Михаэль Дорфман - “ВОКРУГ ДА ОКОЛО” МИФОВ О ГЕТТО Страница 2

Казик Ратейзер не может забыть трагическую судьбу пятнадцати бойцов, оставленных (или забытых) в канализационном туннеле, когда отряд уходил из гетто. Ратейзер думает, что Эдельман или Любеткин приказали их оставить, поскольку не было места в грузовике, вывозившем подпольщиков за пределы горящего гетто. Их намеревались забрать позже. Все они погибли. Существует и другая версия происходившего 9–го мая 1943 г. Группа из 32 уцелевших в боях подпольщиков прошла туннелем и вышла в условленном месте на улице Пруста. Грузовик, который должен был их забрать – опоздал на сутки. Двое из собеседников Групиньской – Эдельман и Ратейзер приняли, каждый на себя, ответственность за приказ уезжать. Позже выяснилось, что пятнадцать бойцов остались в туннеле. За ними послали машину, но спасатели наткнулись на немцев. Погибли все – бойцы и спасатели.

Это одна сторона медали. Существует и вторая сторона. Полный сарказма и иронии, потерявший всякие иллюзии Марек Эйдельман уверен, что у восставших в гетто не было иного выхода, кроме как убить побольше немцев. Эдельман убежден в необходимости борьбы за свободу до конца. Он полон иронии, и даже ненависти ко всякому национализму – польскому и еврейскому. Еще есть третья сторона.

Во всех рассказах встает трагическая фигура легендарного Антека – Ицхака Цукермана, считавшегося в Израиле хранителем традиции восстания в Варшавском гетто. После войны Цукерман написал книгу, ставшей на время культовой, собирал музей в своем киббуце Мордей а–Гетаот[5]. Антек был слишком тесно связан с европейской культурой и не сумел вписаться в израильскую общественную жизнь. В конце концов, он спился и умер в приступе белой горячки в своем киббуце.

Вокруг да около, медленно и осторожно открывает автор тему. Прежде всего, открывает для себя. Речь в книге идет не только о дотошной документации происходившего в Варшавском гетто, но и обо всей истории польско–еврейских отношений, о великом феномене польского еврейства, исчезновение которого многие в современной Польше начали ощущать как польскую национальную трагедию.

Книга не только о восстании в гетто, но еще и ностальгия по богатой, многонациональной польской культуре, которая была, и которой уже нет. Тоска по Европе, куда Польша с большим трудом возвращается теперь. Ностальгия эта – настоящая причина, почему поляки сделали Марека Эдельмана героем культуры своей станы. Об этом Анка Групиньская рассказала в интервью газете «Аарец».

Сам Эдельман считает иначе. В интервью, открывающем книгу, он говорит:

«Интерес к евреям? Фу… евреи же отвратительные! Я не знаю, возможно, есть такой интерес. Но обратите внимание! Эта публика уже не знает евреев. Их уже больше нет».

Анка настаивает, – Но ведь есть интерес к прошлому.»

И Эдельман отвечает:

«Есть, но это экзотика. И такой интерес ни о чем не говорит».

Интерес к «еврейскому» в Польше огромен среди молодых ученых, среди студентов, читателей книг и просто в народе. Факт, что книга Анки Групиньской исчезла с прилавков сразу после выхода. Ивритское издание тоже не залежалось в магазинах.Групиньской нелегко с Эдельманом. Ему неинтересно рассказывать. У него нет сил, он уклоняется. Но среди сухой иронии и убийственного сарказма прорывается страстная любовь к своему народу:

«Земля евреев была между Вислой и Днепром. Ни в Америке, ни во Франции, ни в Англии не смогли создать еврейской культуры. Почему…Что такое народ? Народ – это люди, вместе создающие культуру и прогресс. Не обязательно, чтобы у них была общая идеология или религия. Есть в мире миллионы мусульман, а нет общей мусульманской культуры. У пяти миллионов евреев от Одессы до Варшавы была одна общая культура, даже одинаковые экономические условия. Ничего этого больше нет».

Эдельман полон презрения к коммунистическому режиму Польши, к сионизму, к Государству Израиль.

«Если они продолжат существовать, то там возникнет новый народ, новая культура, у которой нет ничего общего с Европой, с Шагалом, с Ицхок–Лейбуш Перецом[6], со всем еврейством, которое здесь было».

Но в чем смысл еврейства для командира восставших Марека Эдельмана? «Если считать себя европейским евреем, это значит, прежде всего, быть против власти. У еврея всегда есть сочувствие к слабым». Эдельман помнит старые счеты. Он все еще полон ненависти к правым еврейским политическим течениям в гетто и упорно называет «подлецами» и «фашистами» людей из ревизионистского движения «Бейтар», создавших маленькую, независимую организацию Еврейский Военный Союз – ŻZW[7]. Потом вдруг вспоминает лицо, даже имя одного из руководителей – Павел Френкель.

Из ŻZW никто не уцелел, чтобы рассказать о них. Анка Групиньска пишет: «ни один еврейский историк не хотел заниматься бейтаристами в гетто». Это неверно. В 1963 году о них вышла книга «Масада Варшавы». Там рассказывается о встрече руководителей разных групп в подполье. Встреча закончилась хватанием за пистолеты. Бейтаристы предлагали рыть пути отхода из гетто. Их заподозрили в намерении сбежать, когда официальная цель была героически умереть.

Ирония истории заключается в том, что вырытые маленькой группкой ревизионистов туннели в канализационной системе, знаменитый ход на арийскую сторону под Марановськой улицей помог уйти из гетто Казику, Эдельману, Любеткин и десяткам их товарищей из гетто. Почти ничего не известно об ŻZW, кроме имен руководителей – Павел Френкель, Лион Рондаль и Давид Аппельбаум. Их имена найдены в архивах Эммануэля Рингельблюма – историка, члена левой по тем временам сионистской организации Поалей Ци[8].

В большой статье, появившейся 60–летию восстания в варшавском гетто в крупнейшей израильской газете «Едиот ахронот»[9] старый и заслуженный журналист Ноах Клингер опять в 2003 г. повторяет старый миф о том, что восстание совершили сионисты из левых организаций. Ратейзер многократно пробирался по тем канализационным ходам, но ничего не может рассказать о прорывших их людях. Возможно, не знает, а возможно не хочет.

Эдельман же продолжает говорить о правых как о «фашистах», «банде амбалов, контрабандистов и воров». Впрочем, обычные уголовники среди восставших в гетто тоже был. Цвет крииминальной Варшавы попал в гетто вместе с другими евреями.

Человек, взявший в Израиле имя Исар Ариэль, рассказывал нам, как носил в гетто кокаин, а на арийскую сторону – фальшивые фунты стерлингов, как переправлял девочек в бордели. Старый человек в заплеванном кафе на юге Тель–Авива сказал нам тогда, что это были самые счастливые дни его жизни. «Мы были молодыми, понимаешь!». Уголовники тоже воевали с немцами. Сражались сами и в составе организованных групп подполья. Мы не знаем их имен.

Трагична судьба коммунистов, сражавшихся плечом к плечу с сионистами и бойцами из Цукунфтбунд[10]. Памяти о них почти не сохранилась. Польская компартия обладала до войны разветвленной инфраструктурой, но была разгромлена по приказу из Москвы после подписания пакта Риббентропа–Молотова в 1939 г. С началом военных действий против СССР, партия была восстановлена под названием Польская Рабочая Партия. Коммунисты первыми в Варшавском гетто предложили создать единую боевую организацию. В марте–апреле 1942 г. гестапо провело массовые аресты коммунистов во всех гетто.

Опасаясь потерять мизерную помощь польского эмигрантского правительства, коммунисты вынуждены были скрывать свою партийную принадлежность и коммунистические отряды фигурировали в документах подполья под рубрикой «левые организации». Мелочная «идеологическая борьба» царила внутри подполья. Левые и правые сионисты не могли договориться между собой и с несионистскими организациями. Бундисты отказывались создавать еврейское подполье, веря, что надо объединяться с поляками. Активисты Бунда не верили, что акции немцев направлены против евреев, поскольку в это же время германские эйнзацгруппен производили массовую отправку в лагеря уничтожения польской элиты и интеллигенции и расстреливали заложников в польских деревнях. Подпольщики из гетто в Вильне отказывались верить, что акции уничтожения направлены против евреев лишь потому, что они евреи. В Вильно верили, что немцы лютуют лишь потому, что в Вильно осталось много коммунистов, помогавшим Советской власти. Лишь прятавшийся в монастыре Абба Ковнер сумел понять страшную правду.

Командиром виленского подполья Фарейниктер Партизанэр Организацие[11](ФПО) стал коммунист Ицик Виттенберг. Гестапо каким–то образом узнало о нем и потребовало у главы юденрата Генца и начальника еврейской полиции Глазмана[12] его выдачи. По требованию товарищей Виттенберг сдался и покончил с собой в тюрьме. Руководитель подполья в гетто в Бялостоке коммунист Мордехай Танненбойм отказывался верить связной из Вильны Броне Клебански, что там коммунисты вошли в коалицию с сионистами.