Федор Раззаков - Марина Влади и Высоцкий. Француженка и бард Страница 20

Мы слушаем традиционную речь. Брежнев держится свободно, шутит, роется в портсигаре, но ничего оттуда не достает, сообщает нам, что ему нельзя больше курить, и долго рассказывает об истории дружбы между нашими народами. Ролан Леруа (член Политбюро ЦК ФКП, руководитель общества «Франция-СССР» и в будущем — с 1974 года — главный редактор газеты ФКП «Юманите». — Ф. Р.) мне шепчет: «Смотри, как он поворачивается к тебе, как только речь заходит о причинах этой дружбы…». Действительно, я замечаю понимающие взгляды Брежнева. Я знаю, что ему известно все о нашей с тобой (имеется в виду Высоцкий. — Ф. Р.) женитьбе. Когда немного позже мы пьем шампанское, он подходит ко мне и объясняет, что водка — это другое дело, что ее нужно пить сначала пятьдесят граммов, потом сто и потом, если выдерживаешь, — сто пятьдесят, тогда хорошо себя чувствуешь. Я отвечаю, что мне это кажется много. «Тогда нужно пить чай», — заключает он, и я получаю в память об этой встрече электрический самовар, к которому все-таки приложены две бутылки «Старки» (была такая популярная в СССР водка. — Ф. Р.).

Прежде чем уйти, мы фотографируемся: группа французов вокруг советского главы. Этот снимок сделал гораздо больше, чем все наши хлопоты, знакомства и мои компромиссы, вместе взятые. Чтобы понять настоящую цену этой фотографии, мне было достаточно увидеть по возвращении в Москву неуемную гордость, внезапно охватившую твоих родителей, которые демонстрировали вырезку из газеты кому только возможно.

Вечером я в отчаянии возвращаюсь домой. Мама — моя подруга, мой единственный стержень в этой жизни — при смерти (она умрет через четыре месяца. — Ф. Р.). Я понимаю, как неуместна вся эта комедия, сыгранная во имя некоторого туманного будущего, по сравнению с неизбежностью предстоящей утраты…».

Отметим, что это был не только первый визит Брежнева во Францию в ранге Генерального секретаря за семь лет — до этого он приезжал туда в начале 60-х в качестве председателя Президиума Верховного Совета СССР, а вообще первый его выезд в капиталистические страны в новой должности — до этого он ездил только в соцстраны. И это не было случайностью. Как мы помним, после того, как к власти в США пришла администрация Ричарда Никсона, она взяла курс на «“разрядку» (фактически на «удушение социализма в объятиях»), поскольку поняла, что после чехословацких событий либеральная часть советской элиты может значительно растерять свое влияние под натиском державников. А разрядка могла помочь либералам не только вернуть утраченные позиции, но и самим начать широкое наступление по всему фронту.

Судя по всему, в советском руководстве были люди, которые видели опасность подобного исхода, однако верх в итоге взяли не они, а те, кто подходил к этой проблеме не с идеологических позиций, а с экономических: расширение контактов с Западом гарантировало существенные вливания западных субсидий в советскую экономику. Тем более в тот момент, когда США оказались, мягко говоря, в луже. Дело в том, что война во Вьетнаме уже съела у американцев порядка 150 миллиардов долларов, поставив страну на грань дефолта. Чтобы избежать его, в августе 71-го американские власти вынуждены были пойти на беспрецедентный шаг: отказаться от золотого наполнения своего доллара, что подвигло многих экономистов сделать вывод о том, что социализм оказался гораздо эффективнее капитализма.

Все эти события только прибавили оптимизма советскому руководству и вынудили его на расширение контактов, как экономических, так и культурных, с Западной Европой. Главными партнерами СССР там выступали такие страны, как Франция, ФРГ, Италия, Великобритания. Так, в Париже был открыт советский «Евробанк», баланс которого в 1970 году составил 3 миллиарда французских франков, капитал — 130 миллионов франков, прибыль — 14,4 миллионов франков. Во Франкфурте-на-Майне был открыт советский «Торговый банк Восток-Запад» с основным капиталом 20 миллионов дойчмарок и неограниченной банковской лицензией. Другой советский банк — «Московский народный» в Лондоне — только в 1969 году получил чистый доход в размере 825 тысяч фунтов стерлингов. Все это ясно указывало на то, что СССР все сильнее интегрируется в мировую капиталистическую экономику и в дальнейшем собирается не сворачивать этот процесс, а наоборот, углублять и расширять, не понимая или, наоборот, хорошо понимая, чем это в итоге может закончиться. Ведь уже упомянутую книгу З. Бжезинского 65-го года выпуска «Альтернатива разделу..» в Кремле наверняка читали. А там отмечалось:

«Расширяя торговлю с Востоком, Запад должен стараться разрушить узкие идеологические взгляды правящих коммунистических элит и предотвратить ограничение ими близкого контакта (с Западом. — Ф. Р.) исключительно областью экономики и, таким образом, решение экономических затруднений при укреплении их власти…».

Так что визит Брежнева во Францию был не случаен. Как напишет спустя год сам Высоцкий, видимо, целиком и полностью одобряющий этот курс,

…Нынче по небу солнце нормально идет,

Потому что мы рвемся на запад…

На Запад рвалась советская корпоратократия, которая меньше всего была заидеологизирована и видела в этом расширении контактов исключительно практическую цель — накопление капиталов и постепенное слияние с западной корпоратократией. И роль КГБ в этом процессе была одной из главенствующих, поскольку это было наиболее мощное и информированное советское учреждение из всех существующих. КГБ, благодаря контролю над всеми советскими валютными счетами на Западе, направлял все эти финансовые потоки и создавал мощную базу для функционирования денежных средств, которые чуть позже получат название «золото партии».

Но вернемся к событиям осени 1971 года.

В те дни напомнила о себе Галина Бирюкова — мимолетная любовница Высоцкого из Дома моделей. Как мы помним, они расстались год назад, перед свадьбой Высоцкого, и с тех пор больше не виделись — этого не хотел Высоцкий. По словам Г. Бирюковой,

«Иногда я мельком видела Володю — жили-то рядом. Как-то раз наблюдала, как он вместе с Мариной выходит из машины. А однажды, когда мне было очень грустно, я решилась набрать номер Высоцкого. И услышала от него: «Галя, не звони сюда больше никогда. Марина меня к тебе ужасно ревнует!». Потом я случайно столкнулась с Володей, когда он парковал свою новенькую иномарку. Я хотела сделать вид, что не замечаю его, но Высоцкий сам ко мне подошел. Поздоровался, спросил, как дела. «Да вот, с мужем развожусь», — сказала я. Володя удивился: «А что такое?» — «Призналась ему, что ты был моим любовником». И тут он меня ошарашил: «Галь, а разве я был твоим любовником? Ты хоть знаешь, что такое любовник?». Я промолчала, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Что же это получается? Я за любовь расплатилась своей если не счастливой, то, во всяком случае, налаженной жизнью. А для Володи это ничего не значило? И я — только одна из множества женщин, которые роем вьются вокруг него и в любой момент готовы отправиться с ним в постель? Ну а как же его хождение под моими окнами, охапки цветов, стихи, влюбленные взгляды, прикосновения… Не почудилось же мне все это!

Видимо, после нашей встречи Володя тоже стал задавать себе подобные вопросы. Во всяком случае, он попытался что-то исправить. И вскоре пришел к моему мужу, когда меня не было дома. Мол, не нужно Галю слушать, наивная девочка, что-то себе навыдумывала, а ничего толком и не было… Он пытался спасти мою семью. Но Андрея это только разозлило. Он решил, что ему морочат голову. И кто? Высоцкий! Муж и словом не обмолвился об их разговоре. Это сам Володя через несколько лет мне признался…».

Но вернемся к событиям осени 1971 года.

В ноябре Высоцкому суждено было выступить в роли свидетеля на свадьбе своего друга и коллеги по Театру на Таганке Ивана Дыховичного, пришедшего на Таганку за год до этого, который совершил шаг, очень даже понятный Высоцкому: как и он, его друг женился не на ком-нибудь, а на «принцессе» — на дочери самого Дмитрия Полянского, который в то время был членом Политбюро, первым заместителем Председателя Совета министров СССР.

Вскоре после этой свадьбы, в понедельник, 29 ноября 1971 года, в Театре на Таганке состоялась долгожданная премьера — «Гамлет» с Владимиром Высоцким в главной роли. Сказать, что в зале был аншлаг, значит, ничего не сказать — зал едва не трещал по швам от зрителей, которым посчастливилось попасть на эту премьеру. Еще бы: современный бунтарь Высоцкий играет средневекового бунтаря Гамлета! Есть на что посмотреть! На первом представлении в зале сплошь одна либеральная элита, начиная от поэта Андрея Вознесенского и актера Иннокентия Смоктуновского, киношного Гамлета, и заканчивая диссидентом Андреем Сахаровым и содержательницей еврейского салона Лилей Брик. Те же несколько сот страждущих, в основном из рядовых советских граждан, которые так и не сумели попасть на спектакль, практически все время показа продолжали стоять возле театра, надеясь неизвестно на что. Видимо, им просто хотелось дышать одним воздухом с актерами и теми, кому все-таки повезло очутиться в зале.