы в полет, при возвращении не оказались безнадежно отставшими, потому что на Земле протекло значительно больше лет и человеческая наука далеко шагнула вперед. Если не выйти из подобного противоречия, обессмысливается сама идея межзвездных перелетов. Фантасты просто-напросто обходили эту принципиально трудную проблему - Г. Альтов предлагает свое решение: очень интересное и, вероятно, заслуживающее серьезного научного внимания. Но так ли нужен для того, чтобы высказать эти мысли, герой? Будет ли он таким, как у Г. Альтова - гением-одиночкой, отрешившимся от земных благ и забот, или другим - решающего значения не имеет. В любом случае он прежде всего лектор, излагающий авторские идеи. И разве не целесообразнее вообще обойтись без него, говорить с читателем без посредников, как это и сделали Г. Альтов и В. Журавлева несколько лет назад в интересной статье о лазерной природе тунгусского взрыва? " Лишь тогда, когда писателям удается преодолеть раздвоенность, добиться необходимой художественной цельности, наполнить произведение серьезной человеческой, общественной, нравственной проблематикой, их ждет удача: "Икар и Дедал" Г. Альтова, "Крабы идут по острову" А. Днепрова, "Орленок" В. Журавлевой, "День гнева" С. Гансовского, "Тор I" И. Росоховатского...

ГИПЕРТРОФИЯ "НАУЧНОСТИ"...

Выступления против термина "научная фантастика" могут вызывать умозаключения примерно такого рода: "Ага, значит, вы против того, чтобы наша, советская фантастика была научной, значит, она, по-вашему, должна быть не научной?" А "не научная" звучит уже почти как "антинаучная". Но, в сущности, тут все дело сводится к не вызывающему никаких сомнений вопросу об идейности произведения. Выдвинута некая фантастическая посылка. Для чего, с какой целью - вот первый пункт, на который должен дать ответ сам писатель и который должны понять его критики. Если, например, вводится нечто необыкновенное с целью пропаганды религиозномистических взглядов, то ясно, что такое произведение для нас неприемлемо, чуждо нам по идеологии, в какую бы наукообразную оберточку ни были завернуты эти идеи. С другой стороны, многие произведения современных фантастов имеют сказочную форму.

Но, право же, это не наносит ни малейшего ущерба нашему материалистическому мировоззрению, как и появление черта в сугубо реалистических романах Достоевского и Томаса Манна.

Тем не менее, столкнувшись с фантастикой-сказкой, критика приходит в замешательство. Когда появилась юмористически-сатирическая повесть братьев Стругацких "Понедельник начинается в субботу" - о буднях учреждения со смешным названием НИИЧАВО (Научно-исследовательский институт чародейства и волшебства), одни стали говорить, что нам такие вещи вообще не нужны, а другие попытались втиснуть "Понедельник" все в то же прокрустово ложе научности. Вот что, например, писал М. Лазарев: "Неразменный пятак, сказочная щука из колодца, рыбьи хвосты на дубе и... страдающий склерозом "кот" как будто намекают на попытку объяснения сказочного фольклора с точки зрения современных научнотехнических гипотез, попытку, заведомо обреченную на неудачу, какими бы сверхсовременными ни оказались привлеченные к этому средства" [ "О литературе для детей", выл. 10-й. Л., 1965, стр. 201]. Здесь можно только сказать, что заведомо обречена на неудачу попытка подойти к сказке как к несказке. Давайте оставим за ней право называться своим собственным именем.

, И фантастику будем называть фантастикой - социальной, философской, памфлетной или приключенческой, в зависимости от конкретной задачи, поставленной автором. Я не сторонник того, чтобы смешать все фантастические жанры в одном котле, как это предлагают сделать, например, те же братья Стругацкие. Несомненно, что "Нос" Гоголя, "Превращение" Кафки, "Носорог" Ионеско - это произведения иных жанров, чем "Аэлита", "Борьба миров", "Туманность Андромеды". Конечно, о первых надо говорить особо, хотя идейная разница, внутренняя функция фантастического в произведении продолжает мне казаться более важным, чем его жанровая природа.

Затруднение со словом "научная" испытывают и зарубежные критики фантастики. Вот к каким выводам приходит один из современных английских критиков в своем исследовании англо-американской фантастики: "Я хотел бы отметить заметное падение роли науки в научной фантастике за последние десять лет. Космический корабль, например, долго считался новинкой, достойной описания, теперь он только транспорт для доставки героев на место действия.

Авторы уделяют ему внимания не больше, чем самолету или такси.

Часто сюжетом служат грядущие изменения в политике и экономике, - науке и технике отводится роль реквизита: пока герой занят тем, что убеждает своих коллег по клану Дженерал-моторс пойти войной на клан Крайслера, официант-робот подает ему филе летающей обезьяны с Венеры. Такие романы обычно самые интересные. Научная фантастика с каждым днем все больше теряет право называться научной. Арьергардные бои, которые ведутся в ее защиту критиками, утверждающими, что политика, экономика, психология, антропология и даже этика такие же науки, как атомная физика, интересны только как показатель состояния умов".

Как бы прямо в противовес этим словам советский критик И. Майзель пишет; "Фантазия - и, соответственно, фантастическая литература - вев более прочно опирается на науку, становится, можно сказать, все более реалистической" [О, литературе для детей", стр. 182.]. Ну, вот мы и вернулись к спору, который состоялся на брюссельбком телевидении, выслушав мнение одного из "критиков от фантастики". Смотрите, какая получается стройная концепция.

Англо-американская фантастика становится все менее научной (менее ненаучной-антинаучной, все та же логическая цепочка).

Причем об этом "свидетельствуют они сами". В то же время советская делается все более научной. В такой концепции на первый взгляд есть Даже определенный идеологический смысл.

Но давайте вдумаемся. О чем говорится в приведенной выше цитате английского критика: вместо описания звездолетов фантастика занялась политикой, экономикой, этикой и т. д. А что такое политика, экономика, этика в применении к художественной литературе?

Это отношения между людьми в обществе. Англо-американская фантастика (конечно, только в лице ее лучших представителей) шла от преодоления традиций "космической оперы", то есть костюмированного маскарада в галактических масштабах, сопровождающегося чудовищными войнами и самыми невероятными приключениями земных и иных красавиц (наиболее ярким представителем "космической оперы" был небезызвестный автор "Тарзана" Эдгар Берроуз).