Валерий Коровин - Конец проекта «Украина» Страница 20

Достаточно вспомнить встречу в 2007 году президента Дмитрия Медведева с сотрудниками российского МИДа в 2010 году, где он изложил основные приоритеты своей внешней политики[19]

На этой встрече он заявил, что приоритетом номер один для России во внешней политике является западное направление. Данный тезис был встречен суровым молчанием сотрудников МИДа. Второй приоритет, по Медведеву, — это страны, дружественные России по всему миру, а в третью очередь — это страны СНГ и постсоветского пространства.

Дальше под абсолютно гробовое молчание он покинул трибуну, и больше о нём там никто не вспоминал. То есть наш МИД, конечно, фундаментальный, державный и отстаивает суверенитет России, её целостность как может, отбивая либеральные нападки тех или иных политиков и имея при этом ограниченные политические возможности, находясь в полной зависимости от Администрации президента. Но вместе с тем МИД России всё ещё по остаточному принципу базируется на марксистской внешнеполитической парадигме, которая в нынешних условиях уже несколько неадекватна тому, что происходит в мире. Потому как американцы реализуют сегодня две классические позитивистские модели, две школы в теории международных отношений – реалистскую и либеральную

Третья школа — марксистская — существовала только тогда, когда советский блок контролировал половину мира. Но и тогда она не была марксистской в чистом виде, а скорее марксистско-сталинистской, что несколько отличается от чистого марксизма.

Российская внешняя политика — выбор парадигмы

Американские консерваторы как раз реалисты. И вот в чём заключаются основные принципы реалистской школы: главное — интересы США, а идеология не имеет значения. Реалисты так подходят к ситуации. Вот есть, например, арабские нефтяные королевства, которые являются союзниками США в регионе: что американцы говорят, то они и делают. Поэтому с точки зрения реализма совершенно неважно, какой внутри этих королевств идеологический режим. Там, у себя, они могут вешать, пытать, рубить руки, выкалывать глаза, эксплуатировать женщин, всячески нарушать права человека, что угодно — реалиста это не интересует. Главное, что они работают на американские интересы в регионе. В этом суть реалистского подхода. Реалист никогда не ввяжется в войну, если он не видит реального эффекта от этой войны, конкретной прибыли, прироста. И наоборот — ввяжется в войну, если видит реальную добычу, трофеи, например нефтяные месторождения. Он подсчитывает расходы и доходы, сводит дебет с кредитом, считает затраты на войну, прибыль от продажи нефти и, если прибыль больше — затраты меньше, начинает войну. Если прибыль меньше — затраты больше, то не начинает. Это реалистская школа.

Вторая школа, которая конкурирует с реализмом в американской внешней политике, — это либеральная школа. Эти две школы постоянно балансируют — подходы реалистские и либеральные. Либералов, напротив, в первую очередь интересует, соответствует ли режим или ситуация в целом либеральным принципам. Их главный тезис заключается в том, что демократии друг с другом не воюют

Соответственно, если в каком-то государстве демократический режим, то это нормальное государство и оно по праву входит в стратегический блок глобального Запада, становится союзником вне зависимости от того, где оно находится, приносит ли оно реальную пользу Америке или нет, маленькое это государство или большое, экономически развитое или нет. Главное, чтобы оно было либеральным. На этом принципе базируется либеральная школа. Она совершает один либеральный переворот за другим, тем самым включая одно за другим государство в свой стратегический блок, создавая, как утверждают либералы, безопасный однополярный мир. Когда все государства станут «демократическими», то есть либеральными, то есть демократическими в американском понимании, тогда мир наступит во всем мире и не надо будет воевать. Тогда закончится история, потому что не будет нелиберальных, недемократических стран, все будут либеральными. Тогда будет доминировать глобальный Запад, некий глобальный однополярный мир, и Америка будет им управлять. А человечество будет представлять собой одно сплошное либеральное, демократическое, гражданское общество американского образца.

Эти школы соперничают друг с другом, и когда сменяются президенты — демократ и республиканец — один реализует преимущественно одну школу, другой — другую. Буш-младший был реалистом, зато Обама — либерал, как и Клинтон, который тоже был сторонником либеральной школы, потому при нём везде должны были быть либеральные демократические режимы, в том числе в России. Вот так попеременно они то начинают войну, то останавливают, то продолжают, реализуя свои интересы, то осуществляют либеральные «цветные» революции.

Марксистская школа исходит из того, что общество делится на два класса — класс труда и класс капитала. Поэтому марксизм смотрит сквозь границы национальных государств, он на них не обращает внимания, а направляет свои внешнеполитические приоритеты только туда, где есть марксисты. В советский период это было всякое пространство, близкое советскому блоку, которое, соответственно, интегрируется, поддерживается, развивается. Но советская доктрина учитывала границы, а значит, не была марксистской в чистом виде, отсюда промежуточный марксистско-сталинистский тип. Где доминируют капитал, буржуазный режим, там готовится смена режима — марксистская революция. После того как там победит труд, это пространство также входит в марксистское поле. Таким образом, пролетарии всех стран, в конце концов, соединятся, подавив постепенно везде буржуазные и капиталистические режимы. Такая была марксистская школа — критическая, конфликтная, конфронтационная, но сегодня она не отвечает больше ничему.

Возникает вопрос — а какая школа исповедуется в России? Мы реалисты или мы либералы? Глядя на Путина, на его стремление к суверенитету, понимаешь, что мы точно не либералы.

Но декларации остались прежними — Россия не отвергла тезис о том, что является частью глобального мира, не отменила примат международного права над национальным, не сменила либеральную конституцию. Всё это у нас осталось с тех времён, когда либеральная внешняя политика реализовывалась при Ельцине Козыревым. Сейчас отчасти Путиным реализуется реалистская политика. При Медведеве опять немножко либеральная, потом вновь немножко реалистская, проводимая с помощью главного инструмента — сталинистского МИДа, унаследовавшего остатки марксистской парадигмы.

Американские демократы против неамериканских демократий

Демократия — явление довольно сложное. По крайней мере куда более сложное, чем её представляют американцы. Если взять, например, демократию евразийскую, то получается народовластие, основанное на теории самоуправления. На основе этих принципов может быть возведена новая евразийская идеологии, из которой вполне может проистекать своя собственная, постпозитивистская, с учётом изменившихся реалий, внешнеполитическая школа. Пока же Россия — это Путин, потому что всё делается только им, в одиночку. Он сам анализирует, сам принимает решения и сам их реализует. Это удобно в экстренной ситуации, требующей ручного управления. Но такая система неустойчива, ибо для существования государства в истории нужна система. Система — это элиты, действующие в рамках парадигмы, вытекающей из идеологии как производной от идеи

Без широкого идеологического воздействия устойчивые, самовоспроизводящиеся элиты сложиться не могут.

На первый взгляд, поднимая вопрос о демократии, мы входим в некий диссонанс: с одной стороны, поминая США, мы говорим о демократии как о чём-то негативном, что навязывается американцами с помощью бомбардировок, оккупации и лишения суверенитета. С другой стороны, демократия — это народовластие, то есть оптимальная модель социального устройства для евразийского пространства народов. В ответ на это французский философ Ален де Бенуа выдвинул и отстоял такой тезис, что демократия является следствием исторического опыта того или иного общества

По де Бенуа, существует как минимум три типа демократии для разных типов общества. Это демократия свободы, демократия равенства и демократия братства

Демократия свободы — это как раз та самая либеральная демократия, с которой везде лезут американцы. Демократия равенства — это общество, основанное на принципе социального равенства — от каждого по способности, каждому по потребностям — и выстроенное по модели Советов. Таким обществом была Германская Демократическая Республика или является до сих пор Корейская Народно-Демократическая Республика. Этой же демократической моделью, демократией равенства был весь советский блок. В Советском Союзе через систему советов как раз и было реализовано народовластие. Но есть ещё демократия братства — это демократия крови, демократия этническая, на основе которой базируется социальное устройство традиционных этносов. Типичный пример — северокавказские народы, чеченцы, в целом вайнахи, у которых в основе лежит тейпово-тухумная модель. Согласно этому принципу лучший из лучших выдвигается из своего рода на совет тейпа, объединяющего род, имеющие общего предка. Совет тейпа выдвигает лучшего представителя на совет тухумов, где выбирается лучший представитель — лидер народа, который не правит, как в государстве, а судит, являясь самым просвещенным и образованным в плане религии, социального устройства и традиционного уклада. В системе «демократии братства» — первый не правит, но судит — это принципиальное отличие демократии крови.