Максим Антонович - Суемудрие «Дня» Страница 2

Как сильно у славянофилов пристрастие к старине русской и византийской, так же ожесточенна их вражда к Западу, имеющая чисто фанатический характер, потому что она возбуждается религиозными интересами. Славянофилы ненавидят Запад потому, почему древняя Русь ненавидела и считала нехристями, басурманами всех неправославных, именно потому, что Запад придерживается католичества и протестантства. В своих сочинениях, желая уязвить Запад, славянофилы ничего не могут сказать, кроме того, что он неправославен, исповедует неправую веру. Запад гниет, потому что он отделился от православия; Запад обезумел, потому что он обратился к неправой вере; западная философия пала, потому что она основана на протестантстве, выродившемся из католичества; – эти мысли составляют постоянный мотив в славянофильских сочинениях. «Жаль, очень жаль, – говорил Киреевский, – что западное безумие стеснило теперь и нашу мысль, именно теперь, когда, кажется, настоящая пора для России сказать свое слово в философии, показать им, еретикам, что истина науки только в истине православия». – «Западная Европа, – говорил Хомяков, – развивалась не под влиянием христианства, но под влиянием латинства, односторонне понятого христианства». – «Односторонность латинства вызвала противодействие, и наступил период протестантства, тоже одностороннего». – «Гегель пал, и – нет более философии на Западе. Гегелизм в своем падении показал всю глубину духовной бездны, над которой уже давно, сама того не замечая, стояла философствующая Германия». – «Англия еще крепка; не верится, чтобы она могла погибнуть; а гибель неизбежна, разве примет она новое духовное начало (т. е. православие), которое притупило бы острие протестантского топора (?); но будет ли это?» – «Очевидно, – говорит тот же Хомяков, – то основание, на котором воздвигнется прочное здание русского просвещения, – это вера, вера православная, которой, слава богу, и по особенному чувству правды (?) никто еще не называл религией (ибо религия может соединять людей, но только вера связует людей не только друг с другом, но еще и с ангелами и с самим творцом людей и ангелов), – вера, со всею ее животворною и строительною силою, мысленною свободою и терпеливою любовью». – «Материализм, – говорил г. Юрий Самарин, – призван покончить со всеми попытками – на чем-нибудь утвердить идею нравственности вне православия, разумея под этим словом не одну доктрину, но церковь, как живой организм».

Все свои воззрения, так же как всю историю и жизнь, славянофилы строят на религиозном или, лучше сказать, на конфессиональном основании, на долговременной давности известного вероисповедания. О Западе, его истории, умственном и общественном его развитии они судят с религиозной точки зрения, занимаются только западными вероисповеданиями и не замечают других более обширных и существенных сторон западной жизни потому, конечно, что они или вовсе не знают, или не понимают их. В самом деле, выводить всю историю и все умственные движения на Западе, совершавшиеся в XVIII и в настоящем веке, из религиозных оснований, из католичества и протестантства – значит обнаруживать крайнее невежество в истории, или же слепой фанатизм, взваливающий все дурное по его понятию на еретические вероисповедания. Славянофилы твердо знают о Западе только то, что он еретик, католик или протестант; а о других сторонах его знают так же мало, как мало знала о них древняя Русь, и потому, совершенно в духе древней Руси, обо всем Западе заключают по его вероисповеданиям; если Запад еретичен, то может ли быть у него что-либо хорошее? может ли жить его философия, когда она не основана на правой вере? может ли существовать Англия, если она не очистится от ереси, не раскается и не оживится правою верою? Судьба всех еретиков и раскольников известна: им грозит временная и вечная погибель. Такую же участь пророчат славянофилы и всему Западу, отщепенцу от правой древней веры. – Ослепленные конфессиональным фанатизмом, славянофилы сузили свой умственный кругозор, притупили свое зрение и не замечают тех светлых элементов на Западе, в которых выражается ход и развитие истории, которые составляют прогресс человечества, тех приобретений ума и улучшений жизни, которыми в праве гордиться западный человек.

Любопытным примером того, как перед величием Запада не могла устоять даже славянофильская тупость, как свет Запада мог просветить даже славянофильскую тьму, служит И. Киреевский, один из первых, если не самый первый, основателей настоящего славянофильства, Все основные воззрения и даже фразы, которыми пробавлялись и доселе пробавляются славянофилы, в первый раз высказаны были И. Киреевским; неизвестно только, сам ли он собственным умом дошел до них, или же заимствовал у своего брата, П. Киреевского. С самой ранней юности И. Киреевский был сильно пропитан славянофильством и по собственному сознанию поставил для себя такую задачу: «я буду иметь вес в литературе и дам ей свое направление. Все те, которые совпадают со мною в образе мыслей, будут моими сообщниками. Мы возвратим права истинной религии, изящное согласим с нравственностью, возбудим любовь к правде, глупый либерализм заменим уважением законов, и чистоту жизни возвысим над чистотою слога». Такая задача занимала Киреевского в 20-х годах, и в объяснение ее нужно сказать, что в то время везде в Европе, так же как и у нас, господствовала реакция против французского вольнодумства и безбожия, т. е. вообще против умственного и политического движения, охватившего Францию и всю Европу в конце XVIII века. Французская революция поколебала прежние основания власти и создала новый взгляд на общественные права, поколебала религию, уничтожила церковные религиозные предания, ханжество, иезуитизм и т. д., одним словом, как выражались реакционеры, разрушила алтари и троны, убила уважение к религии и законам. Поэтому реакция, вошедшая в полную силу после 1815 г., т. е. после победы всей Европы над Францией, считала своею обязанностью и задачей восстановлять прежние основания власти и прежние ограниченные общественные права, реставрировать старую веру со всеми ее атрибутами, с ханжеством, бездушною внешностью и иезуитизмом, или, как она выражалась, восстановлять алтари и троны, уничтожать глупый либерализм и возбуждать уважение к религии и к закону. Очень естественно, что такое реакционное движение охватило и Киреевского, и он с юношеским жаром готовился к реакционной задаче. Чтобы изучить глупый либерализм и безбожие на самом месте их происхождения, он отправился путешествовать за границу. Как он ни был предубежден против Запада, против движений XVIII века, против либералов и безбожников, однако, увидавши Запад вблизи, он уже не мог оставаться при своих прежних убеждениях; увидавши западную жизнь, он понял сущность движения, против которого восставала реакция, увидал, какие деспотические и омрачающие идеи она отстаивала под именем алтарей и тронов, религии и законов, и вследствие этого ему стало ясно, против чего направлялись движения прошлого века, стало ясно и то, как они были благодетельны и законны и как нужно ценить европейское просвещение, породившее их. Вследствие этого он отступился от прежней своей реакционной задачи и вместо нее принял другую задачу – пересадить на русскую почву европейское просвещение и именно просвещение XVIII века. Отправившись в Европу славянофилом, И. Киреевский возвратился из нее западником, европейцем, и начал издавать журнал «Европеец» с направлением, радикально противоположным славянофильству, просто называл «сумасшествием» славянофильское возвращение «к старому русскому» и вообще все славянофильство. Он не обращал внимания на то, что Запад еретичен, и называл его учителем и образцом для России, которая стала просвещаться только со времени своего сближения с Западом, начавшегося реформой Петра. В статье под заглавием «XIX век» Киреевский довольно подробно развил свой взгляд на отношения России к Европе. По его понятиям, европейское просвещение разделяется на два периода: старое просвещение, существовавшее до половины XVIII века и разрушенное в это время, и новое, начавшееся умственными и политическими движениями во второй половине этого века. России, по его понятию, нет надобности переживать старую жизнь Запада и усвоивать его старое просвещение; она может начать свое учение и подражание Западу прямо со второй половины XVIII века, она должна усвоять себе новое европейское просвещение и новую жизнь, развившуюся с этого времени. «Новое просвещение, – говорит он, – противоположно старому и существует самобытно. Потому народ, начинающий образовываться, может заимствовать его прямо и водворить у себя без предыдущего, непосредственно применяя его к своему настоящему быту. Вот почему и в России, и в Америке просвещение начало приметно распространяться не прежде восемнадцатого и особенно в девятнадцатом веке». – За эту статью «Европеец» был запрещен, так как запретившим показалось, будто Киреевский под именем «нового просвещения» Европы разумеет и рекомендует России революцию. Но Киреевский не удержался на новой точке зрения. Через жену свою, как рассказывает г. Кошелев, Киреевский «познакомился с схимником Новоспасского монастыря, отцом Филаретом, и когда впоследствии короче узнал его, стал глубоко ценить и уважать его беседы. Конечно, это короткое знакомство и беседы схимника не остались без влияния на его образ мыслей и содействовали утверждению его в том новом направлении, которым были проникнуты его позднейшие статьи (т. е. в славянофильстве)». Подле имения Киреевского находилась Козельская Оптина пустынь. – «Сюда, – тоже рассказывает г. Кошелев, – уезжал Киреевский и проводил здесь целые недели, духовно уважая многих старцев святой обители и особенно отца Макария, беседы которого он высоко ценил. Здесь же он занимался приготовлением к изданию разных душеспасительных сочинений, переводимых в обители монашествующими братьями». Таким образом отцы Филарет и Макарий отвратили Киреевского от западничества, и снова обратили в славянофильство, и наложили свою печать на его убеждения.