Газета День Литературы - Газета День Литературы # 182 (2011 10) Страница 2

И в довершение ко всему вот уже третий десяток лет как намеренно запущена в стране "индустрия Ада", нравственного всеразложения и деградации, неприкрытого крушения всех устоев общества, насильственного его раскультуривания, по сути поощряемого сбродной россиян- ской "элитой", поскольку цель её – любыми средствами сломить сопротивление народа их алчной власти, опустить всех до себя, сбить все вешки-критерии истины, добра и красоты… Волей-неволей и у нас, на яснополянских наших встречах, эта тема стала постоянной, более чем злободневной, можно сказать – кровоточащей, потому что разруха в душах и головах несравненно опасней, губительней, чем любая другая разруха…

Как видите, тяжесть нынешнего "русского вопроса" (политическую постановку которого эта псевдоэлита и рабски ей прислуживающая либеральная люмпен-интеллигенция ни в коем случае не хотят допустить, применяя жёсткие репрессии по "русской" 282 и другим статьям УК) – тяжесть эта будет куда весомее и трагичнее "крестьянского вопроса" того времени, когда и речи не могло идти ни о распаде России и самого народа, ни о демографическом "русском кресте", не говоря уж о страшном нравственном обрушении верхов общества, да и низов тоже, о тягостном "пораженческом комплексе" в войне, названной "холодной" а по сути – Третьей мировой, перманентной, где главным стало отнюдь не атомное, а организационное оружие.

"Деньги не имеют идеологии…" Запущен был этот посыл в общественное сознание во времена "катастройки" и теми же подручными у олигархата политологами, какие до сих пор трубят столь же лживое, противоречащее самым что ни есть очевидным фактам современной действительности: "холодная война окончена!.."

Но она не может быть окончена, пока существует Запад в его многовековой и, в особенности, современной парадигме агрессивности. Чтобы избежать подозрений в предвзятости, приведу слова весьма известного английского историка и геополитика А.Д. Тойнби: "Задайте любому народу вопрос, что собой представляет Запад по отношению ко всем народам, и все ответят одинаково: Запад – архиагрессор. И каждый народ найдёт тому множество подтверждений, и в первую очередь Россия". Что мы и видим в течение всего лишь какого-то десятка лет на примере Югославии, Ирака, Афганистана, а теперь и Ливии...

Деньги же ещё в античности перестали быть просто обменными знаками и обрели самодостаточное значение, сконцентрировав в себе все мыслимые позывы человеческой корысти и лжи, эгоизма, властолюбия, паразитизма с гедонизмом и прочего, не к ночи помянутого. Пушкинский "Скупой рыцарь" тому яркое художественное свидетельство и олицетворение. Их мощь стремительно возрастала, скоро превратившись в самодовлеющую идею, а через неё и в идеологию – самую мощную и постоянно действующую в человеческом мире, породившую и порождающую ныне и присно бесчисленные, в том числе и мировые войны и бедствия. Чего было больше в крестовых, скажем, походах: идей Христа или идеологии элементарного грабежа, насилия, убийства? Тогда зачем была разгромлена и разграблена братская христианская Византия – в фактическом своего рода военном союзе с сарацинами-магометанами, в их с обеих сторон единой цели? Не приходится доказывать, что походы эти, сказочно обогатившие их ордена тамплиеров, иоанитов, тевтонов и прочих псов-рыцарей, по идее своей были вполне сатанинскими, однозначно полярными учению Христа, христианству как таковому. А вспомнить хотя бы торговлю индульгенциями, нравы Ватиканского двора вообще...

Идеология денег более чем наглядно для нас победила и другую могущественную идеологию, а именно социализма-коммунизма в СССР, то есть в исторической России, как она сложилась к середине ХХ века, и в бывших соцстранах. И сейчас, когда большая часть денег перешла в виртуальную сферу обращения, в пустую, ничем не обеспеченную бумажную долларовую "зелень" (которой напечатано в 20 с лишним раз больше, чем стоимость всех товаров в мире!), идеология эта обрела уже "чистую", можно сказать – аксиологическую форму "идеи денег" как тотального, глобального эквивалента всех, какие ни есть, ценностей в мире. И только высочайшие порывы человеческого вероисповедного, патриотического духа могут иногда, изредка одолеть грубо материалистическую идеологию денег и всяческой корысти, хоть в виде фашистского Lebensraum (жизненного пространства) – как наша беспрецедентная в мировой истории Победа 1945 года.

Эта мало сказать – неправедная идеология противостояла, препятствовала должному решению "крестьянского вопроса", она же намертво блокирует решение и нынешнего "русского вопроса", который, хочу подчеркнуть, неразрывно связан с "вопросами" и такими же насущными интересами и проблемами всех других национальностей России.

Андрей РУДАЛЁВ ПРОРЫВ В НОВОЕ 10-ЛЕТИЕ

Одним из событий издательского рынка прошедшего лета стал выход антологии современной русской прозы "Десятка".

Составитель Захар Прилепин собрал под обложкой своих собратьев по перу, которые заявили о себе и начали печататься в "нулевые" годы: Сергей Самсонов, Сергей Шаргунов, Ильдар Абузяров, Герман Садулаев, Михаил Елизаров, Роман Сенчин, Денис Гуцко, Андрей Рубанов, Дмитрий Данилов.

Так получилось, что ещё в феврале архангельский прозаик Михаил Попов предложил мне сделать подборку современной молодой прозы в редактируемом им литературном журнале "Двина". Затея мне понравилась и к началу лета подборка была готова, в сентябре она увидела свет в третьем номере "Двины". О проекте "Десятки" во время собирания подборки ничего не знал, с Прилепиным не сговаривался, но состав получился практически схожий: Василий Авченко, Ильдар Абузяров, Аркадий Бабченко, Сергей Шаргунов, Герман Садулаев, Захар Прилепин, Роман Сенчин, Денис Гуцко, Дмитрий Данилов, Олег Кашин. Мистическим образом та же "десятка"...

Не мистическое, но провидческое было в собирании этого поколения. Это поколение даже не "новой" литературы", а новой истории, выросшее на разломе великой страны. Литературные "нулевые" открыли "новую историю": они показали ценность современности, которая несёт свою важную историческую миссию, и обратили внимание на современную литературу. Сейчас нельзя называться компетентным читателем, не ориентируясь в творениях своих современников.

Наиболее зоркие критики из тех, что книгу рецензируют по обложке, оглавлению и аннотации, на сборнике "Десятка" сразу подметили изображение десятирублёвой купюры. Отличный сигнал, чтобы развернуть вокруг него обличительную стратегию. Но вот только бумажная десятирублёвка отживает свой век, ей на смену приходит железный кругляш. Разве это не другая история? Это, кстати, отметил в "Литературной газете" Владимир Титов, после чего сказал, что публикация "под знаком ветхой купюры – не самая приятная ассоциация для когорты молодых литераторов". Мимо темы "презренного металла" не прошёл и критик Лев Данилкин. Он сравнил составителя антологии Захара Прилепина с царём Мидасом, обращающим своим прикосновением в золото всё, что угодно, даже такой неликвид, как антология.

Критик-знаменосец Наталья Иванова, долго и зло шуткуя, тщательно с лупой разглядывая сборник, всё же озвучила главный смысл всех своих претензий к поколению "нулевых": "На самом деле стоит вопрос о территории – этот вопрос сегодня главный не только при делёжке земли". "Земельный", как и квартирный, дачный, мает души многих литдеятелей. Какие тут эстетические критерии, когда на первый план выходят финансовые и собственнические проблемы?!.

Ещё вчера были расставлены сигнальные флажки, во время безлитературья в "девяностые" (по крайней мере, на поверхности, для широкого круга читателей). Самозванно на "залоговых" литературных аукционах были отмежёваны участки земли и возведены там всяческие лачуги с бойницами, из которых теперь и постреливают.

А постреливать приходится, ещё бы, каждая публикация, каждая книга воспринимается крайне болезненно, как акт коварной оккупации. Эти страхи в шутливой форме обыграл в одном из своих интервью Ильдар Абузяров, заикнувшийся о мафии, специализирующейся "по отжиму преференций (популярности, премий, публикаций, книжных изданий) у литературного истеблишмента". По его словам, это "молодые львы, выгнанные из прайда" и сбивающиеся в стаи. Собственно в стаи никто не сбивается, все идут своей дорогой. Нет ни идейного, ни стилистического единомыслия, нет ровного и забритого строя, но есть поле дискуссии о русской жизни, русском человеке, истории, литературе, которая едина и не признаёт сиюминутных градаций.

Поле дискуссионное, клокочущее спорами, но в то же время симфоническое, в котором нет чёткого подразделения на своих и чужих, правых и левых, которое на смену репликам о раздробленности культурного пространства проводит мысль о его цельности.