Что было бы, если бы смерть была - Николай Иванович Бизин Страница 2

Итак(!) – голос: прежде я упомянул, что голос был мне дан; теперь уточняю: на самом деле он был мне «вне-временно» (вы)дан:

– Чего же ты хочешь? – спросил меня (моё «тогдашнее я») этот голос.

Я (конечно же) – и тогда, и сейчас был и остаюсь невежественен, но – тогда я ответил голосу совсем уж запредельной глупостью:

– Я хочу быть молод, всё ещё с молодыми желаниями, но – уже с будущими своими возможностями: талантами, прозрениями, осознанием предначертания.

– Сделано! Будешь.

Вот так(!) – пути назад не стало.

Впрочем, его вообще (никогда) – не было.

Выбор (как и свобода) – это ещё одно человеческое имя для смерти. Которая, как известно, бесчеловечна, и потому её – нет вовсе: во тварном мире все мыслеформы (как и их энтропия) реализованы через пять или шесть человеческих чувств; не оттого ли так тревожит человека вопрос: существуют ли красота или уродство, если на них некому смотреть?

Я знал: любое моё «я» свободно (смертельно) заключено в том, насколько мне страшно исполнить себя самого.

– Сделано! Воплотишь.

Так я и стал Николаем Перельманом, бесполезным гением: примечательное сочетание фамилии (ставшей почти нарицательным определением бескорыстной гениальности) и имени святого угодника (кроме всего прочего означающем победу); то есть – я остался тем же, кем и был: все мы живем в своём будущем, о котором с трудом вспоминаем в своём прошлом и с которым не совпадаем.

Но (на этот раз) – разница между моими бесполезностями (в одной ли, в другой моей ипостаси) заключилась в том, что мою власть над невидимым стало возможно исполнить видимо.

Или, по крайней мере, виртуально, электрически, в компьютерном мире.

– Итак, ты получил свои будущие возможности, но – сам ты остался прошлым, с прошлыми знаниями и будущими умениями, которых тебе никто не открыл.

Объявив всё это, на некоторое время голос замолчал: пока что сказал достаточно.

После чего «один» мой Перельман (бесполезный миру гений) перенесся из России униженной в «следующего» Перельмана – находящегося в России всё той же, но – уже несколько в себя пришедшей.

«Тогдашний» Перельман не имел даже примитивного компьютера, а нынешний находил себя перед большим плоским монитором.

«Тогдашний» Перельман ничего не знал о социальных сетях, а здесь у него оказалось «в друзьях» многие тысячи виртуальных людей.

И этот «тогдашний» (но оказавшийся здесь – во всех отношениях, а не только с Украиной – ad marginem) Перельман решил, что ему нечего терять. Просто потому, что у него много всего, и он может терять по частям.

Точно так и люди в позднем СССР поначалу считали, что страну – можно отдавать по частям, что сие самоедство – не разрушит целой души.

Так были обговорены предварительные условия моего будущего, без которых меня нынешнего попросту бы не было.

И вот теперь за окном была виртуальная (белая-белая) ночь моего невежества (я доподлинно знаю, что я ничего не знаю), и это самое окно располагалось в холостяцкой квартире на проспекте Энергетиков в городе Санкт-Ленинграде.

Теперь я буду называть себя «он» – так мне и вам будет удобно: представьте, что этот «он» – перед окном в другой мир.

Причём (единомоментно) – заоконный мир представляется ему (внутреннему ему) петрониевским Сатириконом, где (внешние ему) падшие сущности мечутся в поисках денег и плотских совокуплений.

Ведь этот мой Перельман никуда из моей приграничной России-Украины не делся. Незачем ехать на край света, чтобы убедиться, что и там небо синее. (Гёте, афоризмы)

– Низведи фортуну на одну ступень с тобой. Тогда (едва поймешь, что можешь больше возможного) она окажется бессильна перед тобой, – вмешался (хотя и не «своими словами») всё тот же голос.

На самом деле голос – промолчал, но – опять-таки (вы)дал мне невидимую подсказку: такие подсказки присутствуют во всём пространстве человеческой культуры. И что же следует из вышесказанного, из немного перевранной цитаты из писем к Луцилию Луция Аннея Сенеки?

Что виртуальный мир (при всей своей иллюзорности) – даёт некие возможности коммуницирования (почти что музицирования – посредством человеческой гаммы: от альфы до омеги); что виртуальные мир есть некая вербализация того языка, которому любой алфавит просто-напросто тесен.

Разумеется, виртуальность не безгранична.

Разумеется, она существует не как цель, а как инструмент; и всё же – что означает её обретение?

А ни много ни мало, что бес-полезный (ещё мгновение назад) Перельман – мог теперь (и всегда) общаться с кем угодно и стал почти что свободен в том самом пространстве человеческой культуры.

Что бес-полезный ещё пол-мгновения назад) Перельман – мог бы даже осуществлять материализацию чувственных образов: именно как «формулу» человеческой любви.

Далее: он («мой» герой) – мог бы даже представить себя кем угодно.

Словно бы Николай Перельман (изначальный победитель) – на-стал теперь бесформенной сущностью, могущей быть так или иначе оформленной. Ведь реальный и всему миру известный (а не мной перевранный) человек Перельман был аутентист (что на языке умного Сенеки означает подлинный, достоверный, соответствующий самому себе): этот Перельман был и остался сосредоточен лишь на собственных прозрениях.

Теперь: любой материальный (и нематериальный) предмет – ему виделись не во плоти (или в душе), а лишь архимедовой точкой приложения сил для-ради какого-либо своего решения уже следующей (даже ещё не поставленной) задачи.

Теперь: каким отныне «всему» быть (во плоти) – отныне такие вопросы решает форма сущности, которую мне (и ему) стало возможным менять; теперь (во плоти) – он на-стал (не конкретный он – а весь «он») человеком ответов.

Теперь ему следовало лишь задать своему возможному собеседнику правильный вопрос (или самому им задаться): таковым теперь было условие существования мира.

Разумеется, там (в будущем) – его тело не перекинулось в молодость и явно состарилось. Зато молодой и жадный (но – оказавшийся в более пожилом и мудром) Перельман оторвался от монитора и решил выглянуть в окно.

И что же он там увидел?

Только то, что мог увидеть: он увидел