Михаэль Дорфман - ЧАРЛИ ЧАПЛИН СНИМАЕТ КОНЕЦ ЕВРЕЙСКОГО ГОСУДАРСТВА Страница 2

Арну Цейтлину не повезло с русскими переводчиками. Ведь еврейскую литературу для нас переводили строго по социальному заказу. Цейтлин не жил ни в Советской России, ни в Израиле, не был ни коммунистом, ни сионистом. Его творчество поразительно многообразно — он оставил лирические стихи, поэмы, исторические драмы, комедии, мистерии, биографическую прозу, теоретические статьи. Цейтлин ставил пьесы, создавал и редактировал идишские художественные журналы. Наследие Цейтлина — удивительный пример многоязычия (он писал на иврите и на идише, перевел на иврит идишские поэмы израильского национального поэта Хаима Нахмана Бялика, знал русский, английский, польский, немецкий), а еще больше «разноязычия», полифонии в том смысле, которое придавал этому термину Михаил Бахтин.

В начале 20–х годов Цейтлин прославился героико–историческими драмами: «Яков Франк» (1926) об известном еврейском мистике, который конфликтовал с раввинским истеблишментом и в конце концов принял христианство; «Бреннер» (1927) о трагической судьбе замечательного Хаима Бреннера — еврейского поэта, мистика, много думавшего о синтезе сионизма и Русской революции, иудаизма и христианства, погибшего во время беспорядков в Палестине в 1921 году; «Эстеркэ и король Казимир Великий: еврейско–польская мистерия» — историческая драма (1929–1931) о судьбе еврейской девушки, возлюбленной польского короля. В межвоенной Польше евреи занимались составлением списков евреев–героев польских войн и разработкой роли евреев в польской истории. Эстеркэ, как и легендарный польский король–еврей Авраам Вол, были любимыми темами, да и многие потомки принявших католицизм последователей Якова Франка вошли в знатнейшие рода польской аристократии и играли важные роли в польской истории. «Эстеркэ» оказалась последней в ряду «героической» драматургии Цейтлина.

Бытует в наших палестинах уверенность, что идишская литература была отсталой, бесконечно сентиментальной, рассчитанной на удовлетворение вкусов местечковой публики. На самом деле еврейская культура на идише занимает достойное место в ряду развитых художественных культур Европы. Она стала одним из важных формантов американской культуры, да и современная израильская культура во многом обязана ей своим существованием. Даже ивритская культура в течение первых трех поколений в большой мере создавалась людьми, воспитанными в идише, а зачастую и думающими на идише или по–русски. Лишь в последнее десятилетие в Израиле утвердилось поколение, рожденное в ивритской среде и не знающее идиша. Разумеется, в еврейской литературе достаточно сентиментального мелодраматического «шмальца» — например, классическая мелодрама «Мирэле Эфрос» отца еврейского театра Аврума Гольфадена — и этнографической драматургии, вроде «Дибук» Ш. Анского, социальной драмы. Еврейский театр 20–30–х годов был среди художественного авангарда ХХ века. Еврейские театральные деятели видели себя частью мирового литературного процесса. Универсальные и интернациональные тенденции, ощущение себя частью мирового культурного процесса преобладали над изоляционизмом. Неслучайно Цейтлин (совместно с будущим Нобелевским лауреатом по литературе Ициком Зингером, которого тогда еще не звали Башевис) учредили в Польше художественный журнал, гордо названный «Глобус».

Цейтлина всегда привлекали творческие искания пролетарского еврейского театра в СССР, новые жанры социальных утопий и антиутопий, современные веяния европейской мысли — символизм, немецкий экспрессионизм, театр–кабаре, достигшие в период между мировыми войнами творческих вершин. Современный русский читатель больше знаком с искусством немецкого театра–кабаре, в основном благодаря творчеству Бертольда Брехта и Курта Вайля, да еще благодаря фильму 1972 года «Кабаре» Боба Фоссе с Лайзой Миннелли в главной роли. Неслучайно в музыке «Дона–дона» американско–еврейского джазового композитора Сола (Шалома) Секунды, написанной на слова Цейтлина, тоже ощущается влияние Курта Вайля и Ганса Эйслера. Между тем в Польше, где жил Цейтлин, существовал замечательный театр–кабаре с богатой самобытной традицией.

Начало 30–х годов стало переломным моментом в творчестве Цейтлина. «Глобус», в который было вложено столько сил и средств, пришлось закрыть. Писатель оставляет романтическую тематику. Символично, что сатирическая комедия «Вейцман Второй» напечатана в одном из последних выпусков «Глобуса» в 1934 году. Цейтлин много размышлял тогда о модернистском, синтетическом искусстве, о слиянии еврейского театра с новым медиумом — кино. Об этом он много писал в журнале «Унзер Экспресс». Интерес к кино остался у Цейтлина на всю жизнь. Позже он много лет вел колонку кинокритики в «Театральной газете» (Театр цайтунг), выходившей под его редакцией в Америке. Цейтлин вырабатывает тогда принципы «идео–пластического театра», которые сразу же перелагает на практику в сатирической антиутопии «Вейцман второй». Писатель много размышляет о синтезе искусств, о роли кино в «пропаганде еврейской культуры». Цейтлин также пишет об «игре масок в обществе». Он несомненно испытывал влияние модернистских и революционных веяний, в частности «условного театра», театра «социальной маски» Всеволода Мейерхольда. Цейтлин посвятил «Вейцмана Второго» писателю и редактору Аврааму Кагану. В посвящении Цейтлин писал: «Многоуважаемому Ав. Кагану автор посылает свою игру масок (маскен–шпиль — идиш), общественную клоунаду, так похожую на правду».

От идей синтеза искусств к Цейтлину пришел новаторский прием. Персонаж Чарли Чаплина играет самого себя и снимает кино о создании и крахе Еврейского государства. Созданный гением Чаплина маленький человек был любимым персонажем театра, цирка и эстрады до самого последнего времени — до тех пор, пока крупные корпорации шоу–бизнеса, аудио–и видеозаписи не переписали законы интеллектуальной собственности в свою пользу. Еврейская аудитория сразу приняла персонаж Чарли Чаплина за «своего». «Маленький человек» стал законным наследником череды неунывающих еврейских неудачников, виновников собственных неудач шломиэлей, пришедших из фольклора в еврейскую литературу. Культуролог Сэнфорд Пинскер считает шломиэля метафорой всей еврейской литературы, а «маленький человек» Чарли Чаплина занимает в ней почетное место. Неудивительно, что в фильме 1925 года «Еврейское счастье» сыгранный Соломоном Михоэлсом шолом–алейхемовский Менахем–Мендл поразительно напоминает Чарли Чаплина.

Пьеса «Еврейское государство, или Вейцман Второй» полна пророческих предсказаний — приход к власти Гитлера, «окончательное решение» еврейского вопроса в мире, поголовное изгнание всех евреев, как виновников мирового зла. Комедия начинается трагедией – евреев депортируют в Палестину, где они создают государство. Затем — неизбежные интриги и взаимная вражда и в конце концов бунт, крах еврейского государства и организованное возвращение евреев назад в диаспору.

В «Вейцмане Втором» выведены не только еврейские и мировые деятели, но и простой народ, нарицательные фамилии — «маски» еврейской народной комедии: торговец сельтерской водой Хаим–Янкель (имя в идише нарицательное, означает простака, а то и местечкового дурака), владелец комиссионки Йерухимзон, американский еврей из Палм–Бич Ирвинг Кнейдельман. Среди репатриантов сразу же обозначается два лагеря. Во главе мечтающих вернуться в диаспору стоит малосимпатичный Вейцман Второй — родственник сионистского лидера Хаима Вейцмана, единственный еврей, которому разрешили остаться. Он неустанно добивается для евреев «права на возвращение». Удивительное совпадение среди многих в пьесе, оказавшихся реальностью: президентом Израиля действительно был племянник Хаима Вейцмана, который преждевременно ушел с поста со скандалом.

Другой лагерь «поселенцев» — идеалисты, приехавшие поселиться навеки в земле предков, заняться земледельческим трудом, осуществить утопию и, самое главное, «забыть изгнание». Во главе поселенцев, готовых осуществить библейские пророчества, встает не кто иной, как Вечный Жид. Поселенцы носят сионистские имена, которые любили давать в 20–50 годы в Израиле «новому ивритскому человеку» — например, Шолом Бен–Хорин (буквально — Мир, сын свободных — ивр. шалом, в идише произносится шолом).

Хорошо узнаваемая жалкая действительность и фарсовые церемонии в Еврейском государстве — не совсем плод творческой фантазии Цейтлина. Цейтлин вместе со старшим братом Эльхананом репатриировались в Палестину в 1921 году. Он прожил там девять месяцев. В Яффо Цейтлин познакомился с поэтом Йосефом–Хаимом Бреннером. До самой трагической гибели Бреннера они обменивались письмами. В стихотворении памяти Бреннера, написанном в 1933 году, Цейтлин патетически пишет про Страну Израиля «Там место, там!», вспоминая последнее письмо из Яффо, где Бреннер писал про Страну Израиля «Здесь [наше] место». Цейтлин навсегда сохранил глубокую сентиментальную связь со Страной Израиля. Зато реальная еврейская политическая жизнь казалась ему мелочной, недостойной и жалкой.