Без будущего - Александр Олегович Морозов Страница 2

Будущее некогда энергичных и «долгосрочно планирующих» групп населения России развалилось на четыре части. Одни стремительно «покидают лодку», со словами: «Как-нибудь доживем остаток дней в Дубае, Израиле или на Кипре». Вторые с унылой обреченностью остаются внутри и «адаптируют» экономику уже не к «геополитическим рискам», как это было принято называть в 2014-м — 2022-м, а к надвигающейся катастрофе. Третьи увлеченно ждут в будущем какого-то глобального кризиса, который разорвет Запад на части, и спасение придет «само», а сейчас давайте громко кричать: «Смерть проклятым англосаксам». Четвертые в будущем видят только надежду на то, что Собянин придет вместо Путина и весь этот мрак кончится, и можно будет вернуться к «салазаровщине», то есть к спокойной жизни с понятными мотивациями, «а там уж как-нибудь». При этом все эти четыре ожидания совершенно беспочвенны. Ведь все они — пассажиры одного поезда, который несется по рельсам в сторону моста, которого нет.

Будущее исчезло. Вместо него теперь тьма. В эту тьму надо двигаться, руководствуясь только «судьбой». Путин эту риторику начал вскоре после Крыма: «на миру и смерть красна», «Россия — это не проект, а судьба», «зачем нам мир, если в нем не будет России» и т.д. За всеми этими присказками многие сразу почувствовали перевод будущего в другой регистр. Это уже не буржуазное будущее модернизации и благополучия домохозяйств. Это не будущее «рисков и выгод» в логике активного предпринимательства. Это логика растраты. Траты всех ресурсов — денег, людей, инфраструктур. Z-идеология и Z-православие быстро начинают предлагать политический язык, который обосновывает эту трату через «жертвенность», через мистику смерти и воскрешения, через необходимость принять любые беды и формы насилия как судьбу. Давайте придвинем головы поближе к кувалде! — таков девиз дня. Население прекрасно чувствует, что следствием войны будет не вхождение в социальную жизнь доблестных офицеров с какой-то там благородной этикой военной аристократии, а толп демобилизованных контрактников, «убивавших украинцев за деньги». Чувствует. И пытается адаптировать себя к этой тьме будущего — кто как может.

3

Весь 30-летний российский постсоветский транзит закончился катастрофой. Последствия которой пока еще не вмещает сознание. Даже самое оптимистичное мышление, которому свойственно хвататься за любой из двенадцати подробно описанных сценариев того, как путинизм вскоре рухнет, останавливается в оторопи от долгосрочности последствий. «Конфликт с Европой, репарации, восстановление сырьевого сектора, возврат на глобальные рынки? О, это все быстро утрясется, как только...» Простите, как оно «утрясется»? Оно не утрясется, а потребует очень тяжелой, сложной работы в течение примерно 20 лет. И это будет возможно только в случае исторически зафиксированного поражения и прихода к власти поствоенной администрации, нацеленной на нормализацию. Но это хороший — и не самый вероятный сценарий. Ведь провал такого масштабного 30-летнего перехода, трата мирного шанса на демократизацию и благополучие домохозяйств ведут к тому, чтобы «второй шанс» возник уже как следствие жестокого конфликта интересов. Представительство ведь рождается не из того, что о его пользе прочитали в книгах, а из гоббсовской борьбы на истощение между группировками, из гражданской войны и усталости от нее. Путин похоронил все: и «европейский проект» России, и «русский мир» в концепции Солженицына, и Конституцию, и Москву, как «сияющий на холме Вавилон Евразии», и «средний класс» как опору state-building, и концепции национальной безопасности, и все опции «общественного консенсуса», и статус России как «региональной державы», и концепцию «российская политика следует за российскими экономическими интересами», и таинственный образ «второй армии мира» — и вообще все, что в разные годы этого 30-летия привлекало разные социальные группы и создавало им «образ будущего». Война 2022 года снесла все под корень.

Все оголилось. Перед нами пустошь. Равнина. Тьма. То там, то сям вверх взлетают осветительные ракеты, выхватывая из темноты какие-то фрагменты трудно узнаваемого социального ландшафта. Когда через пять-десять лет над этой равниной поднимется солнце, вопрос, касающийся будущего будет стоять так: насколько далеко в направлении буквы Z зашло население? Оно бодро зеинфицировалось? Или оно будет обнаружено на этой равнине в состоянии глубокого сиротства. Хорошо, если второе. Тогда хотя бы будет близкий шанс выйти из поезда, уехавшего по мистическим рельсам «судьбы и почвы» в миры сакральных жертв и возвышенного бреда. Выйти из поезда и просто разбрестись по реальности. А потом как-то заново сконструировать для своего коллективного существования баланс свободы и безопасности, государственного и приватного, веры и разума. И все прочие балансы, которые создают рамку благополучной жизни домохозяйств и их длинного горизонта планирования.